Приемное отделение

— Понимаю, — кивнула Ольга Борисовна. — И что же все-таки дальше? Я не говорю «нет», но мне хотелось бы представлять, хотя бы в общих чертах, как будут развиваться наши отношения. Как бы они не осложнили нашу совместную работу…

— Работу не осложнят, — твердо сказал Боткин. — Это я вам обещаю. А насчет того, как будут развиваться… Я и сам не знаю. Может быть, мы встретимся в субботу где-нибудь в центре? Погуляем, если будет хорошая погода, а если нет, то сходим в кино?

Предложение звучало необычно и как-то архаично. Обычно мужчины, назначая свидания, говорили: «Посидим там-то и по ходу дела решим, что делать дальше». «Решим, что делать дальше» означало «решим, где будем ночевать — у меня или у тебя». Исключением из правил был один дизайнер, который выражался предельно откровенно: «Приезжай, перепихнемся».

— А вы меня потом проводите до дома? — улыбнулась Ольга Борисовна.

— Конечно! — расплылся в улыбке Боткин, приняв подкол за чистую монету. — Можете не сомневаться.

— Только не рассчитывайте на что-то большее, — предупредила Ольга Борисовна. — Я — девушка очень строгих правил, но при этом нежная и ранимая…

Про нежную и ранимую она вспомнила спустя полчаса, разгоняя очередную группу курильщиков у ворот. На сей раз Ольга Борисовна действовала жестко и в то же время коварно. Пришла, наорала, пригрозила, а двоих, посмевших огрызаться, пригласила пройтись вместе с ней к главному врачу. Записывать фамилии намеренно не стала, рассудив, что не так важно досрочно выписать кого-то за курение, как создать у народа стойкое впечатление, что здесь им спокойно покурить не дадут. Окрыленная успехом, Ольга Борисовна немного прошлась по территории. Никого за курением не застукала, только вспугнула «голубков» — медсестру из лаборатории и охранника, самозабвенно целовавшихся на задворках пятого корпуса. «Голубки» настроили на лирический лад и напомнили о предстоящем свидании.

Добрый доктор Айболит

Накануне первого свидания доктор Боткин отличился в очередной раз. Совершил, можно сказать, небывалое — через свое терапевтическое приемное отделение ухитрился госпитализировать в урологию больного, от которого урологи в лице заведующего отделением только что отказались. В порядочном, уважающем себя медицинском учреждении (а именно к таким учреждениям и относилась шестьдесят пятая клиническая больница) подобное даже вообразить невозможно, а вот же — получилось.

Дело было так. Некто Акмалов, сорокапятилетний гражданин солнечного Узбекистана, повар кафе, расположенного у платформы «Северянин», был доставлен в хирургическое приемное отделение «Скорой помощью» с жалобами на сильные боли в пояснице и диагнозом «мочекаменная болезнь, некупированная почечная колика, камень в мочеточнике под вопросом». Камни в почках появились у Акмалова давно, и колика возникла не впервые в жизни, но прежние колики, в отличие от нынешней, удавалось быстро купировать.

Затянувшийся болевой приступ, кровь в моче, тошнота — нетрудно было предположить, что один из камешков двинулся из почки в мочеточник и застрял там. Во всяком случае, врач «Скорой помощи» придерживался именно такого мнения.

Заведующий урологическим отделением Чарский, осмотрев Акмалова, велел сделать тому еще один укол но-шпы, после чего в госпитализации отказал. Колика, дескать, купирована, оснований для экстренной госпитализации нет. Если есть желание — можно госпитализироваться планово. Плановая госпитализация для иностранца, не имеющего российского полиса обязательного медицинского страхования, платная, в отличие от экстренной.

— Ничего у меня не купировалось, — возразил Акмалов, — только чуть меньше болеть стало, а совсем не прошло.

— Чуть меньше — это уже положительная динамика, — обнадежил Чарский. — Дальше будет лучше.

Заведующий урологическим отделением относился к людям, которых невозможно было объехать на кривой козе, иначе говоря — поиметь на халяву. Ишь, чего придумали ушлые бесполисные иностранцы: чуть что, вызывают «Скорую» и норовят госпитализироваться забесплатно. Ну, может, «скоропомощникам» дадут рублей пятьсот, чтобы не артачились, а в приемном покое прикидываются безденежными и непонятливыми. Не выйдет! Хочешь качественно полечиться в таком «элитном» отделении, как урология, — плати. Или вали на родину и лечись там.

Максимум, чего добился Акмалов, так это разрешения полежать полчасика на кушетке в приемном отделении. Отдохнуть так сказать, перед возвращением домой. Но стоило только Чарскому подняться к себе в отделение, как появилась санитарка и любезно попросила Акмалова «проваливать поскорее на все четыре стороны», напомнив ему, что здесь не гостиница, а больница. Оценив суровое выражение лица санитарки и ее боевую позу (левая рука упирается в бок, правая держит швабру наперевес, ноги расставлены на ширине плеч), Акмалов спорить не стал, а встал и пошел. Выйдя на улицу, ошибся в направлении и вместо того чтобы свернуть налево, свернул направо. Миновал автостоянку, обогнул девятый «психический» корпус и вышел к приемному отделению терапии, возле которого вдруг сильно закружилась голова. По стеночке Акмалов добрел до охранника и поинтересовался, нельзя ли измерить давление. Акмалов был образованным человеком с дипломом инженера-мелиоратора и знал, что трезвая голова чаще всего кружится по причине подъема давления.

Охранник отправил Акмалова в смотровую, к доктору Боткину. Боткин намерил двести на сто десять (и это еще на фоне инъекции но-шпы, которая расширяет сосуды и тем самым снижает давление) и госпитализировал Акмалова в терапию. Он пытался вызвать на консультацию уролога, но нарвался на Чарского, который сказал, что посмотрит пациента уже в терапии, госпитализируйте, мол, а дальше мы разберемся. При вызове на консультацию фамилий пациентов не называют, поэтому Чарский не понял, что речь идет о недавно «отфутболенном» им Акмалове.

В отделении так в отделении. Алексей Иванович оформил историю болезни и «поднял» Акмалова в терапию.

Дело было в одиннадцатом часу дня. В терапии Акмалова быстренько обследовали (это отделение, в некотором роде являвшееся больничным «отстойником», славилось быстротой обследования пациентов) и пригласили на консультацию Чарского. Для решения вопроса о переводе в урологическое отделение для дальнейшего лечения.

Снова увидев Акмалова, да еще на больничной койке, Чарский немного удивился. Даже не немного, а довольно сильно удивился. Забирать Акмалова к себе он по-прежнему не хотел, снова завел старую песню о практически купированной колике, отсутствии показаний и т. п. Однако то, что годилось для Акмалова, совершенно не убедило заведующую терапией Маранину по прозвищу Спичка.

— Двух мнений тут быть не может, Олег Евгеньевич, больной ваш, и только ваш! — Тоном, не допускающим возражений, сказала Спичка.

— Но причина гипертонии… — заикнулся было Чарский, но был ткнут носом (в переносном смысле, конечно) в запись совместного обхода заведующей терапевтическим отделением и доцента кафедры внутренних болезней Камышовой. — Ну да, конечно, почечный генез наиболее вероятен…

Спичка кивнула — именно так и есть, артериальная гипертония почечного происхождения.

— …а нефрологам вы его не показывали?

— Чтобы они меня послали, Олег Евгеньевич?

— Ну почему сразу «послали»? — вздохнул Чарский. — Ладно, переводите, чего уж там. Будем лечить.

В глазах Акмалова засветилось торжество человека, настоявшего на своем не мытьем, так катаньем.

Действия доктора Боткина были правильными и официальному оспариванию не подлежали. Это Чарский упорол два косяка подряд — вначале необоснованно отказал в госпитализации, а затем не проконсультировал пациента сразу в терапевтическом приемном отделении. Поэтому Олег Евгеньевич пошел со своей душевной болью не в административный корпус, а к Боткину. Поговорить по душам, как мужик с мужиком, точнее — как коллега с коллегой.