Приказ обсуждению не подлежит

— Пей, пей, брат, тебе же легче будет.

Вдвоем с напарником они подняли безвольное тело генерала и подтащили его к машине.

— Ботинки снимем?

— Не надо, пускай сидит в обуви. Пиджак снимай, рубашку и брюки просто расстегни. На-ка его куртку, брось назад. — Он поежился:

— Здесь действительно холодно. Включай двигатель.

Перегнувшись через тело Боровича, обладатель лисьей внешности поставил машину на ручной тормоз и повернул ключ зажигания.

— Зараза! — выругался он. Ему пришлось лечь на колени генерала, чтобы надавить одной рукой на педаль газа. Со второй попытки двигатель «Мерседеса» заработал.

Они немного постояли у открытых дверей машины.

Зафиксированная спичкой щеколда упала, лязгнув, на свое место, когда дверь подземного гаража со стуком закрылась за ними. Запертые изнутри, пока еще живые, в каменном мешке остались двое: генерал-майор и проститутка.

* * *

— По одним информационным каналам, он был найден в своем гараже мертвым, — продолжал Артемов. — По другим — попал в автокатастрофу. На пересечении Ленинградского проспекта и улицы Скаковой. Там еще чья-то земля огорожена забором, вроде бы под строительство театра, не знаю. Однажды я побывал на такой стройке, — рассмеялся Михаил Васильевич, — во сне, правда. Такая чума приснилась!.. Как-нибудь расскажу.

В общем, в генеральской крови обнаружили столько алкоголя, что набухаться могли и гаишники, и медики.

— Думаешь, Стофферс его? — серьезно спросил Марк.

— В каком смысле? — не понял полковник. Потом «догнал» и снова рассмеялся, представив немца, удовлетворяющего свои врожденные амбиции крутого драгрейсера на московских дорогах.

— Как он там, не слышал?

— Даже не интересовался. И с Мартой ни разу по телефону не говорил. Зачем это? Все осталось в прошлом.

Вряд ли она благодарна тебе или мне.

— Сто процентов, — подтвердил Сергей.

Разговор не клеился…

— Я много слышал про твою «Ариадну», — акцентировал Артемов, — только не знал комбата по фамилии.

Честно говоря, удивился, когда узнал, что ты командовал батальоном.

— Меня как только не называли. Даже комбригом, — рассмеялся Марк. — Когда мне присвоили подполковника, я понял, что это — потолок. Неприятное чувство, словно похоронку получил.

Вот и еще одна похоронка. На Боровича. Вряд ли ГРУ приложило к этому руку, убрали его свои. Но не погорячились ли? Должно было произойти что-то важное, рассуждал Марк, чтобы пойти на такие крайние меры.

По существу, Борович справился с заданием своего начальства: международного скандала удалось избежать, Кто стоял за дерзкой диверсией в Латакии, неизвестно.

Во всяком случае, ничего конкретного: могли русские, израильтяне, немцы. Это по факту протоколов допросов. И все равно это туман.

Ни Артемов, ни Марковцев не знали, что по каналам дипломатической почты в российский МИД и Министерство обороны пришла кассета с видеозаписью. Точно такой же материал готов был выйти в эфир уже сегодня, как раз в то время, когда беседа двух бывших офицеров ГРУ подходила к концу.

Латакия, Сирия, декабрь 2003 года

Человек лет двадцати пяти, одетый в синюю робу, сидел перед профессиональной видеокамерой и держал свободные руки на коленях. По случаю съемки его лицо, покрытое синяками и ссадинами, было скрыто под белой маской с прорезью для глаз, похожей на широкий колпак и ниспадающей на плечи. Если бы его раздели, то ужаснулся бы даже репортер катарского телеканала «Аль-Джазира», проводивший съемку. От бесчисленных побоев на теле заключенного не было живого места.

У него был безупречный ливанский акцент. И сейчас он говорил на арабском, делая короткие паузы; те, к кому он обращался, узнают его в любом случае.

— Я не называю своего имени, — говорил он глуховатым голосом. — Но я обращаюсь к руководству своей страны. Я один из тех людей, которые ликвидировали Магомеда, также известного под именем Мохаммед-Эфенди. Я и мой товарищ остались живы, и мы находимся в тюрьме. Мы просим руководство своей страны принять меры к нашему освобождению. Еще есть время подготовиться к переговорам, чтобы обе стороны подошли к вопросу о нашем освобождении с пониманием и готовыми предложениями.

Пауза. Долгая, томительная. Дальше шло то, что должно было пройти в эфире после исполнения приговора.

Со стороны звучит голос:

— Назовите ваше имя и имя руководителя спецоперации на вашем родном языке.

В кадре появляется человек, который сдергивает с пленника маску. И спецназовец, глядя в камеру, называет себя на русском…

Никто не может держаться до конца. Никто.

Может быть, этому спецназовцу это и не было нужно. На его лице навеки, казалось, отпечаталась жуткая смесь безразличия и безысходности… В его ушах до сих пор стоял голос генерала: «Скорпион… Хорошо поработали, ребята». Но лейтенант еще тогда понял, что голосом Боровича говорил российский искусственный спутник:

— Конец связи.