Приговоренные

Дорога едва виднеется. На ней — никого. По пустырю ветер мечет странные тени. Воют сбежавшие от людских жилищ собаки. Вздыбив шерсть, несутся, жутко мяукая, кошки. В стойлах бьют копытами и дико ржут лошади. По швам трещит сарай, где, бодая стены мычат коровы. Отчаянно, пытаясь вырваться из загонов, верещат овцы, да козы. В курятнике невообразимый гвалт… Вся живность словно взбесилась. Кругом истошный визг, выворачивающий душу вой и вопли… Еву охватывает жуткий страх. Она забивается в угол. Ей холодно. Кожа покрывается пупырышками…

Ева снова выглядывает наружу. По мглистому проселку ковыляет повозка. В силуэтах людских фигурок она узнает отца с матерью. Выбиваясь из сил, они тащат под уздцы упирающихся и взбрыкивающих лошадей. Она бросается в дом, чтобы сообщить об этом Адаму. Брата в комнате нет. По открытому люку, ведущему в подвал, она догадывается — спустился за вином.

«Адам, наши едут. Надо помочь», — кричит она в проем погреба и снова стремглав выбегает наружу.

Ева вприпрыжку бежит на дорогу. Навстечу родителям. Помочь им. Резкий порыв ветра, по-разбойничьи гикнув, бросает в нее, вперемешку с песком и мелкими камушками, связку веток с растерзанных им деревьев. Ева падает. В плече резкая боль. Стальной обруч давит грудь и горло. Из широко открытого рта вместо крика вырывается жалкий писк. Превозмогая боль, она поднимается.

Повозка почти рядом. Ева видит маму. Ее лицо в кровь иссечено несущимся по ветру острым песком. Лица отца она не видит. Набычившись, он толкает кузов повозки вперед. И тут позади него, глухо взорвавшись, разверзывается каменистая твердь. Повозка вместе с лошадьми и родителями срываются в дымный зев раступившегося проселка…

Земля вздыбливается и волной, самой настоящей высокой волной, катится в сторону Евы. Вот она поднимает ее на горб, и почти тотчас же сбрасывает под ноги другой, уже вставшей на дыбы, волны. Она поднимает Еву и, кувыркая вместе с массой земли, несет назад, к поселению… Платье, подарок Ведуна, разбрасывая зеленые искры, рвется по швам.

— Ведун! Миленький, где ты?! Помоги!..

Бесновато пляшущий и визжащий ветер вдруг смолкает. Словно испугался этих слов. Но это было какое-то мгновение. А потом еще безумней затопал, завыл, завертелся и поднял кучу песка. Чаруша еще видит, как поперек поселка, треснув, земля раступается и высокая зыбь смахивает в разинутую пасть недр все что в нем имелось… Но не видит уже, как земляной вал, перемоловший в чреве своем городище, вскидывает ее на загривок, а потом бросает под ноги другим, набегавшим. И тут большая птица с явными человеческими очертаниями, подхватывает гибнущую за талию и взмывает вверх…

То был Мастер Верный.

4. Роковая встреча

Верный в лаборатории оставался один. Товарищи два дня как улетели на ВКМ, на доклад к Верховному Координатору.

Приборы еще утром показали сейсмическую опасность. Спустившись к соседям он предупредил их о надвигающейся катастрофе и постарался внушить им животный страх. Но люди есть люди. Они животные по биологии, но не по разуму. Не в ладах у них одно с другим. У разума есть могучий аргумент: «Авось, обойдется». Тем более у них крепкие, по их понятиям, дома. И как бросить хозяйство? Куда податься? И все-таки повозок пять-шесть ушло. Уходили под смех и улюлюкание оставшихся сородичей.

Светопреставление началось поздним вечером. Верный смотрел кристалл с прямой трансляцией концерта из ВКМ и одним глазом следил за индикатором сейсмоаппаратуры. Кристалл, вмонтированный в них, добросовестно записывал шумы сдвигающихся пластов недр… И вдруг сквозь треск и грохот разломов он явственно услышал душераздирающий человеческий вопль. Он был слаб, но четок. Кричала женщина.

«Ведун, милый! Где ты?! Помоги!.».

Верный аж подпрыгнул. На их волне призывный голос гибнущего человека. «Значит, наша!.. Быть того не может!.». — молнией промелькнуло в нем, но быстрее молнии сработал инстинкт — «Спаси!» И Мастер ринулся в кромешную мглу катастрофы… Уже выхватив девушку из под набегающего на нее земляного вала, он понял причину, почему их аппаратура запеленговала ее. Секрет таился в надетом на нее платье, которое по швам было прострочено нитью времени. И, очевидно, когда оно рвалось, нити замкнулись на волнах их времени. И счастье ее, что она крикнула именно в этот момент.

«Но кто, красавица, дал тебе это платье?» — глядя на неподвижно лежавшую девушку, спросил он, и сам же, прикрикнув на себя, ответил:

— Кто?! Кто?!.. Кто-то из наших.

Оказав ей первую помощь, он, надев нимб, материализовался на ВКМ. И опять ей повезло. Ребята только-только вышли от Верховного Координатора.

— Строптивый, — тихо позвал он.

— Что случилось, Верный? — всполошился шеф.

Взяв его под руку, Верный отошел с ним вглубь залы. И коротко рассказал о случившемся.

— Где она? — спросил Строптивый.

Верный показал. А затем, взглянув на шефа, сразу же отвел глаза. Никогда, даже в экстремальных переделках, в каких им приходилось бывать, он не видел Строптивого до неузнаваемости изменившегося в лице. Он прямо таки заиндевел.

— Продержи ее до нас, брат… Кроткий сейчас осмотрит ее и проконсультирует тебя.

Верный все понял. Строптивый ничего не стал ему объяснять. И не стал ни о чем просить, мол, никому не говори и так далее. Это было лишнее.

Очнулась Чаруша в незнакомой комнате, освещенной чуть подсиненным мягким мерцающим светом. Было по-утреннему светло и свежо, хотя окна были плотно задрапированы декоративной тканью.

— Где я? — спросила она.

Клевавший носом Кроткий встрепенулся. Наклонившись к ней и встретившись с осмысленным взглядом девушки он сказал:

— Ну здравствуй, Чаруша. Добро пожаловать снова в мир землян.

— А-а-а, — протянула она, — Лекарь… Томный.

— Я — томный? — переспросил он.

Чаруша закрыла и открыла глаза.

— Почему же? — поинтересовался он.

— Глаза у тебя томные… Ты живешь и печалишься, — улыбнулась она.

— Ну спасибо тебе. Теперь и я имею земную кличку, — искренне поблагодарил он девушку.

— Где я? — снова спросила она.

— У Ведуна, — как бы между прочим ответил он.

И Чаруша заплакала. Она вспомнила все, что с ней произошло. И снова видела она, как в раскрытое чрево недр падали отец, повозка с лошадьми и мама.

— А что с Адамом?

— Адама тоже нет, — прямо ответил Кроткий. — Но он тебе здорово помог.

— Как?

— Расскажу завтра, — пообещал он.

— Я теперь совсем одна, — всхлипнула Чаруша.

— Успокойся… Тебе хорошо… У тебя ничего не болит… Через денька два ты встанешь на ноги… Спи!

Взмахнув над ее лицом ладонью, он вышел. Больной больше ничего не угрожало. Она проснется часов через восемь. За это время и он успеет выспаться. Но прежде чем лечь, он связался со Строптивым, сообщив, что его пациентка пошла на поправку, и что он с ней раговаривал.