Приглашение на казнь

— Дайте ему ещё вина, — она всмотрелась в бледное лицо бастарда. Похоже, сейчас не до расспросов. Дитрих уже всё узнал. Ирмгард ушёл к барону. Вернётся и подробно расскажет ей о случившемся.

Больше всего пострадали ноги парня, являясь самыми уязвимыми участками тела в сражении верхом на лошади. Синяки не вызывали волнений, как и разных размеров и глубины царапины. Они заживут быстро. А вот две раны на правой ноге были опасными. Прижечь, конечно, можно, но не желательно. Высока вероятность загнивания. Длинная неглубокая рана пересекалась с короткой глубокой. В месте пересечения кожа развернулась, вызывая стойкое желание скрепить её за углы и стянуть. Почему нет? Подлатать не помешало бы. И заживёт в разы быстрее.

— Госпожа, ему ведь не отрежут ногу? — Берта всхлипнула. Такое случалось часто. Казалось бы, раны, вначале не вызывающие тревоги, в результате оказывались смертельно опасными. Скольких калек она повидала на своём веку? На ярмарках их собиралось немало. Сердце матери словно прожгли калёным прутом. Её мальчик, такой молодой и красивый, и без ноги… Она застонала, сдерживая крик боли.

Наташа мрачно посмотрела на повариху:

— Раны свежие. Уже хорошо обработаны. А эти… — она не могла решиться.

Игла подойдёт «цыганская». Потребуются прочные шёлковые нитки и крепкие мужские пальцы. Нитки… Можно посмотреть шёлковые ткани в швейной мастерской. Нет, получится долго.

В углу у двери на корточках сидел Франц. Его присутствие угадывалось по тяжёлому учащённому сопению.

— Франц, — девушка, не оборачиваясь, тихо попросила: — пожалуйста, сходи в мою комнату и принеси вязаную косынку. Найди палочку в рот Кристофу зажать между зубами. Ты понимаешь, о чём я? — Посмотрела на больного.

Он, услышав своё имя, не отреагировал. Дрожал, прикрытый простыней, не в силах совладать с напряжением, охватившим тело. Бледный, с лихорадочно блестевшими глазами, бастард походил на мальчишку, перепуганного до смерти словами матери. Так и было.

Вошёл Ирмгард. Похоже, он уже знает о случившемся:

— Что делать собираешься? — глянув на приготовления и приподняв край простыни, присвистнул: — Прижигать нужно.

— Зачем прижигать? Заживать будет плохо, начнёт гноиться и тогда будет ещё хуже. Швы нужно наложить.

— Швы?

Больной переводил взор с одного на другого, плохо понимая, о чём идёт речь. Ему и не надо понимать. Его дело лежать тихо и стараться не проронить ни звука. Будет стыдно перед госпожой.

— Пей, сынок, — мать приподняла голову, поднося кувшин с вином, — сколько сможешь.

Он много сможет. Вино вкусное, крепкое. Оно заглушит боль, и он забудется в хмельном бреду… От выпитого ранее уже голова шла кругом, вызывая приятные воспоминания, о том, что было на переправе. Он, как только видел госпожу, безошибочно угадывая её в темноте или издалека, всегда вспоминал тот поцелуй. Дыхание останавливалось, сердце грохотало кузнечным молотом, в животе закручивался жгут. Желание, горячее, безостановочное, сводило с ума. Хотелось вновь почувствовать тяжесть её тела в руках, её нежные ладони на своих плечах, её мягкие губы на своих губах. Вот так бы нёс красавицу далеко, не выпуская из рук. Всю жизнь…

— Что случилось с отрядом? — Наташа отвела вице-графа в сторонку, изо всех сил стараясь выглядеть спокойной, спрятав дрожащие руки в карманы. Нащупав там мобильник, сжала в ладони. Она так и прибежала с ним после истерики Кэйти.

— На них напали на обратном пути. Завязался бой. Наёмников оказалось много. Отец отправил Кристофа за помощью. Только они далеко отсюда.

— Далеко… — эхом отозвалась девушка, чувствуя, как земля уходит из-под ног. Уцепившись за локоть парня, закрыла глаза, собираясь с мыслями. Отец отправил сына, чтобы спасти от неминуемой гибели. «Господи, спаси их…» — стонала душа. — А графиню они встретили?

— Встретили… Дитрих с отрядом поскакал на помощь.

— Значит, ты теперь за хозяина, — мелькнула мысль, что убийца сказал, что задняя калитка открыта. — А калитка у конюшни… — Кивнула в сторону предполагаемого нахождения стены. — Её проверили? Ты вообще в курсе, что происходит? Или тебя до сих пор держат в неведении?

— За кого ты меня принимаешь? Мы уже попытали этого пса. Пока не сильно. Отец прибудет — с ним будет другой разговор.

Наташа поёжилась. Набегали слёзы. В ушах стояли слова убийцы: «Они все уже мертвы». «Господи, — уткнулась лбом в плечо вице-графа, почувствовав его ладонь на своей голове, — не дай свершиться несправедливости, спаси и сохрани их. Всех». Судя по ранам Кристофа, противник был серьёзный. Наёмники. Нет, она будет думать только о хорошем. А лучше отвлечься. Пора заняться лечением. Вот и Франц.

Швейный материал… Она своими руками в косынку вместе с тонкими шерстяными нитками ввязывала белые шёлковые катушечные. Для прочности. Чтобы косынка не растягивалась и сохраняла форму после стирки. Можно сплести нить в несколько сложений. Игла…

— Ирмгард, нужен кто-то из мужчин — аккуратный, с сильными пальцами. Игла будет плохо проходить сквозь кожу. Мне понадобится помощь, — перехватив его взгляд, улыбнулась. — Нет, тебе не нужно этого делать. Ты ещё слаб.

— Ланзо. Он весной зашивал коню бок.

Госпожа кивнула. Этого немолодого воина она помнила. Он прижигал ей рану в лесу.

* * *

Распустив косынку до нужной длины нити, Наташа приготовила всё для проведения операции.

Ланзо, выслушав и поняв, что от него требуется, прищуренным взором с интересом посмотрел на госпожу. Без лишних слов согласно кивнул.

Сказать, что было трудно — ничего не сказать. Она волновалась. Начиная с дрожания пальцев рук и частого поверхностного дыхания. Заканчивая похолодевшими ступнями ног и пересохшим горлом.

Берта наотрез отказалась уйти, устроившись возле сына и зажав его руки. Рядом пристроился Ирмгард, на случай, если потребуется помощь.

Франца выставили за дверь, чтобы никого не пускал.

Приготовленные обрезки нитей дезинфицировались в мисочке с вином. Нужна водка. Девушка вспомнила, как Дитрих интересовался её изготовлением. Это возможно.

Кристоф не стонал. Когда ему было особенно больно, он дёргал головой, морщась, и тогда Берта склонялась к нему, поглаживая и успокаивая.

Руки у Ланзо, после соответствующей обработки, несмотря на их грубость и неуклюжесть, оказались чуткими и едва ли не стерильными. Наташа напряжённо улыбалась, глядя в его удивлённые глаза.

— Сколько вам лет? — она сделала прокол, чуть отстраняясь и давая возможность перехватить мужчине «медицинский» инструмент.

— Пятьдесят два, госпожа, — он уверенно и плавно протолкнул иглу через кожу. — Шип у вас необычный.

— У вас есть семья? — снова перехватила иглу, делая укол.

— Нет, госпожа, — подхватил «шип», проталкивая.