Приговор
Шрифт:
26 августа, среда, утренний выпуск
Полиция принимает экстренные меры для розыска Кусумото
По всей стране разосланы 11 вариантов фотоснимков
Прошёл месяц после убийства в баре «Траумерай», а местопребывание главного подозреваемого, Такэо Кусумото, так и не установлено. Из разных мест поступило двадцать с лишним сообщений, но все они оказались ложными. Так, в одном случае в полицию насильственным образом доставили мужчину, принятого за Кусумото только на том основании, что у него было при себе 300 тысяч йен, в другом подозрение пало на мужчину, который, приехав в город Дзуси, вызвал к себе гейшу. В полицейском управлении впервые была предпринята попытка при помощи монтажа изготовить на основе реальной фотографии Кусумото ряд фотороботов, фиксирующих возможные варианты его внешности: в очках разной формы (известно, что в момент совершения преступления Кусумото был в очках без оправы), без очков, с головой, бритой наголо, с усами и пр. Фотографии разосланы по полицейским отделениям страны.
Следственная
— Са-сан, что это с вами сегодня, вы какой-то вялый! — сказала женщина.
— Да нет вроде. — Улыбнувшись, он залпом осушил бокал брэнди. В желудке вспыхнуло пламя, тут же взметнувшееся к самому горлу, но уже в следующее мгновение он опять наполнился холодной протухшей водой.
— Всё грустите? Дайте-ка я вас согрею. — И женщина придвинулась ближе. Её тщедушное тело тесно прижалось к нему, его обдало запахом дешёвых духов. У женщины были тонкие и нежные, как у ребёнка, руки, когда разминаешь их кончиками пальцев, суставы начинают похрустывать.
— Славные у тебя руки, — сказал он и поднёс руку женщины к лампе. В резком, как у прожектора, свете, падающем из-под жестяного четырёхугольного абажура, рука женщины казалась красным аквариумом, в котором плавали маленькие чёрные рыбки косточек. Он стал мять сильнее, так, чтобы косточки тёрлись одна о другую, и похрустывание усилилось.
— Вы что! Больно же! — Женщина отдёрнула руку.
— Покажи-ка! — Он быстро схватил другую её руку и поднёс к свету. На среднем пальце зелёным камнем поблёскивало кольцо. Изумруд, скорее всего, был фальшивым, но женщина очень берегла его и всегда, перед тем как лечь в постель, снимала кольцо и клала его на подносик, стоявший у изголовья.
— Ты сегодня вечером свободна?
Женщина кивнула, и он привлёк её к себе. Её плечи сжались в его руках, как закрывающиеся створки раковины. При мысли о её тонком нагом теле в нём вспыхнуло желание.
Пришли новые гости, и женщину позвали. Он сидел спиной к двери, и ему не было видно, кто именно пришёл, какая-то компания, но он слышал, как звонко, словно вырвавшись наконец на свободу, смеётся женщина, всегда говорившая с ним тихим, каким-то потухшим голосом. Он тут же приревновал её к этим мужчинам и одновременно остро ощутил собственную угнетённость и подавленность. Не зря женщина всё время твердила: «Са-сан что это вы такой вялый…» Сам виноват, не надо было показывать ей своего дурного настроения, она всегда чутко на него реагирует.
После того как женщина ушла, он, поглаживая опустевший диван, попросил у стоявшей за стойкой хозяйки ещё одну порцию брэнди. Сидевшие в кабинках парочки смутно, словно теневые картинки, просвечивали сквозь тонкие занавески. Ему вдруг вспомнилась заметка, которую он прочёл в газете.
«Уже на следующий день после случившегося бар «Траумерай» открыл свои двери для посетителей. Официантки, искоса поглядывая на надоевших им сыщиков и газетчиков, которые постоянно толкались в баре, старательно улыбались посетителям, словно говоря: «Пейте, не обращайте внимания».
Женщина помахала ему рукой. Он поднял руку в ответ, потом вытащил наугад газету из газетной стойки и вдруг обнаружил в ней собственную фотографию крупным планом. В газете оказалось одиннадцать его фотоснимков. Основой для них послужила фотография, которую он принёс вместе с автобиографией в юридическую консультацию Огиямы. В настоящее время он выглядел точно так же, как на этой фотографии, — в очках без оправы и без шляпы. Если бы кому-нибудь из находящихся рядом людей пришло в голову посмотреть сначала на газету, а потом на него, он тут же был бы разоблачён. «Ну надо же, — расхохотался он. — Какое, однако, богатое воображение у этих полицейских! Придумали целый десяток вариантов моей внешности!» Впрочем, чем больше, тем лучше, в конечном счёте все эти лица не имеют к нему никакого отношения.
— Ты сегодня в одиночестве? — окликнули его. В дверь просунулась лысая голова его соседа по квартире, брокера, работающего на производственное объединение «Столичный текстиль».
— Не возражаешь, если я к тебе присоединюсь? Что пишут? Что-нибудь хорошенькое? Или, может, ты выиграл в лотерею?
— Да нет, — ответил он, смело оставив газету открытой. — Смотрел, какие цены на акции. Строительное дело О. снова пошло вверх.
— А, акции. Ты тоже этим интересуешься? Да, нынешние студенты все при деньгах, счастливчики.
— Всё шутишь? Кстати, как твои дела? Идут?
— Да так, ни шатко ни валко. Летнее затишье, ни на что особо рассчитывать не приходится. Ну ничего, осенью всё войдёт в колею. Ну и льёт сегодня! При таких дождях жара быстро спадёт. Скоро осень. Люблю осень! А кстати, как продвигаются твои изыскания?
Под «изысканиями» имелось в виду знакомство с городскими достопримечательностями, которому он якобы решил посвятить всё лето. В начале августа он
снял квартиру в Китасиракаве и каждый день бродил по городу. Эту квартиру ему подыскали в посреднической фирме, куда он обратился, выдав себя за некоего Такэси Сато, уроженца города Хамамацу, в настоящее время — студента юридического факультета Осакского университета. Якобы до сих пор он жил в Осаке, в Абэно, но потом ему захотелось заняться изучением древней столицы, и летом он наконец решился переехать. Спустя некоторое время он стал здороваться со своим соседом по квартире. Однажды тот ему рассказал, что живёт в Окаяме, но недели две в месяц по делам службы проводит в Киото, что очень интересуется древней историей города, и — «Я же вижу, с каким усердием вы штудируете путеводители, может, я мог бы чем-то помочь?» Сосед и в самом деле прекрасно знал Киото и не упускал случая продемонстрировать свою эрудицию: стоило упомянуть храм Компукудзи, как он тут же спрашивал: «Ну и как тебе хижина Басё? Надо было подняться немного выше и посмотреть на могилу Бусона. Да, чуть не забыл, там ведь совсем рядом есть "могила кистей" [17] Эбара Тайдзо, того самого учёного, который писал о поэзии хайку. А чуть дальше — храм Итидзёдзи и знаменитая сосна с опущенными ветвями, на неё тоже стоит обратить внимание. Это ведь очень известное место, там Миямото Мусаси окончательно победил воинов дома Ёсиока, и именно там, согласно легенде, святой Хонэн подобрал младенца Ацумори, что ещё важнее».17
В Японии существует обычай старые использованные кисти для письма зарывать в землю и делать небольшое надгробие, как бы принося их в жертву богам.
— Ну, у меня тоже — летнее затишье. В такую жару лень двигаться.
— Но ведь, кроме лета, другого времени у тебя нет. Осенью тут полно туристов.
— Ну, их много только в самых знаменитых местах. Школьников везут прежде всего в Золотой и Серебряный храмы.
— Ну, после того как Золотой храм сгорел, туда мало кто ходит. Вот в Серебряном действительно не протолкнуться.
И сосед, раздуваясь от сознания собственного превосходства, принялся забрасывать его новыми сведениями. Мол, Серебряный храм хорошо осматривать в дождливый день или зимой, особенно когда много снега, причём лучше всего пойти туда рано утром, пока никого нет. Из-за лысины, окружённой седыми прядями, выглядел он довольно старообразно, хотя на самом деле ему было немного за сорок, пьяное лицо блестело, будто в кожу втёрли масло.
Неожиданно сосед понизил голос, и на лице его появилось подобострастное выражение.
— Послушай-ка, нельзя ли у тебя перехватить немного денег?
— О чём ты? — переспросил он, не сразу поняв, в чём дело.
— Да я говорю, может, одолжишь мне ещё сотню тысяч?
— Но ты ведь совсем недавно уже у меня брал, — удивился он.
Недели две назад он одолжил этому человеку девяносто тысяч йен.
Поскольку он представился старшим сыном владельца питомника угрей, сосед решил, что у него полно денег, и стал таскать его по игорным домам и барам (в этот тоже привёл его именно он), приглашал в чайные домики квартала Гион — а почему бы не поразвлечься за чужой счёт? Однажды он попросил у него в долг девяносто тысяч, объяснив, что отдаст, как только вернутся деньги, пущенные им в оборот, и он согласился на том условии, что долг будет возвращён в течение двух месяцев.
Если сосед вернёт долг в течение двух месяцев, рассчитал он, да ещё с процентами, он только выгадает. Правда, новый знакомец не внушал ему доверия, к тому же у него самого не было свободных денег. Из похищенных четырёхсот тысяч йен тридцать тысяч он отдал Фукуде, двадцать — Ясиме, оставшиеся у него триста пятьдесят тысяч быстро таяли: ему приходилось постоянно тратиться на гостиницы и дорогу, платить за квартиру, да ещё и каждодневные кутежи… После того как он дал взаймы соседу, у него осталось всего сто тысяч с небольшим. Разумеется, если очень экономить, на эту сумму можно прожить едва ли не полгода, но у него не было никакого желания в чём-то себя ограничивать. Жить, в поте лица зарабатывая себе на пропитание, — нет уж, увольте! Деньги всё равно кончатся раньше или позже, когда они кончатся, он явится с повинной, но, пока у него есть хоть немного денег, он предпочитает жить так, как живёт, в своё удовольствие, поэтому расставаться с девяноста тысячами ему не хотелось. И всё же он решил рискнуть и дать соседу эту сумму. Дело в том, что у него возникло подозрение — этот человек знает, кто он, и нарочно вымогает у него деньги. Никаких веских оснований для такого подозрения не было. Просто, когда в прошлый раз он попытался уклониться, сосед, зловеще посмеиваясь, сказал: «Ну что ж, придётся, видно, и мне выложить свой козырь». «Какой ещё козырь?» — спросил он, на что тот снова усмехнулся: «Будто сам не знаешь!» Он не стал настаивать и выяснять, что тот имеет в виду, просто дал деньги. Позволить этому человеку вслух заявить о своих намерениях — значило подтолкнуть его к следующему шагу, то есть к тому, чтобы он пошёл в полицию, если он этого не сделает, его обвинят в укрывательстве преступника. И вот сосед снова требует денег. Он растерялся, не зная, как себя вести, и промямлил что-то вроде того, что у него нет при себе такой суммы.