Приемное отделение

Виктория Васильевна молча кивнула.

— Имеются какие-то мысли по этому поводу?

Виктория Васильевна снова кивнула. Мысли имелись. «Беспроблемный» вариант был всего один — спихнуть бедоносца в другое учреждение, да так, чтобы он с радостью туда ушел. А «с радостью» означает «на повышение», то есть на заведование отделением.

История с троянским конем повторялась в разных вариантах, повторяется и будет повторяться. Вечная тема.

Брить лысого

«Приманка должна быть роскошной», — говорил дед Виктории Васильевны, заряжая мышеловку добрым куском колбасы. Бабка ворчала, что можно и полстолько от полстолька, но дед ее не слушал.

Если хорошо поискать, то всегда найдешь то, что нужно. В двухсоткоечную медсанчасть агонизирующего не первый год, но все каким-то чудом держащегося на плаву Кузьминского механического завода с весны требовался заведующий терапевтическим отделением. Условия вроде бы были неплохими, отсутствие городских надбавок компенсировалось гарантированной (даже при наличии выговоров) премией в размере оклада, еще кое-какими ведомственными «плюшками», имелись и возможности легальных подработок, так как медсанчасть широко оказывала платные услуги, чем, собственно, и жила, но никто из желающих заведовать не задерживался на своем месте дольше недели. Виной тому был главный врач медсанчасти, ревностный поклонник зеленого змия. Если начальник только и делает, что бухает, в его учреждении порядка не будет. Всего того, что в других больницах делается как бы само собой, в рамках установленного порядка, в медсанчасти приходилось добиваться. С надрывом, с просьбами, переходящими в мольбы, со скандалами. Анализы терялись в лаборатории, рентгенснимки исчезали где-то на полпути между рентгенкабинетом и ординаторскими, консультанты забывали о назначенных консультациях, медсестры путались в назначениях, пациенты постоянно жаловались, платные не просто жаловались, но и требовали вернуть уплаченные деньги. Главный врач считал, что за все должны отвечать заведующие отделениями, и чуть ли не ежедневно делал им внушения. Грубоватые, если не сказать, оскорбительные. Фамилия у главного врача, кстати говоря, была Бешенков.

Те, кто заведовал давно, как-то притерпелись, выработали иммунитет. Новички ужасались и сваливали куда глаза глядят. Главный врач медсанчасти когда-то учился на одном курсе с Викторией Васильевной. Недавно он звонил ей и интересовался, нет ли на примете «добросовестного, трудолюбивого и не гоношистого» кандидата в заведующие терапией. Тогда Виктория Васильевна ответила, что вроде бы никого подходящего на примете нет, а сейчас надумала соблазнить заведованием Боткина. На словах-то все звучало крайне привлекательно…

— Небольшая ведомственная клиника, оказывающая платные услуги… — соблазняла Виктория Васильевна. — Никаких бомжей и маргиналов, никакой суеты, никакой нервотрепки… Заведовать терапией в такой клинике очень престижно…

Алексей Иванович слушал не перебивая, только кивал согласно. «Клюнул!» — обрадовалась Виктория Васильевна, забыв народную мудрость, советующую не говорить «гоп» раньше времени.

— Скажу честно, — Виктория Васильевна положила правую руку на грудь, что в ее понимании должно было обозначать высшую форму доверительной искренности, — мало кого я могла бы рекомендовать на этот пост в такую клинику, но вас, Алексей Иванович, могу! Главный врач медсанчасти мой старинный приятель…

Боткин интенсивно затряс головой, словно отгоняя какое-то наваждение.

— Что такое?! — обеспокоилась Виктория Васильевна. — Вам плохо, Алексей Иванович?

Однажды кандидат в доктора, то есть врач, пришедший устраиваться на работу, устроил в кабинете Виктории Васильевны эпилептический припадок. Тоже так вот потряс головой, потом запрокинул ее, закатил глаза, открыл рот, как-то страшно, пугающе захрипел, потом свалился на пол и начал биться в судорогах. Кстати говоря — без пены у рта, этого вечного кинематографического атрибута эпилептического припадка. Сказать, что Виктория Васильевна тогда перепугалась, означает не сказать ничего. Сама от неожиданности чуть в обморок не упала. Зато посмотрела большой эпиприпадок, первый и, как очень надеялась, последний раз в жизни. Надо сказать, что далеко не всякому врачу удается увидеть эпилептический припадок. Подавляющее большинство имеет дело с больными уже по завершении припадка. А тут на тебе — такая классическая картина, слово в слово по учебнику. Виктория Васильевна вспомнила, и ее передернуло.

— Нет, все хорошо, — Боткин перестал трясти головой. — Спасибо вам огромное, Виктория Васильевна, только я не могу принять это предложение.

— Но почему? — недоумевала Виктория Васильевна. — A-а… Я, кажется, понимаю, в чем дело. Вам вряд ли разрешат жить при медсанчасти, но с учетом того, что ваш новый оклад будет больше…

— Я не об этом, Виктория Васильевна! — Боткин испугался, что его сочтут настолько меркантильным. — Я просто не могу, потому что знаю, что не потяну, не справлюсь!

— Не справитесь? Не думаю, не думаю… — покачала головой Виктория Васильевна. — Вы — опытный, знающий врач, зарекомендовавший себя за время работы с самой лучшей стороны…

«Лучше бы ты был тупым недалеким алкашом, — подумала она, глядя на покрасневшее лицо Боткина, — тогда бы с тобой проблем не было».

— …Конечно, поначалу все кажется страшным, пока нет уверенности в своих силах. Меня саму когда-то на заведование, можно сказать, пинками выгоняли, тоже боялась…

Насчет пинков Виктория Васильевна слегка приукрасила, или если уж честно, то не слегка. Никто ее на заведование не выгонял, напротив, устав ждать, пока ее заведующая отделением уйдет на пенсию (та на словах все собиралась-собиралась, мечтала о заслуженном отдыхе, а на деле продолжала работать), Виктория Васильевна написала на нее анонимку в Главное управление здравоохранения Мосгорисполкома. Намешала всего, что только можно было намешать, круто намешала, от вымогательства подарков и денег у пациентов до антисоветских высказываний (дело было при социализме в застойные, доперестроечные времена). Результат получился ошеломляющим. Ночью, после первого же вызова в управление, у заведующей случился инсульт, да какой — левосторонняя гемиплегия, то есть полное отсутствие произвольных движений мышц левой половины тела, с моторной афазией, расстройством речи. С таким «набором» работу продолжать невозможно. Виктория Васильевна проходила три месяца в исполняющих обязанности, пока заведующая находилась на больничном, а как только та получила вторую группу инвалидности, стала «полноценным и полноправным» руководителем отделения без приставки «и. о.». Заодно и вынудила уволиться потенциальную конкурентку, тоже метившую в заведующие отделением — пустила слух, что это конкурентка написала ту самую кляузу в Главное управление здравоохранения. Сотрудники отделения поверили и демонстративно перестали общаться с «кляузницей» (старую заведующую, несмотря на ее недостатки, главным из которых была излишняя эмоциональность, в отделении любили). «Кляузница» не выдержала морального дискомфорта и свалила во второй госпиталь инвалидов Великой Отечественной войны, ныне переименованный в госпиталь для ветеранов войн. Одним, так сказать, махом двоих побивахом. Изящно и эффективно.

— …Но понемногу втянулась, привыкла. И вы привыкнете. Расти надо, не век же в приемном отделении дежурить. Да и почему вы так в себе сомневаетесь, Алексей Иванович? Вы же, кажется, говорили, что там, у себя, исполняли обязанности завотделением?

— Исполнял, было дело, — подтвердил Алексей Иванович, краснея еще больше.

— Так в чем проблема? — На сей раз Виктория Васильевна удивилась искренне. — Порядки везде одни и те же, болезни — тоже. Подумайте хорошенько, Алексей Иванович, только учтите, что подобные предложения делаются нечасто.

Виктория Васильевна позволила себе немного нахмуриться и поджать губы.

— Да я понимаю, Виктория Васильевна, и очень благодарен вам, но не могу… Вы не подумайте, пожалуйста, что это я кочевряжусь или лысого брею…

— Лысого бреете? — Виктория Васильевна удивленно поиграла бровями.

— Ну, в смысле, делаю вид, притворяюсь, — окончательно смутился Боткин, — так у нас говорят…

— А что еще у вас говорят?

Алексей Иванович не уловил некоторой взвинченности в голосе начальства.

— Что еще? — призадумался он. — Так сразу и не вспомнить… Ну, например, трехлитровую банку у нас называют баллоном, а банкой зовут большую металлическую бочку, вкопанную в землю. Получается что-то вроде маленького погреба. В гаражах их делают обычно.

— Вот как? — вежливо удивилась Виктория Васильевна. — Интересно…

— А «мороговать» или «морговать» — означает «брезговать», — оживился Боткин. — А еще говорят… Простите, Виктория Васильевна, у вас, наверное, дела…

— Дела, — подтвердила Виктория Васильевна. — Так что же с моим предложением, Алексей Иванович?

На слове «моим» она сделала ударение, намекая на то, что отказ может быть воспринят ею как личное оскорбление, но Боткину не было дела до подобных логических выкладок.

— Вынужден отказаться, Виктория Васильевна. В Мышкине отделением заведовать — одно дело, в Москве — совсем другое. Да еще в ведомственной клинике, да с платными пациентами… Не потяну я, сам опозорюсь и вас подведу. Нет, не могу…

— Дело хозяйское. — Виктория Васильевна поняла, что Боткин не согласится, и больше уговаривать не стала, зачем зря время терять. — Была бы честь предложена, а там… Идите, Алексей Иванович, я вас больше не задерживаю.