Приговоренные к приключениям
Шрифт:
Последнее слово Митчелл старательно произнес по складам. Потом он нетвердыми пальцами полез в жилетный карман и достал оттуда черную коробочку.
— Во! — гордо сказал он, протягивая ее Вару. Щелкнул, открываясь, замочек, и повар присвистнул. Да и с моих губ, похоже, невольно сорвалось что-то такое, потому что пинкертоновец расплылся в пьяной и довольной ухмылке. На черном бархате лежал огромный, сияющий всеми своими гранями камень, от которого словно бы исходило голубоватое завораживающее сияние. Вар бережно взял алмаз двумя пальцами и посмотрел сквозь него на свет лампы.
— Надо же… Один камушек,
— А т-то! — потряс пальцем Джек Митчелл. Потом глаза его закатились, он со стуком уронил голову на стол и захрапел.
— Разучилась пить молодежь, — наставительно сказал Вар, глядя на спящего сыщика, — а ведь этот еще из лучших.
Откуда-то из-под стола внезапно высунулся щетинистый хоботок. Мануанус поднялся на цыпочки, расправив свои костлявые задние лапы, точно сегменты складной лестницы. Прикоснулся когтем к сверкающему камню и шумно втянул хоботом воздух.
— Алмаз Соломона… — сказал он, совершенно без всякого акцента. — Твердый. Не кусь.
И снова спрятался под стол.
Мы с Варом ошарашенно посмотрели друг на друга. Потом он положил алмаз в коробочку, защелкнул замок и поставил коробочку на стол. Подвигал ее пальцем туда-сюда.
— Вар, — сказал я, — похоже, я знаю, о чем ты думаешь. И мне это как-то… ну, не нравится, что ли.
— Бран, — отозвался повар, — ты вот что… Скажи-ка мне: слышал ли ты что-нибудь про алмаз Типпо-Сагиба? Ну хоть что-то? Хоть краем глаза читал?
— Ничего, — подумав, сказал я. — Нет нигде упоминания о таком камне. Вот Куллинан, Кохинур или Великий Могол – пожалуйста, а этот…
— Во-от! — наставительно покивал повар. — А это значит, что наш камушек попросту не доплыл до берегов Америки. А Джек Митчелл — он-то был в списках выживших?
— Ну, я не помню все списки наизусть… — начал было я, но поглядел в глаза своего компаньона и со вздохом признал: — Не было. Может, наизусть я и не помню, но фамилия обязательно осталась бы где-нибудь в памяти, да и без интервью выживший пинкертоновец вряд ли обошелся бы. Но никакого интервью Джека Митчелла в природе не существует, так же как отчета или мемуаров.
Вар несколько мгновений глядел на меня. Потом протянул руку, взял коробочку и решительно положил ее в карман своего сюртука.
— Все-таки это неправильно, — я еще упирался, хотя и понимал — что толку, если этот камень канет на дно океана?
— Я же не для себя, — просто сказал повар. — Я для нее.
И тут я все понял. Вспомнил Катрину и ее слова: «Вы должны подарить мне то, чего у меня еще не было». Зажмурился, протянул руку и нащупал прохладное горлышко бутылки. Налил себе бурбона, глотнул и выдохнул сквозь холодное пламя, растекающееся по глотке:
— А-а. Вон ты о чем. Согласен. Но с ним-то как быть? — я кивком показал на спящего. — Получается, мы с тобой ему не оставили ни единого шанса спастись.
— Я сам его в шлюпку отнесу, — мрачно сказал Вар, — и пусть хоть кто-нибудь попробует помешать. Официальное лицо, при исполнении… Ну, а что там дальше с этой шлюпкой случится — уже не нам с тобой решать.
Раздался стук в дверь. Я встал, а Вар заботливо поднял спящего мертвецким сном Митчелла и одним легким движением закинул к себе на плечо.
— Положу на диван в задней комнате, — сказал
он.За дверью обнаружился крепкий жилистый мужчина с нафабренными усами. Выглядел он смущенным.
— Простите, мистер Смитсон, — мужчина вытирал руки полотенцем, а лоб его был испачкан мукой, и поэтому я его узнал. — Мы с вами незнакомы, но я пришел спросить, когда послать людей со свежим хлебом…
— Отчего же незнакомы, мистер Джоуин? — приветливо сказал я старшему пекарю. — Заходите, сейчас все обсудим, за стопкой виски, если вы не против.
Лондон. Май 1912 года.
— Что значит — «странный бар», мистер Джоуин? — скептически спросил судья Бигман.
— Ну… — растерялся бывший старший пекарь с «Титаника», — как вам сказать, господин судья…
— Словами. По-английски, желательно, мистер Джоуин, — Джон Бигман не был настроен на шутки. Усталость все больше давала о себе знать, и судья еле сдерживался, чтобы не сорвать свое раздражение на ком-нибудь из присутствующих. Он несколько раз глубоко вздохнул и продолжил уже спокойным голосом: — Давайте по существу вопроса.
— Хорошо, — покладисто согласился Чарльз Джоуин. — Странный… потому что какое-то там было все словно бы неправильное. Вот, например, виски. Я, господин судья, в жизни немало повидал, и стесняться не стану — знаю толк в добром скотче, как и все парни из Биркенхеда. Даже американский виски для меня не в диковинку, уж поверьте. Но ни единого названия из тех, что были напечатаны на этикетках, я ни разу в глаза не видел. Ни единого! При этом виски отменный, врать не стану.
— Что-то еще?
— Да. Как-то там тревожно было. Будто кто-то в спину смотрит. И второй бармен — крепкий такой парень, лысый, совсем был не похож на тех, кто обычно за стойкой стоит. Все руки в татуировках, будто делали где-нибудь в Нагасаки.
Джоуин неловко замялся.
— А один раз мне даже почудилось, что из-за бутылок высунулась — господин судья, я ей-богу говорю правду! — мерзкая такая харя, с хоботом…
— Достаточно, — чересчур мягко прервал пекаря судья Бигман, вслушиваясь в смешки из зала. Потом он повернулся к судебной стенографистке, безуспешно пытавшейся не хихикать в кружевной платочек. — Мисс Бордлей, прошу вас вычеркнуть эти показания мистера Джоуина из протокола.
И, все-таки не сдержавшись, рявкнул на весь зал суда:
— Хобот! Да что за…
«Титаник». Под барной стойкой. Мануанус Инферналис
— Хрррр… Вяяяяя! Вяяяяя! Айсьберьгь! Мерзь! Вяяяяя! Хррррр…
Кошмарный сон в мельхиоровом ведерке для шампанского.
Варфоломей
До столкновения с айсбергом оставалось всего ничего. Во всяком случае, в этом вопросе я всецело доверял Фараону, который прочитал тонну книг про знаменитое кораблекрушение. Скоро все полетит к чертям. Наверное, именно в этот момент я окончательно успокоился и уверился в том, что сделать ничего нельзя. Спасти всех не получится, и корабль обретет свою последнюю пристань там же, где лежит в наше время. Потом про него напишут книги, снимут кино, история обрастет выдумками и предположениями. А мне… мне остается только наблюдать.