Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

Мы:

Шизгарэн! Ою, бэби, шизгарен! Хай ю папа, хай ю мама! Хоп, шизгарен!

Короче, они занимались идиллией, мы – отражали действительность. Положим, я немного загнул, пели мы и на родном наречии, но в ритме абсолютно том же. Были, конечно, и медленные танцы, вернее, лирические песни для медленных танцев, но и они всегда соответствовали окружающей действительности.

Забыл рассказать биографию.

Родился, вырос, отслужил в армии, погулял, прежде чем закабалиться, по обоюдному согласию заныкали в капусте снегурочку – пока всё.

Но куда скуднее биографии моих коллег, которые женились, как выражается моя бабушка, не погулямши. Имена простые – Димка, Толик, Олежка. Первым из нас скурвился Димка – дочери шестой

пошёл, потом захомутали Толика – четыре дочке стукнуло, затем я остепенился, примкнувший к нам недавно Олежка, будучи моложе нас на четыре года, думал, что свободен, на самом деле давно сидел на кукане.

Биографии наших жён такие же, поэтому – пропускаю. Имена, разумеется, назову. Моя – Ленка, Димкина – Валюха, Толика – Маринка, Олежкина – Галинка. С виду – как люди. Характеры? Ну какие у женщин могут быть характеры? Понятно – отвратительные. Разве у Галинки пока не проявился. Точнее, она его, как все умные девки, до свадьбы напоказ не выставляла.

Вроде предысторию рассказал всю. Что было до нас, написано в учебниках истории. Если хотите – читайте.

География? Один из пригородных посёлков. Название умалчиваю по причине могущих возникнуть неприятностей, если это кто-нибудь вздумает печатать. Город, в черту которого мы входили, стоит на слиянии двух великих рек, каких именно – не имеет значения.

Вы спросите, люблю ли я свою малую родину?

А то!

И всё-таки не могу обойтись без справедливой критики.

В городе, положим, где даже в одном подъезде люди друг друга не знают, всё это могло выглядеть вполне прилично, но у нас… Имеются в виду концерты. В городе одни умные люди пришли на других поглазеть. Посмотрели, в ладоши похлопали, разошлись, навеки друг друга забыли. Кстати, в городе-то как раз не особо любят самодеятельные концерты смотреть. Чего там после того, что у себя дома да во дворе наглядишься, можно увидеть? У нас же, когда на семь вёрст в округе все друг другу знакомые, а то и родня, на любое представление все до одного притащатся. И в первую очередь – старухи, с клюками, хоть на карачках, а приползут, да ещё самые почётные места захватят. Попробуй не уступи, они тебе такой концерт устроят. Нет, старух у нас уважали.

Из этого можно заключить, с каким тщательным отбором репертуара готовился каждый концерт. Но одно дело – концерт сборный, так сказать, сваливание в кучу инструментального, песенного, плясового и всякого иного музейного хлама. При таком разнообразии трудно хотя бы чем-нибудь не угодить. Но самостоятельный концерт да ещё в виде рок-оперы, на который мы, олухи, подписались, сами понимаете, либо понравится, либо нет. Иными словами, совершенно чужие друг другу Петя с Таней на людях будут делать вид, что вроде бы это не они вовсе, тогда как Петькина бабка про то ни слухом ни духом, а Танькина, «погоди-ка вот, посля концерту», ей задаст.

Но, как говорится, поздно…

А началось с того, что в клуб устроилась художественным руководителем городская, как про неё сразу стали говорить, «бабёночка с характером», с современными взглядами, с такой же наружностью, да ещё с редкостным именем Вирсавия (так назвалась, хотя в паспорте стояло – Куприянова Раиса Михайловна). И помутились умы многих. Не буду юлить, и я прошёл тест на роль обожателя, но вовремя одумался, а может, меня просто обошли, о чём не жалею, особенно после того, что недавно увидел, а первое время действительно завидовал. Не так часто и далеко не каждому выпадает удача аж с самой Вирсавией закрутить. Я, по крайней мере, только один случай знаю. В армейской каптёрке слышал. Не помню, как мужика звали. Помню, что как-то прогуливался он по какой-то стене, глядит: бабёнка нагишом в реке купается. Присмотрелся: «А ничего себе бабцо!» И, не откладывая в долгий ящик, с ней закрутил. И только после «того самого» (ну вы понимаете) поинтересовался: «Тебя как звать-то?» – «Вирсавией, говорит. Ты на мне женишься?» – «Да ведь я женатый». «Так и я, говорит, замужем, но мужа не люблю – такой невнимательный, даже открыточку к 8-му марта не подарит!» Жалко ему её стало. «Я, говорит, что-нибудь придумаю». И придумал. В ту пору война была. Ну, он и прикажи своему генералу: «Кинь-ка ты мужика в атаку да оставь одного». Короче, тот погиб, этот со своей развёлся, с чужой жить стал. Что-то ещё там происходило, точно не помню, что-то вроде кто-то ему прямо в глаза сказал: «Нехорошо ты, мужик, поступаешь». «Не спорю, отвечает, но куда теперь деваться, жить-то надо». И я чуть было таким же образом не поступил, да Ленка оказалась на страже. Не зря же она в хор записалась, а Толикина Маринка – в танцевальный. Олежка по годам на такие подвиги не тянул. А вот Димкина Валюха, как и жена того мужика, ушами прохлопала. Вернее, даже и мысли не могла допустить, что после такого немыслимого счастья, каким она Димку одарила, он ещё на какое-то обыкновенное позарится. И это не пустые слова. По праву старшей и по годам, и по супружескому опыту она сразу поставила себя в положение непререкаемой наставницы по отношению к нашим с Толиком младшим её аж на целых два года жёнам, не сумевшим, по её мнению, до сих пор поставить нас под каблук – своего она туда ещё до свадьбы

определила.

А что вышло?

Вы представляете себе жизнь поселкового клуба? Не портьте лоб морщинами – я вам её сейчас в беглых чертах обрисую. В нашем культурном заведении было сконцентрировано по максимуму всё: пение, танцы, вокально-инструментальный ансамбль, библиотека, вечерняя школа, кружок кройки и шитья, курс молодых мам, шашки, шахматы, школа игры на баяне, даже неофициальная забегаловка возле мужского туалета имелась. Ну что ещё? Ах да, самое главное забыл – кино! Это уже святое, это уже в каждом даже самом захудалом клубе имелось. Поскольку кружков было море и всем хотелось уйти домой пораньше, нашу рок-оперу, как сомнительное новшество, постоянно отодвигали на последние часы. Но, как говорится, чем больше мешают, тем больше хочется. И мы репетировали всякий раз до упора. В семьях, понятно, из-за этого возникали скандалы, но мы были устремлены к победе, а поди сверни с пути идущего покорять Эверест. Кстати, рок-опера – её, Вирсавии, идея, и сценарий, и распределение ролей. И сама собиралась принять участие. Я вот сказал – сценарий, но сценарий, собственно, был построен по мотивам популярных песен, но в сопровождении выходящих за рамки приличий суперсовременных танцев, на которые я бы, например, не рискнул даже под газами. Что вы! Засмеют! Упаси Боже, вылезти с таким на какой-нибудь самодеятельный конкурс. Даже до конкурса не допустят. Понятно, в нашей деревне всё проходило без цензуры, но рок-опера… «А это что такое?» – спрашивали нас. Мы пожимали плечами: «Да мы сами не знаем». И как объяснить? Об одной всего, но не её саму, мы только и слышали: «Иисус Христос – суперзвезда». И на тебе – угодили с суконными рылами в калашный ряд. И уже заранее знали – зал будет битком.

По ходу сценария я, как солист, не только должен был петь с Вирсавией дуэтом, но и обнимать, и есть её, а она меня глазами, и чуть ли не целоваться – «Так не должно быть, но всё же я взгляд твой ловлю».

И надо такому случиться, чего не «должно быть», то и случилось. Во время первой же репетиции.

Для лучшего вживания в роли репетировали в кинозале, где должно было состояться это необычное представление.

И когда одетая в чёрный хореографический костюм в зал вошла так называемая Вирсавия, мы в первую минуту даже опешили. Какое совершенство линий, пропорций, какая гибкость, изящество в каждом движении. Она свободно гнулась во все стороны, как змея, а завязанные на затылке в пучок чёрные волосы, смуглый цвет лица, яркие полные губы, миндального цвета глаза меня, во всяком случае, просто убили.

И в тот же вечер со мной произошло то, о чём упомянул в виде шутки про тест на роль обожателя. На самом деле мне не до шуток. И срываюсь я на них только потому, чтобы хоть немного от всего потрясшего меня до глубины души отстраниться. Иначе совсем ничего не смог бы толком рассказать. Полезли бы из меня одни мыльные пузыри, то есть чужие слова, а я как-никак всё-таки журналист. А журналистикой, как известно, отвергается всякая там достоевщина, иначе – психологическая и описательная дребедень, одна только конкретика, так сказать, живой нерв жизни допускается. И всё-таки нельзя обойтись без достоевщины, иначе и сам ничего не поймёшь, и другим не объяснишь.

Короче, зарепетировались мы в тот день до упора. Глянули на часы. А, маманьки! И добраться бедной Вирсавьюшке до своего Урии (Юркой мужа звали) не на чем. Да ещё в такую погоду (а была ранняя весна). Ну я и вызвался на родительских «Жигулях» оттащить. Не ночевать же ей в клубе?

Заранее зная, что Ленка погонит волну, домой из клуба не заглянул, а прямиком к родителям за ключами от машины и в гараж.

Что было потом, разумеется, расскажу. И уж чего там, признаюсь сразу: всё могло бы уже в тот вечер, только не с Димкой, а со мной стрястись. Видимо, от гнучести её тела и от всего остального я так опупел, что не ехал, а полз километров тридцать-сорок, не больше. И всю дорогу и говорил, и говорил, и наговорил столько, что она даже на меня с опаской смотреть стала. И не без основания. Так мне, видимо, сделалось невмоготу поскорее в её африканские губы влепиться, что я совершенно забыл о предварительных ухаживаниях. Надо было хотя бы с недельку перед ней на цырлах походить, а я, стоило нам метрах в ста от её девятиэтажки остановиться, как некультурный тип какой-то, нахрапом полез. Понятно, обиделась. Прямо так и упёрлась кулачонками между третьим и четвёртым ребром. Куда деваться? Отпустил. Она шмырк из машины и дёру. «Мужа, стало быть, любит, – решил я. – А жаль». И больше к ней не приставал. А потом она мне вообще разонравилась, а вот Димке…

Но сначала о том, чем для меня это обошлось.

Вхожу я домой и, как ни в чём не бывало, кричу с порога:

– Где моя любимая жена?

А она из продолжения прихожей, для экономии места совмещённой с кухней и туалетом (в бараке дело происходило), отвечает:

– Кабы любимая была, с чужими по ночам на машинах не катался бы.

«Доложили уже», – думаю, а вслух возражаю:

– Да всего лишь товарища по работе подвёз.

– А если, – прибавила громкости, – я-а себе товарища по работе в провожатые заведу? Мне, может, тоже страшно с тепличного комбината одной по вечерам возвращаться.

Поделиться с друзьями: