Приказ простой…
Шрифт:
*.Счастливчик — именно так переводится прозвище Масуд.
Все веселье пропало с лица Панджшерского Льва.
— Продолжай…
— Ты не задавался в эти дни вопросом, почему против тебя действовало всего тысяча человек, плюс мусорные вспомогательные войска из афганцев. Хотя мы могли легко бросить на уничтожение твоего отряда в десять раз больше, перекрыв твое ущелье наглухо и перебить поголовно всех, кто в нем находился.
— Нет, как-то не до того было.
— Просто потому, что никто не собирается тебя уничтожать, как военную силу.
— Почему же?
— Все просто,
— С чего ты взял, что так будет? Ведь это же потери… А вы очень болезненно к ним относитесь.
— На потери генералам наплевать, бабы еще нарожают. Это младший и средний комсостав трясется над каждым бойцом. Что до остального, то я знаю психологию этих людей, образ их мышления. Я их хорошо изучил, ибо сам собираюсь подняться на этот уровень, а как известно, с волками жить — по волчьи выть. Вот увидишь, несмотря на то, что мы победили и ущелье в наших руках, мы его вопреки всем наставлениям по военному делу оставим, фактически вернем тебе на тарелочке с голубой каемочкой, а потом на твоего представителя выйдут от нашего командования с предложением о перемирии. Это даже звучит дико — перемирие с разбитым противником. Где и когда такое было?! Но это будет.
— Если случится все так как ты сказал, то да… это странно и значит на счет всего остального ты тоже прав.
— В итоге, возвращаясь к ранее сказанному, ты вместо того, чтобы создать промышленную и военную инфраструктуру за счет СССР, проложить дороги, может даже железную через твой Панджшер, став транзитной страной на пути из Индии в Европу, стать главой весьма немаленького государства, так и останешься в своем ущелье в ранге полевого командира из последних сил обиваясь от фанатиков-исламистов, ибо поддерживать после окончания войны тебя никто не станет, ни американцы, ни китайцы ни тем более исламский мир, а с того, что ты сможешь продать камушков, много оружия не купить. Вот и думай, долго ли ты протянешь в таком случае.
— Даже не верится, что ты простой лейтенант… — в изумлении покачав головой, сказал Масуд, после короткой паузы.
— Я лейтенант, который не просто хочет стать маршалом. Да, хотят многие, а я умный лейтенант, который умеет смотреть и при этом еще и видеть, анализировать увиденное и прогнозировать.
— Да, этим мало кто может похвастаться. Не боишься, что они тебя сдадут? — спросил Ахмад Шах, кивнув в сторону напряженно слушающих беседу морпехов. — Пусть все
что ты сказал лишь слова, хотя за это тоже наверняка могут строго наказать, но ты ведь меня — врага фактически поймал и сейчас просто уйдешь. Вот за это тебе точно придется отвечать по всей строгости.— Такая вероятность существует, — не стал отрицать Анатолий. — Вопрос лишь в том, каким путем пойдешь ты после этого разговора. Если по первому пути, то я этой беседой спас больше тысячи ребят, что не погибнут в боях с твоей армией, не станут жертвами на дороге Кабул-Хайратон. Надеюсь, они это оценят, ведь и сами могут погибнуть в боях с тобой во время очередной «парадной» операции. Согласись, нормальный размен, одна моя жизнь, на тысячу не считая раненых, что не получат увечья. Ну а если ты продолжишь воевать, то и это я смогу обернуть в свою пользу, как и в первом случае.
— Как?!
— Мня выпустят как политического заключенного чуть ли не на следующий день после развала СССР. Ведь я, еще наивный зеленый лейтенант, желающий достичь мира во всем мире, верящий в добро и то, что все люди друг другу братья, пытался договориться о мире с самим Панджшерским Львом, храбро войдя в его логово и сунув свою голову ему в пасть, не забывай, из тебя сделают Легенду, и за этот порыв меня арестовала кровавая гэбня, а потом посадили в тюрьму на хлеб и воду. Я в глазах новых властей невинно пострадавший, фактически святой. Меня сделают Знаменем.
Ахмад Шах на это только засмеялся, а Киборгин продолжал:
— При некоторой ловкости этот политический капитал тоже можно реализовать для роста на политической арене и из просто символа стать фигурой, а точнее игроком. Хотя, конечно, путь этот не самый удобный и простой, тюрьма есть тюрьма, там свои опасности. Опять же время — до развала сидеть от семи до десяти лет.
— Ну да, десять лет окажутся выброшены впустую… Эй, шурави! — обратился Масуд к матросам. — Если вашего… наивного и доброго лейтенанта арестуют и посадят, не сомневайтесь, мне об этом станет известно, и я отомщу за него. Я не стану выяснять, кто конкретно из вас его предал, я найду и жестоко убью вас всех.
— Ладно Счастливчик, не пугай моих бойцов, найти после отсидки и убить я их сам могу, но все равно спасибо за заботу, а то вдруг меня все-таки придавят по-тихому в камере…
— Но как я понимаю, ты пошел на этот риск не только ради того, чтобы сподвигнуть меня на принятие своего плана?
— Ты прав, не только.
— Что еще?
— Об этом мы поговорим или не поговорим в зависимости от того, какое решение ты примешь. Собственно, мне по большому счету, будет достаточно если примешь мой план без продолжения.
— Хм-м… даже интересно стало, что там в продолжении. Но ответить я тебе смогу не скоро. Пока буду лечиться, буду думать и проверять твои слова.
— На большее и не рассчитывал. Даже заподозрил бы плохое ответь ты сразу положительно. Ну что же Счастливчик, все что хотел сказать — сказал, пора прощаться.
— Не спеши. Куда ты пойдешь? Ночь. Холод. Я приглашаю вас быть моими гостями. Племенник как раз заварил чай.
— Благодарю. С радостью воспользуюсь твоим гостеприимством, а то и правда прохладно, а мы в одних ХБ.
Выпили местного чая на травах.
— Кстати Ахмад, не дашь контакт какого-нибудь своего торговца в Кабуле? А если еще и в Герате есть, то вообще отлично. Мне надо кое-что прикупить за границей.
— Хорошо. Но что ты хочешь купить? А главное — на что? У вас шурави с деньгами не очень.
— Ты прав, с деньгами плохо, но воина кормит война. Нас будут бросать по всему Афганистану, будут трофеи…
— Понятно. А что купить собираешься?
— О, у меня целый список.
— Если не секрет…