При невыясненных обстоятельствах (сборник)
Шрифт:
— Манучар Окруашвили из УБХСС.
— Повезло, серьезный человек. Я его знаю. Вместе на курсах повышения квалификации были.
…Привезенные мной копии Лолуашвили изучал долго. Сначала он просто рассматривал перстни через сильную лупу. Потом включил стоящий на столе прибор, насколько я понял, спектроскоп. Припав к окуляру, несколько раз поцокал языком и весь ушел в изучение перстней. Пришлось мне просидеть в ожидании около часа. Наконец, выключив прибор, Лолуашвили вернул мне обе копии. Вздохнул:
— Прекрасная работа. Главное, очень разная.
— Разве это не ваша работа?
—
— Вы не могли бы предположить кто?
— Сложно. Впрочем… — Лолуашвили взял перстень, найденный на теплоходе. — Вот эта копия сделана из сфалерита. Сфалерит — вещь довольно редкая. Помню, в позапрошлом году прошел слух: в Тбилиси можно недорого достать сфалерит. Я хотел заняться этим, но руки не дошли.
— Вы хотите сказать, эту копию изготовили в Тбилиси?
— Да. Причем сделана она изумительно точно.
— Изумительно точно? Как это понять?
— А так, что это — действительно копия. В ней повторены даже мельчайшие дефекты подлинника.
— Вы не вспомните поточней, когда в Тбилиси появился сфалерит.
— Зимой или ранней весной. У нас уже было тепло.
— А вторая копия?
— Вторая… — Лолуашвили бросил взгляд на другой перстень, но в руки не взял. — Я бы не называл ее копией. Это имитация. Ее делали, не имея под рукой подлинника. Наверное, по фотографии.
— А где могли изготовить эту копию?
— Ну… если учесть, что она из церуссита, — ее могли изготовить за границей. Или у нас, в Батуми.
— Странный перепад. Заграница и Батуми.
— Батоно Георгий, ничего странного. У нас ведь порт загранплавания. Церуссит распространен за границей, но попадает и к нам. Свою копию, кстати, я тоже делал из церуссита. Но это действительно была копия…
Прилетев на следующий день в Тбилиси утренним самолетом, я первым делом встретился с Манучаром Окруашвили. Он был лет на семь моложе меня, слыл в МВД Грузии специалистом по антиквариату.
Окруашвили был краток. К тому, что я услышал от Парулавы, его рассказ, в принципе, ничего не добавил. После того как он закончил, я достал два перстня.
Манучар искренне восхитился:
— Есть еще у нас умельцы! Где брал?
— Сначала посмотри.
Изучив оба, подытожил:
— Интересные цацки. Похожи на подлинник, одна к одной. Особенно этот. Он тронул перстень из сфалерита.
— А теперь глянь вот на это. — Я положил на стол ключ. — Ничего не напоминает?
— Напоминает. Похож на вчерашний, от сейфа Дадиани. Провел пальцем по бородке. — Да, точно такой же. — Посмотрел на меня, пошутил: — Ты выглядишь так, будто выиграл «Волгу».
— Больше. Как у тебя сегодняшний день?
— Ты лучше скажи, что надо.
Я показал на сфалеритовый перстень:
— Знаешь, как называется камень?
— Шеелит или сфалерит. Они похожи.
— Это сфалерит. По сведениям мастера, эта копия изготовлена из сфалерита, ходившего в Тбилиси весной прошлого года. И посмотри вот это. — Я выложил три фотографии. — Знаешь кого-нибудь?
Окруашвили тронул снимок Джомардидзе:
— Бугор. Объявлен во всесоюзный розыск. — Перенес пальцы
на фотографию Гогунавы, поднял на меня глаза: — Знакомое лицо. Мелькало в Тбилиси. Кажется, видел его с «китами». Кто это?— Малхаз Гогунава, тбилисец, научный работник. Недавно убит в Галиси. Я кивнул на снимок Челидзе. — А этого никогда не видел?
Манучар уверенно качнул головой:
— Нет. Первый раз вижу.
— Это Шалва Челидзе, батумский врач, работал в пароходстве. Он и Джомардидзе арестованы. Гогунава, как я уже сказал, убит. Копию перстня из сфалерита мог заказать кто-то из этой тройки. Попробуй узнать кто. А также когда и у кого. Попробуешь?
— Что с тобой сделаешь… Попробую. Где тебя искать?
— Свяжемся через дежурку. Если будет что-то важное, оставь записку. У тебя есть рабочий телефон Дадиани?
Манучар повернул ко мне перекидной календарь, пододвинул телефон:
— Вот номер его кабинета в больнице. У тебя много звонков?
— Пока два.
— Звони, а я пойду. Иначе не управлюсь с твоим заданием. Будешь уходить, запри дверь. Ключ оставь в дежурке.
— Договорились.
Забрав сфалеритовый перстень и четыре фотографии — к трем первым я добавил еще снимок Виктора Чкония, — Окруашвили ушел. Я же набрал номер Дадиани. Голос у него оказался приятный, спокойный. На просьбу встретиться он охотно согласился. Мы договорились, что я подъеду в больницу через час. Поблагодарив, я нажал на рычаг и тут же набрал другой номер — номер Ларисы Гогунавы. Признаться, я связывал б этим звонком особые надежды.
Трубку не снимали долго. Наконец в мембране щелкнуло, уже знакомый мне женский голос сказал:
— Вас слушают.
— Доброе утро. Лариса?
— Лариса. Кто это? — Нотки, с которыми прозвучал вопрос, ничего хорошего не обещали. Выговор явно московский. Впрочем, это я заметил еще в первый раз, когда звонил из Батуми. О том, что Лариса Гогунава, до замужества Князева, — из Москвы, я узнал по телефону от тбилисцев еще в день смерти Гогунавы. Как и остальное: что Лариса моложе мужа на пятнадцать лет, ей двадцать шесть, детей нет, числится домохозяйкой. Но на этом мои сведения о ней кончались.
На вопрос Ларисы, кто звонит, я ответил:
— С вами говорит майор милиции Георгий Ираклиевич Квишиладзе. Мы с вами уже разговаривали.
— Что-то не помню. Когда?
— Я звонил вам из Батуми. Простите, что напоминаю, но это было в день смерти вашего мужа.
— В день смерти мужа?
— Да. Правда, я тогда еще не знал, что он погиб.
Наступила тишина. Паузу не прерывало даже дыхание. Наконец Лариса спросила:
— И чем же я обязана вашему звонку? Георгий… Простите?
— Ираклиевич.
— Георгий Ираклиевич? Что от меня еще нужно милиции?
После смерти Гогунавы стало ясно, что он был «китом». Об этом говорила насыщенная антиквариатом обстановка в его квартире, счета на нескольких сберегательных книжках. Теперь все это перешло по наследству к Ларисе. На вопрос о «Перстне Саломеи» Лариса ответила, что никогда о нем не слышала. Могло быть и так. В такие дела жен чаще всего не посвящают. Поэтому я, как можно миролюбивее, сказал:
— Лариса, мне очень нужно с вами поговорить. Очень.