Презент от нашего ствола

Девушка вышла из палаты и, когда стук ее каблуков затих в конце коридора, полковник Волков позволил себе открыть глаза. Приподнявшись на кровати, он отключил капельницу и выдернул из своей вены на левой руке иголку с катетером. Затем осторожно начал снимать датчики, закрепленные на его груди, поглядывая на моргавшие разноцветными лампочками мониторы, опасаясь, что один из приборов внезапно подаст звуковой сигнал. Обошлось!

Он спустил ноги на пол и встал. От резкого движения голова закружилась. Полковник закрыл глаза и переждал несколько секунд, приходя в себя, и, когда почувствовал в себе силы, сделал несколько шагов к двери.

Внезапно он услышал смех. Какой-то мужчина смеялся в коридоре, замолкая, а потом вновь от души смеясь. Полковник осторожно приоткрыл дверь. Метрах в пяти от двери его палаты на скамейке сидел английский солдат и разговаривал по мобильному телефону. Впрочем, солдат большей частью слушал, что ему говорили, реагируя на услышанное заливистым смехом.

Увидев Волка, солдат встрепенулся и, опустив руку с телефоном, спросил у перебинтованного человека, выглянувшего из реанимационной палаты:

– Эй, приятель? Тебе помочь? Позвать сестру?

– Не надо никого звать, – отказался Волк. – Ты разговариваешь с домом?

– Нет, с подружкой, – широко улыбнулся смешливый солдат. – Она в Бирмингеме сейчас.

– Ты не мог бы позволить и мне сделать один короткий звонок? Телефон мне привезут только завтра, – сказал полковник и добавил, заметив, что англичанин колеблется: – Я расплачусь с тобой.

– О чем разговор? – спросил солдат. Наверное, ему стало немного стыдно своей нерешительности. – Конечно, возьми. Но только не долго, боюсь, моя подружка не выдержит долгого молчания.

Он хихикнул и, встав со скамейки, подошел к Волку и протянул ему свой телефон.

Волк взял мобильник и, опершись спиной о стену, потому что был очень слаб, стал набирать номер. Он делал это медленно, любое, даже малейшее, резкое движение отзывалось в раненой и изрезанной хирургом груди, острой, практически невыносимой для обыкновенного человека болью.

– Panu nie mojna wstawat [16] , – произнес кто-то у него над ухом по-польски.

Прежде чем поднять глаза, Волк нажал кнопку сброса номера. Слава богу, он не набрал последние четыре цифры.

16

Вам нельзя вставать.

Рядом с полковником стояли двое еще молодых людей, впрочем, весьма неопределенного возраста, им могло быть и двадцать пять лет, а могло быть и лет на десять больше. Тот, что пониже, был одет так, как обычно одеваются операторы и фотографы в этих местах – джинсы, ковбойка и жилет со множеством карманов, вот только на шее не висела камера. Второй выглядел клерком, на нем был строгий костюм песочного цвета. Клерк обратился к нему еще раз:

– Pan wolno mуwi po polsku? [17] – Taк, да, – ответил Волк.

17

Вы свободно говорите по-польски?

– И все-таки я думаю, вам проще будет говорить на родном языке, великом и могучем, – на хорошем русском, – заметил тот, который походил на журналиста.

– Nie rozumiem [18] , – твердо ответил Волк.

– Бросьте, десантник. Это не смешно.

Волк стал сползать по стене вниз и, вероятно, упал бы, если бы не прекрасная реакция незнакомцев, которые подхватили его с обеих сторон. Он не потерял сознание, он только хотел сымитировать его потерю. Это ему не удалось.

18

Не понимаю.

Волка внесли в палату, из которой он только что вышел, и положили на койку. Ассистент хирурга Джефферсона, появившийся как из-под земли, сделал какую-то инъекцию, и Волк понял, что притворяться нет смысла.

– Итак, товарищ десантник, с какой целью вы прибыли в эти палестины? Поход по местам боевой славы, кажется, это у вас так называется?

– Nie rozumiem. Jestem majorem armii polskiej. Grupa Reagowania Operacyjno-Manewrowego [19] .

– Не надо, десантник. Вы же не идиот! При современных средствах связи на то, чтобы выяснить, что вы не майор польской группы ГРОМ, требуются даже не минуты, а секунды. И это мы уже давно выяснили.

19

Не понимаю. Я майор польской армии. Группа Реагирования Операционно-Маневренного.

– Nie rozumiem [20] , – упорно стоял на своем Волк.

Двери палаты внезапно открылись, и на пороге возник солдат, сидевший на скамейке в коридоре.

– Какого черта?! – заорал на него клерк в песочном костюме.

– Мой телефон! – ничуть не испугавшись, крикнул ему в ответ солдат.

Клерк показал удостоверение, поднеся его близко к носу солдата, и произнес торжественно, очевидно, и в расчете на Волка:

– Защита национальной безопасности Соединенного Королевства. МИ-5.

20

Не понимаю.

– Прошу извинения, – отнюдь не смутившись, сказал солдат. – Все понимаю, но мой телефон. Этот человек забрал его. Верните!

– Это невозможно! Он нужен нам.

– Мой телефон? Ничего себе! Это моя собственность!

– Вам компенсируют ваши потери.

– И то, что я сейчас не могу говорить со своей девушкой? Тоже компенсируете?

– Да, черт возьми! Да! А сейчас немедленно покиньте палату.

– Раз так, ладно. Тогда покину.

И солдат сделал шаг назад и закрыл дверь.

– Итак, товарищ десантник, – сказал по-русски британский контрразведчик, выглядевший как журналист. – Вы знаете, кто мы такие. Теперь расскажите, кто вы такой. Предупреждаю, против вас уже выдвинуто обвинение в похищении английского офицера. Это серьезное обвинение, и, чтобы спасти жизнь подданного Ее Величества, мы готовы на все.

– На что именно вы готовы? – перейдя на английский, спросил Волк и криво усмехнулся.

– Думаю, что вы прекрасно понимаете, о чем идет речь, ведь вы профессионал.

– И все-таки?

– Речь идет о применении специальных средств для развязывания языков, – разъяснил контрразведчик в песочном костюме.

– Вы! Англичане! Цивилизованные люди! Вы будете пытать раненого? – сделал вид, что искренне удивился Волк.

– Будем! – заверил тот, который был похож на журналиста. – Будем, если вы не оставите нам другого выхода.

– Что вас интересует? – спросил Волк.

– Ну, это другой разговор, – воодушевился клерк. – А я-то уже решил, что вы тупой фанатик. Такой, знаете ли, из старых голливудских фильмов о красной угрозе. А с вами, оказывается, можно иметь дело.