При свете луны

Мощные глыбы тени с узкими полосками света разложились сквозь складывающийся номер мотеля, и Дилану потребовалась лишь доля секунды, чтобы узнать место, куда они попали. В ноздри ударил дразнящий аромат торта с корицей, орехами и изюмом, приготовленного по особому рецепту матери. Этот запах он бы не спутал ни с каким другим.

Шеп, Джилли и Дилан прибыли целехонькими, а вот киллеру в рубашке с отложным воротником билета все-таки не досталось. И даже эхо его крика: «О’Коннер!» – осталось в Аризоне.

Несмотря на успокаивающий аромат и отсутствие вышибающего двери убивца, Дилан не испытывал никакого облегчения. Что-то было не так. Он не мог понять, чем вызвана эта тревога, но не мог списать ее исключительно на расшатавшиеся нервы.

Мрак, царивший в кухне их калифорнийского дома, чуть разгонялся густо-желтым светом, который проникал из столовой через открытую дверь, и еще меньше – подсвеченным циферблатом часов, встроенных в живот улыбающейся керамической свинки, которая висела на стене справа от мойки. На столике под часами, на проволочной подставке охлаждалась жестяная форма с кулинарным чудом, только что испеченным тортом с корицей, орехами и изюмом.

Вонетта Бизли, их приходящая раз в неделю, отдающая предпочтение «Харлею» домоправительница, иногда пекла им этот пирог, пользуясь рецептом матери. Но, поскольку они не собирались вернуться из турне по художественным фестивалям до конца октября, в этот день она могла испечь его разве что для себя.

И после того, как исчезла мгновенная дезориентация, следовавшая за складыванием здесь и там, ощущение «что-то не так» не покинуло Дилана. Они покинули восточную Аризону, лежащую в Горном часовом поясе, в субботу, около часа дня. С Калифорнией, которая находилась в Тихоокеанском часовом поясе, разница во времени составляла ровно час. То есть, покинув Холбрук около часа дня, им следовало объявиться в Калифорнии перед полуднем. Однако за окнами кухни стояла ночь.

Темнота в полдень?

– Где мы? – прошептала Джилли.

– Дома, – ответил Дилан.

Он сверился со светящимися стрелками наручных часов, которые давно уже перевел на время Горного часового пояса, еще перед художественным фестивалем в Тусоне. Без четырех минут час, как он и ожидал.

Здесь же, в штате золотистого мака и секвой, должно было быть четыре минуты до полудня, а не до полуночи.

– Почему темно? – спросила Джилли.

Во время предыдущих путешествий посредством складывания здесь и там время не изменялось, разве что на несколько секунд. Дилан полагал, что и на этот раз много времени на переход из здесь в там уйти не могло.

Если они действительно прибыли в Калифорнию в 9:26 вечера, Вонетта давным-давно уехала. Она работала с девяти утра до пяти пополудни. А если бы уехала, то наверняка забрала бы торт с собой.

Понятное дело, она бы не забыла погасить свет в столовой. На Вонетту Бизли можно было положиться в той же степени, что и на атомные часы в Гринвиче, по которым все страны мира сверяли время.

Дом стоял в могильной тишине, завернутый в саван недвижности.

Ощущение «что-то не так» вобрало в себя не только темноту, заглядывающую в окна, но и сам дом, и что-то внутри дома. Он не слышал злобного дыхания, никакие демоны не бродили по комнатам, но чувствовал: здесь все не так.

Джилли тоже тревожило то, что происходило вокруг. Она стояла на том самом месте, где материализовалась, словно боялась сдвинуться хоть на шаг, и внутренняя напряженность читалась в ее теле даже при таком убогом освещении.

Странным был даже свет в гостиной. Люстра висела над столом, невидимая с того места, где стоял Дилан, реостат, вмонтированный в выключатель, позволял изменять яркость ламп, но даже на самом низком режиме хрустальная люстра давала бы куда больше света, и отнюдь не такого желтого. Да и шел свет не от потолка, под которым висела люстра. Потолок в столовой прятался в темноте. Свет, похоже, падал на пол, а источник его находился чуть выше стола.

– Шеп, дружище, что здесь происходит? – прошептал Дилан.

Поскольку Шепу пообещали торт, следовало ожидать, что он прямиком направится к коричному чуду, которое остывало под часами. Вместо этого он шагнул к двери в столовую, замялся, потом сказал: «Шеп храбрый», хотя Дилан никогда раньше не слышал в его голосе такого страха.

Дилану не хотелось идти в другие комнаты, предварительно не поняв, что же все-таки происходит. И ему требовалось хоть какое-то оружие. Из ящика с ножами он мог взять мясницкий тесак. Но в последнее время у него выработалось стойкое отвращение к ножам. Всем ножам на свете он предпочел бы бейсбольную биту.

– Шеп храбрый, – повторил Шеп, с еще большей дрожью в голосе и куда меньшей уверенностью. Однако поднял голову, чтобы смотреть на дверной проем между кухней и столовой, а не на пол под ногами, не желая больше прислушиваться к внутреннему голосу, который всегда советовал ему при любой угрозе уходить в себя, и сделал еще шаг.

Дилан поспешил к брату, положил руку на плечо, чтобы остановить, но Шеп сбросил руку и медленно, но решительно продолжил продвижение к двери в столовую.

Джилли посмотрела на Дилана. В темных глазах, отражавших свет часов, легко читался вопрос: что будем делать?

В определенных ситуациях упрямством Шеп не уступал мулу. Дилан понял, что это один из таких случаев. По опыту знал, что обычно ему приходилось уступать Шепу, то есть так или иначе тот добивался желаемого, поэтому не оставалось ничего другого, как последовать, пусть и с осторожностью, за младшим братом.

Он вновь оглядел темную кухню в поисках подходящего оружия, но ничего не нашел.

На пороге Шеп остановился в густо-желтом свете, но лишь на мгновение, и вышел из кухни. Повернулся налево, к обеденному столу.

Когда Дилан и Джилли вошли в столовую, они увидели мальчика, который сидел за столом. Мальчика лет десяти.

Мальчик не поднял голову, чтобы посмотреть на них. Не оторвался от паззла – ведерка с золотистыми маками, лежавшего перед ним. Большую часть ведерка он уже собрал, но многим макам недоставало стеблей, листьев, головок. Руки мальчика пребывали в непрерывном движении, доставали из коробки элементы паззла, устанавливали их в положенные места, быстро заполняя пустые пространства на картинке-головоломке.

Джилли могла бы не узнать юного любителя паззлов, но Дилан знал его очень хорошо. За столом сидел Шеперд О’Коннер.

Глава 33

Дилан хорошо помнил этот паззл, занимавший столь важное место в его жизни, что он с опаской выуживал его из памяти. Теперь он узнал и источник густо-желтого света: настольную лампу с насыщенно-желтым стеклянным абажуром, которая обычно стояла в кабинете.

В тех случаях, когда аутизм Шеперда проявлялся в непереносимости яркого света, он просто не мог собирать паззл даже при минимальном режиме люстры. Да еще неслышное для всех жужжание реостата визжало у него в голове, как циркулярная пила. Вот почему он пользовался настольной лампой с темным абажуром, да и сама лампочка была пониженной яркости.