Президенты без государств
Шрифт:
«Почему он здесь? — промелькнуло в голове Ахмата. — Заместителем президента его рекомендовал Каюм-хан, а сам он заодно с Кайгиным и Канатбаевым. Не зря Ольцша предложил установить за ним наблюдение».
Взгляды Орозова и Алмамбетова встретились, и Ахмат прочитал в глазах заместителя президента заметное беспокойство. Когда Орозов кивком его приветствовал, тот в замешательстве даже не ответил, отвел взгляд и с укоризной и тревогой взглянул на Кайгина. Тот знаком руки дал понять, что Орозова не следует опасаться.
Ахмат между тем для себя отметил: «Один-ноль в мою пользу. Берегись, предатель Сатар».
Мария Яковлевна представила Ахмата только
— Любопытно, господин Алмамбетов, что сейчас происходит во Франции? — возобновила разговор Мусабаева. — Какие новости вы привезли оттуда?
— Во Франции с каждым днем растет число террористических актов против немцев и тех, кто с ними сотрудничает. Главнокомандующий западной группой немецких войск издал приказ о проведении карательных акций вплоть до расстрела. Но число терактов растет.
— Мария Яковлевна, голубушка, видите, в какое пекло вы едете. Может быть, повремените, — сказала Мусабаева. — Правда, сейчас везде не сладко. На посла в Турции фон Папена тоже было организовано покушение. В нем замешаны русские Павлов и Корнилов.
Орозов знал, что это была «утка», пущенная немецкой разведкой с целью вызвать вражду к СССР у турецкого населения. Вдохновляемые из Берлина, профашистские круги в Турции подталкивали правительство к войне против СССР. Фон Папен делал немало усилий для того, чтобы пантюркистские организации превратить в фашистские и с их помощью оказывать давление на турецкое правительство. Если же оно окажется непослушным, совершить государственный переворот.
Звонок в прихожей прервал разговор гостей. Открывать пошел Кайгин. Возвратился он с Канатбаевым и Когоды Ахмедом-оглы.
— Ну, кажется, все в сборе, друзья мои! — приветливо сказала Мария Яковлевна. — Как ваши успехи, Карие? Что ответили в верхах на ваше с Адаевым предложение?
— В течение часа мы доказывали фон Менде важность нашей идеи, но он, как и прежде, не стремится к созданию «Большого Туркестана», в который должны войти Казахстан, Татария и Башкирия. Но я теперь знаю, что нам делать. Каюм расплакался перед Остминистерством, просит вернуть от генерала Власова всех солдат-туркестанцев, зачисленных в Русскую Освободительную армию. Сейчас немцы на это не согласятся. Мы же, напротив, заявим, что уйдем от Каюма к Власову, чтоб создать блок антисоветских сил, пойдем на объединение с КОНРом [9] при условии, что немцы признают наш новый антисоветский центр — Туркестанский Национальный Совет. Мы переманим к Власову своих солдат-единомышленников…
9
КОНР — комитет освобождения народов России.
Канатбаев оборвал себя на полуслове, заметив, как внимательно слушает его лейтенант Орозов.
Возникла неловкая пауза, и Мария Яковлевна поспешила переменить тему:
— Довольно, господа, о политике. Попробуйте вот этот салат.
Больше к серьезным вопросам не возвращались.
Когда гости стали расходиться, пьяный Кайгин протянул руку на прощанье Орозову:
— Ты извини. Я не могу пойти вместе с тобой. Я должен помочь Марии Яковлевне уложить вещи. Думаю, ты на меня не обидишься. Завтра, если сможешь, приезжай прямо на вокзал проводить Марию Яковлевну.
— Алмамбетов сегодня что-то не в духе?
— Увидел тебя и разволновался. Он всегда чего-то боится.
На улице Алмамбетов окликнул Орозова. Ахмат остановился.
Они вместе прошли к автобусной остановке.— Я надеюсь, — начал он, — что о моем посещении вдовы президента не будет знать доктор Ольцша и Каюм-хан.
— Воля ваша, мурза Алмамбетов… Разве вы не свободны выбирать себе знакомых? — похоже, Сатар не заметил иронического тона Орозова.
— Мы с тобой киргизы, Орозов. Мы — братья, и нам всегда надо помнить об этом.
«Нет, Сатар, — думал Орозов. — Настоящему киргизу брат каждый, кто сражается с фашистскими захватчиками. А ты, Сатар, трус и предатель. Ты предал Родину, а сейчас предаешь и своих, таких же, как ты, отщепенцев. Жаль, что пока я не могу тебе все это высказать вслух».
— В общем, имей в виду, Орозов, что у Чокаевой я оказался совершенно случайно.
Расстались холодно.
Шелленберг совершал традиционную утреннюю прогулку верхом. Его сопровождал доктор Грефе и доктор Ольцша. Речь шла о предстоящем Венском конгрессе.
— Ваше мнение о конгрессе? — обратился Шелленберг к Грефе.
— Я не возражаю против расширения платформы комитета, но только в том случае, если это не увеличит власть Каюма. Поэтому я против всяких конгрессов. Я даже против посылки на это собрание представителя от Главного управления имперской безопасности. Если оно все-таки состоится, я считаю достаточным послать в Вену доверенное лицо Ольцши в качестве наблюдателя…
— Хотим мы с вами этого или нет, конгресс состоится. Это согласовано с фюрером. Остминистерство этой акцией рассчитывает поднять свой авторитет… Итак, вы против, доктор Грефе? — Шелленберг помолчал. — В таком случае, поступайте так, как считаете нужным.
Возвратившись от Шелленберга, Ольцша вызвал к себе Ахмата Орозова.
Он был мрачен, шагал взад и вперед по кабинету, погруженный в тяжелые размышления.
Секретарша принесла сводку. Ольцша стал читать:
«Северо-западнее и севернее города Яссы наши войска продолжали нести бои с противником…»
«Яссы… Яссы… Это недалеко от Бухареста…»
Вспомнились заверения фюрера: «Советская Россия исчезнет с карты мира через восемь недель». Прошло три года…
Остминистерство, сборище в Вене… Все это по сравнению с надвигающейся катастрофой казалось мышиной возней. Но нет, нельзя распускаться.
— Вот что, Орозов, — срочно поедете в Вену. — Ваша задача: следить на конгрессе за поведением Каюма и других туркестанцев. По возвращении представьте мне письменный отчет. Вот вам письмо. С ним обратитесь к нашей сотруднице Гайнтель…
Ольцша запечатал конверт. Написал венский адрес и вместе с пригласительным билетом вручил Орозову.
Из Берлина поезд вышел рано утром. Орозов расположился в шестиместном купе.
За окном зеленели сады. Орозов вспомнил Чуйскую долину, маленький свой Бешкорюк. Весной он утопал в клубах белой пены цветущих яблонь и вишень…
7 июня 1944 года Орозов прибыл в Вену.
8 июня в день открытия конгресса в вестибюле клуба на площади Штайбергплац было многолюдно, но не шумно. Делегаты переговаривались вполголоса, а то и шепотом.
— Ну, что скажете? А ведь Каюм добился своего.
— Каюм? Вы недооцениваете Розенберга и профессора Менде.
— Если говорить точнее, и Шелленберга…
— Но будет ли толк? Одно дело, когда фронт был у Сталинграда, другое — когда советские войска в Румынии.
Шепот смолк. Толпа расступилась. В зал величественно прошествовал Великий Муфти, провожаемый любопытными взглядами.