Прибалтика. Почему они не любят Бронзового солдата

Император французов учитывал эти настроения верхов Литвы, на землю которой он вошел в первые же минуты после нападения на Российскую империю: 24 июня 1812 года Наполеон во главе Великой армии перешел Неман в районе Каунаса. 28 июня император вошел в Вильнюс, где остановился на 19 дней.

Во время своего пребывания в столице Литвы Наполе­он 1 июля создал Временную правительственную комис­сию Великого княжества Литовского во главе с С. Солта- ном. Фактически же власть находилась в руках назначен­ного французами губернатора Литвы ван Хогендропа (Гогендропа).

Сразу после своего создания Временная правительст­венная комиссия начала переговоры с представителями

Варшавского герцогства о возобновлении унии. 14 июля в вильнюсском Кафедральном костеле была торжественно провозглашена польско-литовская уния.

В этих событиях принимали участие лишь оккупанты и небольшое число их пособников из верхов литовского дворянство. Иным было отношение к французским захват­чикам основной части населения оккупированной Литвы. Арман де Коленкур так описал в своих мемуарах впечатле­ния Наполеона от его первой поездки по Вильнюсу (Виль­но): «Император проехал по городу без предварительного оповещения. Город казался опустевшим. Несколько евре­ев и несколько человек из простонародья — вот все, кого можно было встретить в этой так называемой дружествен­ной стране, с которой наши войска, изнуренные и не полу­чающие пайков, обращались хуже, чем с неприятель­ской... Население ровно ничем не проявляло любопытст­ва, никто не выглядывал из окон, не наблюдалось никакого энтузиазма, не было даже обычных зевак. Все выглядело угрюмо. Император был поражен этим и, входя в кабинет, не мог удержаться от слов: «Здешние поляки не похожи на варшавских». Это объяснялось некоторыми беспорядками, имевшими место в городе и напугавшими жителей, а также тем, что здешние поляки были довольны русским правительством, были мало расположены к пере­мене».

«Беспорядки», о которых писал Коленкур, были делом рук французских солдат. В «Истории Литовской ССР» так охарактеризованы первые дни пребывания армии Напо­леона в Литве: «Территория, по которой прошла основная часть его армии, была разорена, имущество населения разграблено, многие дома сожжены».

Между тем прибывшие из Варшавского герцогства по­ляки пытались изобразить оккупантов как освободителей Литвы. Коленкур писал: «Герцог Бассано и князь Сапега старались организовать страну и вдохнуть в нее польский дух. Но жители были, по-видимому, не очень склонны от­кликнуться на призыв к их патриотизму. Грабежи и беспо­рядки всякого рода, производимые армией, разогнали все деревенское население. В городе видные лица сиде­ли по домам. Приходилось вызывать их от имени импера­тора, так как никто не представлялся, не стремился вы­двинуться вперед, как ни старались об этом поляки, при­бывшие вместе с армией. Беспорядки, производимые армией, немало увеличивали всеобщее недовольство. В Вильно ощущался недостаток во всем, и через четыре дня необходимое продовольствие надо было искать уже очень далеко».

И все же французы пытались найти опору среди наро­да. В Вильнюсе и других городах Литвы французы стали создавать полицейские силы из местного населения, име­новавшиеся «национальной гвардией». В ноябре в гвар­дию сумели набрать лишь 1450 человек. 5 июля 1812 года Наполеон приказал Временной правительственной ко­миссии создать 5 пехотных и 4 кавалерийских полка. Од­нако набор в полки проходил плохо, и к осени они все еще не были укомплектованы, а к концу 1812 года рекруты раз­бежались по домам.

Наполеон второй раз оказался в Вильнюсе во время своего бегства из России. Коленкур вспоминал, что при­был в город до императора, чтобы «передать приказы ви- ленскому правительству и сделать последние необходи­мые распоряжения по поводу нашего путешествия. Хоро­шо, что я лично отправился в Вильно, так как ван Хогендроп только что туда прибыл, и ему пришлось будить людей, проведших ночь на балу у герцога Бассано; понят­но, что он еще не успел ничего приготовить. Итак, в то время как одни мерзли и умирали, другие танцевали на балах! Жители Вильно далеко не представляли себе ни на­шего положения, ни того, что произошло, ни того, что дол­жно было случиться». Очевидно, имелись в виду те «жите­ли Вильно», которые принадлежали к верхам литовской шляхты и сотрудничали с французами.

По словам Коленкура, Наполеон не сомневался, что ар­мия останется в Вильно, и никоим образом не хотел при­знавать, что она понесла огромные потери. «В Вильно, — говорил он, — имеются хорошие продовольственные за­пасы, и там все снова придет в порядок. В Вильно больше средств, чем нужно, чтобы дать отпор неприятелю; так как русские изнурены не меньше нас и страдают от холода, как и мы, то они перейдут на зимние квартиры».

Такие же надежды разделяли и измученные солдаты Великой армии. Русский историк В.П. Алексеев писал в главе «Бегство Наполеона» в 4-м томе многотомного со­чинения «Отечественная война и русское общество»: «Ко­нец похода, прекращение преследования и отдых состав­ляли их самое главное желание... Когда показалась Виль- на, у всех в груди вырвался вздох облегчения. Французы думали, что здесь русские остановят свое преследование и мучения их прекратятся. В Вильне много запасов — они отдохнут и подкрепятся перед тем, как вернутся домой... Но проникновение в город не принесло ничего утешитель­ного. Прием, оказанный жителями Вильны воинам «вели­кой армии», далеко не соответствовал их ожиданиям. Здесь не знали об участи наполеоновской армии, и когда увидели оборванцев с отмороженными руками и ногами и исступленным взором, запрудивших улицы, то с ужасом отвернулись от них. Из опасения грабежа и насилия ви- ленцы спешно запирали магазины и укрывались в домах». Очевидец вспоминал: «Было грустно видеть тогда, как эти несчастные солдаты бродили по улицам, одни полные ярости, другие отчаяния, угрожая, умоляя, стараясь войти в двери домов или магазинов или медленно направляясь в больницы, и отовсюду их гнали!»

Алексеев писал: «При своих огромных запасах, Вильна могла бы всех одеть и накормить. Но вместо этого при­шедшие сюда нашли себе здесь смерть от холода и голо­да. А те, которых еще пощадила смерть, должны были, со­брав последние силы, продолжать бегство».

Русские войска не дали врагу возможности задержа­ться в Вильнюсе. Мюрат и Ней поспешно отступили из го­рода. 10 декабря русские войска заняли Вильнюс, захва­тив 140 орудий и множество пленных. 12 декабря в город прибыл Кутузов. Шильдер писал: «Население, забыв На­полеона и исчезнувшие мечты о восстановлении Поль­ского королевства, приветствовало торжествующего полководца; посыпались оды, речи, на театральной сце­не засияло изображение Кутузова с надписью «Спасите­лю отечества».

После своего прибытия в Вильнюс Кутузов приказал произвести учет провианта и обмундирования, имевшихся в городе. Оказалось, что в Вильнюсе были огромные запа­сы муки, сухарей, ржи, мундиров, седел и прочего. Это все было утаено жителями города от захватчиков. В то же время в ходе своего поспешного отступления маршалы Мюрат и Ней бросили в Вильнюсе до 20 тысяч больных и раненых. Среди них было 7 генералов.

Вильнюс, в который прибыл Александр I, по словам ис­торика Н.К. Шильдера, представлял собой «нерадостное зрелище. Город был переполнен ранеными и больными.

На всех главных улицах были разведены большие костры для уничтожения миазмов и очищения воздуха. Госпиталь в Базилианском монастыре представлял собой ужасаю­щую картину: 7500 трупов были навалены друг на друга по коридорам подобно грудам свинца; разбросанные трупы валялись всюду и в других помещениях; все отверстия разбитых окон или стен были заткнуты руками, ногами и головами мертвых, чтобы предохранить живых от доступа холодного воздуха. И в этих помещениях, заполненных зловредными испарениями, лежали несчастные больные и раненые, обреченные на гибель. Приезд в Вильну Алек­сандра был истинным благодеянием Провидения для оставшихся в живых неприятелей, которым немедленно была оказана всевозможная помощь не только по его по­велению, но даже под его личным надзором».

6 января 1813 года в Вильнюсе был оглашен царский манифест о победном окончании войны. Как писал Н.К. Шильдер, «день этот был ознаменован еще манифе­стом, провозглашавшим для поляков в западных губерни­ях, принявших сторону неприятеля, забвение прошлого, всеобщее прощение». (Этот манифест, замечал Н.К. Ши­льдер, вызвал недовольство в рядах русской армии.) В «Истории Литовской ССР» сказано: «Была дана амнистия всем дворянам Литвы, которые сотрудничали с Наполео­ном, если они в течение двух месяцев вернутся на родину. Царь дорожил политической поддержкой местного дво­рянства». Правда, как замечал Н.К. Шильдер, царь откло­нил «предложение, сделанное виленскими жителями, дать бал». Император объяснил, что «в настоящих обстоятель­ствах ни танцы, ни звуки музыки не могли быть приятны». (О том, что отказ Александра посетить бал, устроенный местным дворянством, отнюдь не был вызван его нежела­нием внимать звукам музыки и танцевать, свидетельство­вало то, что он в эти же дни посетил бал, устроенный Куту­зовым. Скорее всего, император знал, что среди пригла­шавших его были и те, кто несколько дней назад устраивал балы в честь французов. Впрочем, члены вре­менной правительственной комиссии Великого княжест­ва, которые танцевали на балах во время войны, на всякий случай бежали вместе с остатками Великой армии, а в конце июля 1813 года комиссия самораспустилась.)

Нашествие наполеоновской армии нанесло огромный ущерб Литве. В «Истории Литовской ССР» сказано: «Насе­ление сократилось на десятки тысяч человек. В одном из наиболее пострадавших уездов — Тракайском — погибло и умерло от эпидемий около 1/3 населения. Значительно сократилось поголовье скота. Было сожжено много до­мов, много уничтожено инвентаря. Материальный ущерб, причиненный оккупацией только Литовско-Виленской гу­бернии, достигал 19,3 миллиона рублей серебром. Вос­становление края легло на плечи народных масс. Помощь правительства получили только некоторые помещики».