При загадочных обстоятельствах. Шаманова Гарь

Дашутка грамоты не знала, но женским своим сердцем чуяла что-то недоброе. Пока Степан читал, она внимательно смотрела на его лицо, и он, заметив этот пристальный взгляд, спросил как можно спокойнее:

— Кто принес записку?

— На крыльце нашла, — тихо ответила Дашутка. — Что там написано, Степа?

— Так… — махнул он рукой. — Пустяки.

Всю ночь не мог заснуть Степан. Ворочаясь, перебирал в памяти всех, кому мог стать поперек горла выход лисьенорцев на промысел в Шаманову тайгу. Больше всех думалось о Ваське Шамане. Но после смерти Степанова отца Шаман будто в воду канул, и уж более пяти лет его никто не видел. Вспомнилось странное поведение Колоколкина, его злой взгляд сквозь промороженное стекло, когда по селу проходил обоз с пушниной. Только под утро забылся Степан тревожным сном.

…Несчастье всегда приходит внезапно. Так случилось и на этот раз. Рано утром, когда охотники еще спали, на стан явился Темелькин, остававшийся в Лисьих Норах по своим делам. Разбудив осторожно Степана, он сел к потухшей печке и молчаливо стал ее разжигать.

— Ты что это, отец, на ночь глядя в тайгу пошел? — зевая спросил Степан.

— Плохой весть принес, — тихо ответил старый остяк.

— Что случилось?

— Дарью хоронить надо.

— Что?!

— Померла Дарья, совсем померла… — путаясь в словах, с трудом выговорил Темелькин, и по его щекам покатились слезы.

Ночь, когда случилось несчастье, была тихой и морозной. Выщербленный серп луны висел в звездном небе, тускло освещая спящее село. Утром, перед самыми петухами, вышел Гирманча Темелькин во двор и засмотрелся на небо. Холодило… Поежившись, совсем было собрался старик идти в избу, как неожиданно ударил в доме Степана глухой выстрел. Старик замер… Какой-то человек быстро перебежал на противоположную сторону улицы. Метнувшись в избушку, Темелькин сорвал со стены ружье. Выскочил на мороз, пальнул в воздух. Ахнуло над Лисьими Норами эхо, громко залаяли собаки.

Темелькин перезарядил ружье и заковылял к Степанову дому. Дверь была открыта. Старик прислушался: в доме навзрыд плакал ребенок.

— Дарья! — позвал старик. — Дочь!..

Ответа не было, только ребенок закричал еще громче. Нащупав в кармане полушубка спички, забыв об осторожности, Темелькин вошел в дом, засветил спичку и попятился — Дашутка лежала посреди комнаты навзничь. Левая половина ее груди была залита кровью. Держа мать за руку, сидел на полу Василек, плакал. Старик схватил внука на руки и выскочил на крыльцо — там уже собрались лисьенорцы.

Хоронили Дашутку в хмурый морозный день. Студеный ветер тянул над кладбищем поземку, завивая снежные кольца за бугорками могилок. Зябко ежились в полушубках мужики, концами полушалков вытирали глаза лисьенорские бабы. Степан без шапки стоял у свежей могилы. По его щекам катились крупные слезы и падали на стылую землю ледяными дробинками.

Со смертью жены будто оборвалось что-то в груди Степана. Голос его стал глухим, сердце болело. А после похорон Степан вообще слег. В бреду звал сына, метался. И пролежал в постели больше месяца… Уже отшумели над Лисьими Норами зимние ветры, и наступило предвесеннее затишье, когда, несмотря на сильные ночные морозы, полуденное солнце выжимает с крыш первую капель. Вскоре белка начала линять, и потянулись к домам охотники — в тайге делать стало нечего.

Лисьенорцы вернулись с большой добычей. Готовили обоз пушнины и ждали только Семена Аплина, который выходил из тайги последним. Дорога с каждым днем портилась, а Семена все не было. Чимра нервничал и в конце концов решил отправить обоз на приемный пункт — дольше ждать стало нельзя.

Через несколько дней после ухода обоза к Степану пришел растревоженный Темелькин. Показывая через окно на свисающую с карниза сосульку, заговорил:

— Совсем скоро дорога плохой станет. Надо искать Сеньку, шибко худо, видать, его дело.

Степан и сам догадывался, что не от хорошего задержался в такую пору Аплин в тайге, и, пересиливая слабость, решил идти с Темелькиным на поиски.

Тайга встретила запоздалых охотников печальным шепотом. Под сырым ветром деревья лениво шевелили ветвями, снег во многих местах просел, и лыжи шли по твердому насту с трудом, будто по наждаку. Воздух казался настоянным на терпком запахе смолы. Степан временами дышал глубоко, всей грудью, и чувствовал, как от пьянящего запаха весны начинает кружиться голова.

К стану добрались только на вторые сутки. Тайга хмурилась, лишь перед станом светились еще сероватые пятна уходящего дня. Срубленный из толстых бревен стан, припорошенный снегом, казался заброшенным и пустынным, а когда Степан отворил дверь, оттуда пахнуло холодом и запахом покинутого человеком жилья.

В темноте ничего нельзя было разглядеть. Скупое пламя зажженной лучины робко выхватило из мрака земляной пол, и охотники растерянно переглянулись… Почти у самых дверей, разбросив руки, задрав в потолок редкую бороденку, лежал мертвый Аплин. Чья-то безжалостная жестокая рука расправлялась с лисьенорцами.

Сняв шапки, в молчании стояли охотники у безжизненного тела, и Степан чувствовал, как трудно становится дышать. Задыхаясь, выбежал он из стана и, сжав ладонями виски, остановился, бессмысленно глядя на деревья. Неожиданно слабый металлический щелчок нарушил таежную тишину. Степан резко повернулся на звук — в каких-нибудь десяти метрах, из-за толстого кедра, прямо на него уставились прищуренные глаза на бородатом старческом лице и направленный в грудь винтовочный ствол.

«Конец», — мелькнуло в мозгу. Первым желанием было: броситься вправо, за угол стана, но другая, подсознательная, сила толкнула в противоположную сторону. Падая, Степан услышал хлесткий звук винтовочного выстрела. Крупная щепка, отлетевшая от сруба, больно ударила по щеке; лицо и шею обдал холодом колючий ноздреватый снег. Прежде, чем Бородатый успел передернуть затвор винтовки, Степан был на ногах. Из стана выскочил Темелькин и, не целясь, дуплетом из обоих стволов ударил в метнувшийся от кедра силуэт. Густо осыпая хвою, дробь стегнула по ветвям, но оказалась бессильной против человека, скрывшегося за деревьями.

Степан, не раздумывая, схватил ружье и лихорадочно стал надевать лыжи. Однако опытный старый остяк тревожно остановил его:

— Стой, паря Степка, стой! Тайга не любит глупой головы. Куда в потемках бежать? Как заяц на пулю нарвешься!

Всю ночь Степан и Темелькин просидели в стане у жарко топящейся печки, мучаясь догадками. Насколько Степан мог разглядеть, Бородатый походил на старика Колоколкина. Темелькин сопел трубкой и, закрыв глаза, тоже думал.

— Похоже, Васька Шаман был, — уже под самое утро сказал он. — Ловить зверя надо, иначе шибко много беды наделает.

Утром Степан с Темелькиным пошли по следу.

Бородатый предчувствовал погоню и старался запутать след. Несколько раз охотники плутали на одном месте, с трудом различая направление лыжни. Опасаясь друг друга, ни Степан с Темелькиным, ни Бородатый не разжигали костров, чтобы согреться; по ночам сторожко дремали в логовах из наломанных веток пихтача. Иногда Степану казалось, что дальше идти он уже не может. В такие минуты в памяти вставало лицо Семена Аплина, каким оно было, когда они вместе сдали добычу; вспомнилось, как в глазах промысловика, редко знавшего охотничью удачу, светились слезы радости. И снова появлялись силы, ненависть поднимала Степана, и он все шел и шел по следу убийцы.