Приходящие из Мора
Шрифт:
— Ты тоже полагаешь, что Игнат мог убить Евгению?
— Ничего я не считаю, — проворчал Фаддей.
Он вручил Стрельникову ружье с горстью патронов и направился к дому. На каждые ставни старик навесил по дополнительному засову. Оставалось только воткнуть их на место и закрепить толстыми железными штырями. Проделав это, Фаддей ушел в дом и заперся изнутри.
Теперь Лука осознал, в чем заключался смысл ловли на «живца». Они с Еносием как раз и выступали в роли вероятной жертвы.
— Мы сегодня ночью сперва ничего толком не поняли, — начал рассказывать толстяк. — Эти уродины вначале напали на наш дом.
— И что много их было? — поинтересовался Лука.
— Гусей-то?
— Да нет же. Я про тварей.
— А кто их знает. У нас вроде бы две было. В темноте разве разберешь. Я на шум выскочил — а там они.
Пока было тихо, Лука старался слушать его внимательно. К тому же Еносий рассказывал вдохновенно. С его слов Стрельников представил, как все происходило.
Вот старик просыпается от непонятных криков — во дворе что-то случилось. Конечно, ему страшно до жути. А тут еще, как назло, Василий по привычке упился до непотребного состояния и в таком виде его невозможно разбудить. Тогда Еносий хватает в сенях большие вилы и, пересиливая страх, выбирается на улицу…
Когда он выскочил из дома в одном исподнем, дрожа от холода и ужаса, то увидел, что дверь в стайку распахнута, а рядом с порогом в безумном плясе скачет существо с огромными крыльями и светящейся в темноте пастью — это кровь блестела в свете луны. Под лапами чудища колыхался ковер из растерзанных гусиных телец, все еще бьющихся в судорогах. Тварь хватала мертвых и полуживых еще птиц, перемалывая их мощными челюстями. Со склизким хрустом. А другая такая же тварь пряталась за вспоротым животом свиньи, погружая гладкую до безобразия голову во внутренности убитого животного. Казалось, они не обращали на человека ни малейшего внимания. И тогда Еносий закричал…
Лука усмехнулся. Полчаса назад об этом происшествии рассказывал ему Василий, только по его рассказу выходило, что все было в точности до наоборот. Это Еносий дрых в беспамятстве, а Василий, услышав шум, схватил вилы и помчался на обезумевших в пиршестве тварей. Одна из них бросила свиные потроха и прыжками стала быстро приближаться к нему на своих негнущихся, но довольно резвых лапах. Другая стремилась зайти сзади. Ее-то Василий и ударил вилами, не причинив, правда, особого вреда. Зато, вцепившись пастью в черенок, тварь на миг позабыла о человеке, и этого было достаточно, чтобы Василий снова мог забежать в дом. Там он схватил огнетушитель, который несколько лет лежал в сенях про запас, так — на всякий случай, и выбежал с ним во двор, чтобы влепить струю леденящего газа в любого из чудищ. Но кроме мешанины из перьев, кишок и крови, от которых парило на холоде — все, что осталось от гусей и двух свиных туш, — никого не обнаружил. И ни звука вокруг…
— Ты понимаешь, меня не было всего пять секунд! — продолжал заливать Стрельникову Еносий (или не врал, а, напротив, натрепал его сожитель — Лука не знал, чьему рассказу больше верить). — И они как будто испарились! Поутру мы узнали, что на усадьбу Фаддея тоже напала одна тварь. Правда, ей ничем не удалось поживиться, он ее прежде подстрелил. А с рассветом мы с Василием снарядились идти к Евгении. Чего ж, баба живет одна-одинешенька, мало ли что могло случиться. Оказалось, она и не слыхивала ни о чем. Посмеялась над Василием, когда он предложил ей пройти к нам во двор и собственными глазами увидеть то, что осталось от нашего хозяйства.
«— Василий —
будто мы первый день знакомы, — заявила она, — сколько раз ты меня дурачил и все для того, чтобы лишний стакан бражки выцыганить?»— Ты, Лука, еще не знаешь Василия, — пояснил Еносий, — он от каждого пустяка заведется. Наговорил ей всяких гадостей и плюнул под ноги. «— Больше я с тобой общаться не желаю, и знай — я злопамятный!»
— Потом его, правда, отпустило немного, стал извиняться, но и Евгения — женщина с гонором. Извинений его не приняла и велела убираться ко всем чертям. Даже Маринку, когда та к ней пришла, не приняла. Я уж и не стал вмешиваться. Хватит того, что она Игната ненавидит. Мне-то с ней ссориться вовсе не к чему.
— Так может, это Василий ее порешил, а валит все на Игната? — взбрело тут Луке в голову.
— Нет, что ты, что ты, — запричитал Еносий, — это не правда.
«Один сумасшедший покрывает другого», — подумал Стрельников.
— Ну, и что нам делать, Лука? — спросил вдруг Еносий. При этом не стал конкретизировать, что он вообще имел в виду. Но Лука сразу понял — вопрос прозвучал именно в глобальном смысле.
— Надо как-то выбираться отсюда, — ответил он. — Рано или поздно, эти твари доберутся до нас.
«Собственно, разве не этого они добиваются?» — подумал Лука. Живности в лесу более чем достаточно, и гораздо более доступной. Они даже медведя не боятся, — вспомнил он — но ведь за тем еще нужно погоняться! А человек — разве не самая легкая добыча?
Стрельникову показалось, что Еносий всхлипнул.
— Не думал я, что это так серьезно будет. Не полагал… — Произнес старик. — Это все Игнат. Это он проклятие наслал.
— О чем ты? — Лука придвинулся к старику.
Еносий заговорил навзрыд, словно оправдываясь за что-то.
— Василий все уговаривал его убить. Твердил что, мол, Игнат оборотень, демон в человеческом обличье. Надо было его и в самом деле прикончить.
— С чего ты взял про оборотня? Сумасшедший старик!
— Я не сумасшедший. Просто я хочу жить!
— Я тоже!
Возразить Еносий не успел.
4. Нападение
Из леса раздалось отчетливо слышное и уже знакомое потрескивание.
— Давай, лезь скорее, — скомандовал Лука. — Вали в будку. Быстро!
Он подтолкнул деда и присел на корточки, водя ружьем из стороны в сторону, еще не зная, откуда ожидать нападения.
Треск и шум крыльев затих. Спустя несколько секунд Лука услышал еще один потрескивающий звук. С противоположной стороны и значительно дальше.
Он попятился к деревянному коробу, откуда его уже дергал старик.
— Лука, чего ты сам медлишь? — гнусавил Еносий, цепляя за ноги.
Лука задом вполз в самодельный дот, прикрыл люк. Рядом тяжело и зловонно дышал Еносий. Чтобы хоть что-то услышать снаружи, Стрельников жадно припал к одному из смотровых окошек.
Хлопанье, теперь уже дружное, повторилось и стало ясно, что твари вот-вот должны появиться в зоне видимости. Хотя какая там видимость — чтобы не спугнуть чудовищ, Лука не решался включать фонарь. Он выставил ружье в амбразуру и велел Еносию соединить оголенные концы проводов тотчас по его команде.
Шум становился отчетливее. В глухой темноте, казалось, виделись размытые очертания летящих существ, впрочем, это была скорее игра воображения: неясные образы мерещились в пятнах напряженного зрения. Но то, что хлопки стали ближе, Лука слышал теперь уже отчетливо.