Придет вода

А потом стало совсем страшно. Кириллу позвонили из Новосибирска 9-го мая, сказали — дословно: «Пропала Янка». Я не знаю, почему они звонили в Москву, чего хотели, но мы почему-то взяли фотографию и пошли ко всевозможным экстрасенсам — такой вот странный шаг. Был такой человек, Сева Движков, он записывал в Останкино программу «Чертово Колесо», и у него жена была — экстрасенс. Мы поехали в Останкино, отвезли эту фотографию туда — экстрасенсы сказали, что она жива. Бросились звонить по средствам массовой информации, естественно. Позвонили в «Комсомольскую Правду», не помню, кому, нашли Щекочихина. И, я помню, было письмо, были звонки туда, от имени «Комсомольской Правды» — помочь в розыске. Мы звонили в Новосибирск, разговаривали с какими-то милиционерами… Было какое-то безумное ощущение связи с Новосибирском, мы все сидели у Кирилла на кухне, не знали, куда деваться и как себя вести — а у него стены окрашены в черный цвет тогда были, круглый стол, абажур висит… И вот три дня буквально все метались по Москве как ошарашенные, постоянно звонили в Новосибирск — а потом позвонили оттуда и сказали, что нашли в реке…

Я помню, тогда говорили про ссору с отцом, про мачеху — но это все слухи такие, я могу наврать, так что, наверное, ничего говорить не буду. То есть то, что касается причины — нас, наверное, и не касается сегодня.

Санкт-Петербург, 11.05.98 г.

ЛЕОНИД ФЕДОРОВ (АУКЦЫОН)

Познакомились мы у Фирсова, когда ОБОРОНщики приезжали с Янкой, в 1988 году. Они приезжали на концерт, им французы устраивали концерт в зале «Время». Там участвовали ВВ, НЕ ЖДАЛИ, мы, ИГРЫ, Янка и ОБОРОНА. Шесть, по-моему, групп было. Тогда и познакомились — Егор-то приезжал и раньше, а вот Янку я не помню. По-моему, я ее до этого не видел. Ну, что значит «познакомились»? — она такая, как бы, скромная женщина, особо мы не общались. Пили вместе, куролесили чего-то… Но, вообще, мне всегда казалось, что она была каким-то очень закрытым человеком. То ли она стеснялась, то ли еще чего, но мне казалось, что она какая-то более сама по себе — может быть, это у нее такой период был… Мы в ту пору больше общались с ОБОРОНщиками, они чаще приезжали и были более, что ли, контактны, хотя у них своя, в общем-то, тусовка была, как-то они обособленно себя чувствовали, на мой взгляд. Из них Егор был самый открытый, контактный по сравнению с остальными. Как-то вот мы с Мишкой [18] с ними стусовались, потому что у Фирика постоянно сидели вместе — а остальные придут — «Привет» — «Привет», но такого не было, чтоб дружба, любовь, ко всему АУКЦЫОНУ. Мы с Мишкой конкретно носились с Егором, с Кузьмой… Джефф тогда приезжал, Зеленский там очень долго жил, а с Янкой — как-то это все было больше на пьянках или посиделках. Она была такой… действительно очень скромной, мне даже казалось какой-то застенчивой. Я ее почему-то больше помню грустной…

18

Здесь и далее — Михаил Раппопорт, звукооператор АУКЦЫОНА.

Я когда впервые увидел концерт Янки с ОБОРОНОЙ — мне не понравилось, на самом деле, какое-то такое ощущение было, что они ей мешали. Хотя сама ОБОРОНА была — просто супер, а вот с Янкой… Она просто человек другого совершенно склада, в ней такая спокойная энергия была, кайфовая, совсем другая. И в записях то же самое. В фирсовской акустике это тоже слышалось… И по тем временам Янка мне, кстати, нравилась меньше, чем Егор, может быть, потому что я Егора знал больше, слышал его вот так, через стол — это было, конечно, впечатление. А Янку я не слышал тогда так, хотя позже у меня все это как-то поменялось. Тогда было очень много таких мощных людей. И это была такая единая тусовка, рядом все было. И на том фоне поэтому чисто энергетически выделялся Егор. Потому что вот только что Башлачев ушел… и сложно как-то сходу понять, особенно если такой человек, как Янка, особо себя не демонстрирует. У Егора-то постоянно какие-то сейшена устраивались, квартирники, а у Янки их не так много было.

Еще мы ОБОРОНщиков пытались записать. У нас была точка где-то на «Удельной», сама комната была — бывший туалет, вся такая в кафеле, звонкая, и мы писали им там барабаны, на портастудию вроде. Они и песни пытались петь, но песни там петь не очень вышло, а вот барабаны как-то они записали, отдельно с басом — болванки, и потом их использовали в своих альбомах.

Потом я ее видел в Москве, мы как раз писали Дупло. Это 90-й год был. Жили у Кирильчика [19] , и приехала как раз Янка. Уже с ансамблем — Зеленский, по-моему, был, Джефф и Аркаша… И они поселились тоже у Кирильчика. Ну, мы уже сводили альбом, жили с Мишкой Раппопортом вдвоем, а Кирильчик куда-то умотал, и мы остались одни, как бы хозяевами квартиры. И тут приезжает такая команда! Ну, конечно, они сразу начали там квасить, куча московских людей прибежала, и мы оттуда начали сбегать на ночь, потому что нам было не до того. Там была одна очень смешная история с девушкой Айгуль [20] , которая там с ума сходила по-всякому, а Янка ее постоянно успокаивала. Я как раз познакомился с Айгуль — меня Ваня Соколовский из НОЧНОГО ПРОСПЕКТА познакомил. Дело было так: мы пришли вчетвером, смотрим — сидит вся эта шайка-лейка, пьет портвейн, и Ванька Соколовский сидит с какой-то барышней совершенно безумного вида. Он говорит: «Во! Я нашел певицу, с которой буду записываться. Сейчас она вам споет». Ну, Айгуль взяла гитару, начала что-то петь, все было здорово, ну и как-то все пили-пили, а потом мы с Мишкой начали думать, как бы лечь спать, и Ваня говорит: «Слушайте, поехали отсюда, я тут рядом живу, тут у музыкантов квартира недалеко — там и заночуем». А он тогда работал с группой ЦЕНТР. И вот мы поехали — я, Ваня и Айгуль. Приехали туда, а там два таких лося сидят из группы ЦЕНТР, тоже пьют водку какую-то. Ну, и мы там сели с Ванькой. Выпиваем потихонечку, вдруг слышим — какие-то вопли из комнаты доносятся. Айгуль выбегает, кричит, что ее пытаются изнасиловать, а за ней два совершенно взбешенных мужика выскакивают. Я хватаю Айгуль, кричу Ваньке что-то вроде: «Останови мужчин!» Мы выбегаем с ней, а Ванька, значит, пытается этих остановить, как-то их останавливает, мы выбегаем из дома, ловим тачку, садимся и едем обратно. А это уже было примерно часа четыре ночи. И где-то в середине пути она начинает по-всякому меня обзывать: «Да ты козел, хам, что ты ко мне пристаешь!» А мне, значит, уже совсем плохо, потому что с утра надо идти на студию, спать хочется, усталость дикая, а тут, значит, барышню надо таскать, безумную притом. Я говорю: «Ну ладно, брось…», такси останавливается, мы выходим, идем значит, домой, а она все время грозится: «Вот я тебе, козел, сейчас устрою!» Я говорю: «Слушай, ты только не кричи, там ведь спят все». А все действительно спали, кроме Мишки, который по кухне слонялся, потому что ему негде было лечь. И то ли дверь открыта была, то ли мы позвонили, чтоб Мишка открыл — короче, только мы вошли, Айгуль на него налетела и начала кричать в коридоре: «Янка-а-а-а! А-а-а!», выбежала Янка, увела ее к себе в комнату, успокаивала долго, говорила что-то вроде: «Да Мишка хороший, Лёнька хороший…» А мы с Мишкой смотрим — спать негде, сели в такси и уехали досыпать к друзьям аж в Чертаново…

19

Кувырдина.

20

Айгуль Бакирова — подруга Святослава Задерия, принимавшая участие в его проектах.

Потом, я помню, еще один был их приезд в Москву, когда они просто вообще не выходили из квартиры. Вроде у Янки депрессия была какая-то дикая, и они вообще не играли — должны были играть, но не играли…

Я как раз был в Москве, когда позвонил Егор и сказал, что Янка… то есть еще не понятно, вроде как бы пропала, но ему кажется, что она умерла. Егор как раз записку эту прочитал — я ее не видел, но говорят, была какая-то записка… И мы там ходили к каким-то экстрасенсам с фотографией, и человек вроде бы сказал, что искать надо в воде — такое что-то было.

А Егор — понятно, он на нее влиял, мощно довольно, но она бы не сочинила этих песен, если б в ней этого не было. Он ведь не глава секты какой-нибудь. Я думаю — это жизнь повлияла и ее самосостояние в тот момент, вот и все. Понимаешь, если человек талантливый, то это определяет все, потому что он просто не такой, как все. Я думаю, у каждого такие моменты наступают, кто старается жить, именно жить, а не просто какой-то фигней заниматься — а Янка относилась именно к таким людям, ведь чтоб сочинять такие песни, на мой взгляд, мало просто иметь талант, надо хотеть что-то сделать, стараться что-то сделать. Для этого надо иметь какую-то силу определенную, а сила ведь не исходит конкретно от кого-то, она идет от Бога или от Природы — как назовешь. Такие люди, как Янка, такая энергия — понятно, что это ее личное, очень мощное. Песни слушаешь — там ведь боль в каждой ноте, в каждом слове, а ведь ей это не кто-то принес на блюдечке, ясно, что она сама все это переживала.

Понимаешь, мне как-то казалось всегда — что смерть Башлачева, что Янки… Все были такие юные, играли в какие-то такие детские игры: да, человек поет, здорово, круто! А там все было серьезно, что у него, что у нее. И в тот момент, видимо, не осознавали, что надо просто взять человека, вытащить куда-то — в тот же Питер… Я всего два раза плакал: когда Майк умер и когда умерла Янка. Просто вот жалко их было очень. Я даже смерть Башлачева не так воспринял, потому что мне как-то всегда казалось, что Саша — он такой сильный мужик был, сам по себе. А эти — было какое-то ощущение беззащитности. И ясно, что просто не было рядом никого, кто бы просто взял и унес под мышкой… Понимаешь, мне кажется, это все такой романтизм юношеский — смерть, суициды и прочее, а на самом деле это все, на мой взгляд, довольно прозаичнее, физиологичнее даже, чем кажется. Что реально — человека спасти. Ведь у каждого, а тем более, у людей, которые занимаются какими-то творческими вещами, естественно, после мощного выброса энергии наступает релаксация. Невозможно так все время — нужна защита какая-то. А когда такие люди беззащитны, то нужно, соответственно, просто брать человека за шкирку, увозить в лес, еще какие-то вещи делать, человеческие ходы просто, которые ни к чему не обязывают, но в то же время…

Санкт-Петербург, 05.06.98 г.

ЭДУАРД ВОХМЯНИН (группа ГАНДИ)

Это Алушта была, Крым, Голубовские камни, 88-й год — есть такое место. Там если смотреть на море, то слева был лагерь МЭИ, а справа — хипповский лагерь. Мы каждый день ходили драться с МЭИ-шниками, со спортсменами… Кстати, там как раз тогда фестиваль был. Цой выступал, НОЧНОЙ ПРОСПЕКТ… А мы в Москве играли и тусовались с такой группой тюменской — ИНСТРУКЦИЯ ПО ВЫЖИВАНИЮ, и там был их гитарист, рыженький такой, очкастый… И потом слышу — там что-то девчонка поет, так классно — пошел смотреть — смотрю, сидят знакомые, а пела как раз Янка. Причем она была вся какая-то замученная дорогой, ехала автостопом, жутко ругалась матом, что ее сшиб какой-то грузовик. Ну, и мы скопом где-то две недели сидели там, концерты вечерние давали. Кстати, название ГАНДИ ею придумано было. Мы-то назывались КЛИНИКА, а в Москве появилась еще одна КЛИНИКА, и лежа на пляже там, на камнях, я все сетовал. А она говорит: «А назови как-нибудь вкусно и бессмысленно, например, ГАНДИ». Я говорю: «О! Подходит!» — и забрал это название, так что группа с ее легкой руки называется… Кстати, у нас есть очень забавная песенка «Говорящие Собаки», а у нее «Медведь выходит на охоту душить собак…» — и мы так заряжали про собак…

Ну, потом в Зеленограде виделись еще раз — а потом она уже и погибла…

Москва, 26.07.98 г.

АЛЕКСЕЙ КОБЛОВ

Я познакомился с Янкой совершенно случайно; все получилось, естественно, через Егора Летова, как это было у большинства людей. До этого я слышал у Вохмянина (лидера группы ГАНДИ) запись ГРАЖДАНСКОЙ ОБОРОНЫ, где была песня «Печаль Моя Светла» — это было в 87-м. Ее же мне потом поставил Фирсов и сказал, что вот, мол, новая басистка ГРАЖДАНСКОЙ ОБОРОНЫ, которая ВОТ ТАК ВОТ играет на бас-гитаре и при этом поет такие вот стёбные песни. Ну, матерные. Хорошо. Проехало. Далее — приезжает в Москву этакая, прямо скажем, не худая рыжая девушка — и ничего особенного, в общем, не делает, потому что на «Сырке» выступала только ГРАЖДАНСКАЯ ОБОРОНА, и мы с Яной тогда не познакомились; познакомились мы с ней уже ближе к концу 88-го — началу 89-го, примерно так, точнее не вспомню. После этого я случайно попал на некую такую тусовочку, в какой-то общаге, МИЭТ или какой-то еще, и там Яна попела свои песни — буквально две или три. После этого все стало понятно.

Далее — что? Питер, Рок-клуб, врученная катушка с записью тюменского альбома Деклассированным Элементам (весьма халявного, там Джексон барабанит ТАК, что… хм…, но при этом абсолютно живого, там все очень сильно, там чувство, чистый голос, там нет всей этой чернухи летовской). Потом сидение в коридоре Рок-клуба с переписыванием яниным почерком аннотации к альбому: «Вот, песня так называется, тут играл такой-то, а тут — такой-то» и так далее… У меня, кстати, ее автографы сохранились — тексты песен, ее почерком переписанные, я ее как-то попросил самые главные для нее песни написать, чтоб все правильно было… Их одна сука мужского пола как-то издала в виде плаката. «Из архива Алексея Коблова» — ну спасибо, родной! Я говорю: «А где деньги?» — не мне, а вообще — Стасику, в частности. «А вот, у нас такая стеклянная банка, мы в нее складываем, вроде как на памятник»… Этим все и закончилось.

Далее, естественно, учитывая возраст и энтузиазм — мне 22 года было — решили немедленно ехать! Куда ехать? Поехали в Харьков зачем-то. Приехали — там был фестиваль «Рок Против Сталинизма». Там выступала ГРАЖДАНСКАЯ ОБОРОНА, Янка там не выступала. Но при этом она сделала акустику, квартирник: сначала пел Летов, потом Янка, потом Чернецкий. Оригинал записи этого квартирника лежит у меня дома, т. е. то, что сейчас ходит по рукам — копии, катушка с оригиналом до сих пор находится у меня. И там уже было состояние — такое, эйфорическое немножко…