Приказано выжить!
Шрифт:
Вот и поговорили, в одно, так сказать, лицо.
– Княже, пошли кого-нибудь меня сопроводить, хочу глину с песком глянуть - подойдёт или нет.
– Изяслав, проводи.
Откланявшись, сходил, посмотрел - что таскают мужички. Наказал глину замочить в корытах побольше, а песок - сушить. Попрощался с Изяславом, пусть догоняют, и пошёл собираться.
А в харчевне уже все в курсе моего отъезда. Хозяин крутится рядом, денег ждёт, прислуга от радости, что Гром уезжает, даже коня взнуздала и оседлала, да в дорогу запас провизии собрала. Быстро переоделся в походно-броневую одёжку, рассчитался с хозяином, переложил по сумкам провиант и был таков.
Дорога уже знакома и обратный путь показался значительно короче. Успел как раз к перевозу, и даже береговая въездная таможня не смогла испортить моего хорошего настроения.
Хотя мытарь попался въедливый, всё порывался в сумки мои заглянуть.
И вот, наконец, я дома. До самого конца волновался - всё ли цело, живы ли мои друзья и соратники. Успокоился только тогда, когда из-за поворота вынырнула исходящая дымом труба печи в нашем доме, радостно и звонко залаял Гром и помчался вперёд, а на крыльцо вышел Головня и, приставив руку козырьком ко лбу, обернулся и что-то крикнул во внутрь.
Подскакал к крыльцу, спрыгнул, повод перехватил кузнец, а из дома посыпались мои друзья.
Шикнув на всех, Головня степенно передал повод Еленю и, тяжело ступая, подошёл ко мне.
– Здравствуй, боярин Владимир Владиславович! Как съездил, всё ли в порядке? Может, в баньку желаешь, пока стол соберут?
– Кланяется.
Шагнул вперёд, обхватил его за плечи:
– Как я по вам всем соскучился. Как вы тут без меня, всё ли хорошо?
– Работаем, дело продолжаем, запасы кирпича увеличиваем. Кузня работает. Всё хорошо!
Повернулся ко всем, радостно улыбнулся и поздоровался. А гостинцев-то я не привёз, олень толстокожий, прошила меня запоздалая мысль.
Так большой толпой и протиснулись в двери. Вокруг меня кипел водоворот, а я просто стоял и улыбался. Потом была баенка, ломившийся от разносолов стол, и моя любимая кровать и мой камин. Хорошо!
Утром собрались все за столом. Если вчера просто радовались моему возвращению, то сегодня нужно нарезать общие задачи и подготовиться к скорому отъезду. Да и Изяслава хорошо встретить надо и подобрать для его малой дружины комнату. Этим займётся Любава. Ребята будут под руководством Головни загружать фургоны кирпичом да печным железом.
Вот-вот должен десятник подъехать. Задерживается что-то.
Отослав народ заниматься делами, оставил Головню, и попросил быстро и коротко пересказать все новости, которые произошли в моё отсутствие. Новостей особых не было, приходили несколько кандидатов в подмастерья, родичи хотят пристроить своих чад на хозяйство, в помощь Любаве. Все ждут моего приезда. Ну и пусть ещё подождут - не до того пока. Пошли к Любаве, посоветовались о кормлении дружинников. Решили взять с них деньгами, а Любава будет готовить. Тут же пришлось перерешать по поводу помощников на кухне и по хозяйству. Подумали вместе и переложили на хрупкие женские плечи этот кадровый вопрос, пусть сама себе подбирает помощников и сама же за них отвечать будет.
А вот и наша боевая дружина показалась. Немного ошарашенный Изяслав спрыгнул с коня, отдал приказ спешиться своим подчиненным. Обнялся с Головнёй, кивнул подмастерьям, и подошёл ко мне:
– Когда ты рассказывал, сколько настроить успели, как-то не верилось. А сейчас смотрю и удивляюсь. За полтора месяца столько наворотить…
– А сколько ещё предстоит наворотить.
– Улыбаюсь.
Обнялись с десятником, потом подошёл Мстиша и тоже радостно облапил меня. Давно не виделись.
Поздоровался с остальными дружинниками и пригласил всех в свои хоромы, благо стол с утра был накрыт. Посидели дружно и наговорились вволю. Потихоньку забрал Изяслава в свою комнату. Очень он удивился моему каминчику. Весь осмотрел, везде пощупал, только что не обнюхал. Обстоятельно обговорили задачи по охране, определили обязанности, договорились по кормёжке и размещению. Закончив наше совещание (можно и так сказать), вышли во двор.
Фургоны стоят загруженные, осталось только нам собраться. Поторапливаемся со сборами и выезжаем, тянуть нельзя - не поймут меня в этом времени. Опять прощание, и мы двумя фургонами трогаемся на запад. Лошади запряжены парами, и то еле-еле тянут, груз очень тяжёлый получился. С другими колёсами завязли бы напрочь.
Нам везёт, и перевоз мы проскочили без очереди - видать, осенью торговля замирает, и народ меньше ездит. Так что перевозчики были очень рады и даже спросили, когда нас ждать обратно.
С одной стороны - это хорошо, появляются новые и нужные знакомства, а с другой - мне сейчас лишнее внимание ни к чему. Таможня тоже рукой махнула, мол, проезжай.
Как-то не так всё - вроде везде хорошо, а на душе маятно, тревожно. Отъехали с версту, и я не выдержал - остановился, спрыгнул, поводья передал Еленю.
– Надень броню, достань арбалеты, да заряди.
Подхватил меч да перевязь, подошёл ко второму
фургону, где, услышав мои слова, засуетились с оружием.– Сядьте пониже, арбалеты держите наготове, внимательно смотрите назад и вправо. От меня не отставать - держитесь чем ближе, тем лучше. В случае нападения я постараюсь прижать фургон к левой стороне - вы, если что, обходите меня справа. Брони не снимать, если кто полезет - стреляйте сразу, потом разберёмся. Из фургона не вылезать ни в коем случае, ясно? Кирпичи переложите. Пока стоим, сделайте себе укрытие от лучников. Тревожно мне что-то.
Еленя уже облачился в свою броньку, арбалеты уложил по сторонам фургона, протянул мне мою куртку.
– Пока переодеваюсь, сооруди себе укрытие из кирпича, да сиди там. Если нападут - будешь заряжать.
– Заметил что, боярин?
– Ничего не заметил, а всё вокруг не так - царапает по сердцу. Смотри внимательно, наша сторона левая. Из фургона ни ногой, что бы не случилось. До вечера будем двигаться без остановок.
Уже привычно влез в свою кожанку, обшитую железом, проверил, на месте ли меч и метательные ножи. Вскарабкался на облучок, подумал секунду и пересел вглубь фургона. Обзор, конечно, немного хуже, зато можно стрелков не опасаться. Пристроил арбалет под правую руку. Еленя за плечом сопит, болты раскладывает. Грома отправил за кирпичи к заднему борту, пусть там посидит. Разыгралась моя чуйка, которая находится ниже спины - беду чует.
Тронулись потихоньку.
Вёрст пятнадцать проехали спокойно - Гром дремлет, народ потихоньку болтает, скрипят колёса, дрожит, прогреваясь, прозрачный воздух. Хорошо осенью, комаров и мух нет, ничто не докучает. Однако, дело идёт к вечеру, и пора нам подыскивать местечко для ночлега. Стоило только подумать о привале, как вдруг предупреждающе рыкнул Гром. Мгновенно оборвалась тихая болтовня в заднем фургоне. Недолго думая, потянул лошадей чуть влево и фургон начал тяжело и медленно поворачивать. Бросил вожжи и подхватил арбалет.
– Гром, лежать!
А сзади уже громкий, захлёбывающийся лай.
Началось! Чуть впереди, слева, из-за деревьев выметнулись трое конных и рванулись к моему фургону, размахивая мечами. Ударила по стойке тента стрела, задрожала яростно оперением. Тут же прилетела вторая - рванула куртку за левое плечо и развернула меня на нападающих. Смотреть, что с плечом, некогда, чуть доворачиваю арбалет и - болт входит в грудь первого всадника. Рядом щёлкает арбалет Елени - успеваю заметить, как валится на бок со своего коня второй разбойник. Третий ещё не успел осознать, что остался в одиночестве и почти успевает доскакать до нас. Почти… Взвожу и выстрелом в упор выбиваю его из седла. Настолько был уверен в поражении цели, что нажав на спуск, сразу же перенёс взгляд за нападавших - что-то там мельтешило, было какое-то движение. Ух, ё… За всадниками несётся вооружённая толпа. Еленя переносит огонь на пешцев. Слышу за спиной щелчок спускаемой тетивы. Подхватываю вожжи и осаживаю лошадей, не отрывая взгляда от набегающих татей. Ещё щелчок тетивы. Мимо. Кони ржут и приседают на задние ноги, пытаясь погасить инерцию тяжёлого фургона. Наконец, останавливаемся. Быстро заряжаю и стреляю. Второй фургон проскакивает немного вперёд, чудом разъехавшись бортами. Высовываюсь за борт осмотреться, и рядом опять вонзается стрела, оцарапав щёку. Быстро подхватываю сумку с болтами и, перепрыгнув через противоположный борт, падаю за колесо. Взвожу арбалет и ищу стрелка. Вон он, гадёныш. Стоит у дерева и меня выцеливает, и, на горе себе, даже не прячется. Расстояние плёвое, даже целиться не надо - стреляю по силуэту, и он ломается в поясе. Подхватываюсь на ноги, перебегаю на левую сторону и бросаю нож в набегающего разбойника, уворачиваюсь от падающего на меня тела. Следом ещё двое с раззявленными в яростном крике ртами. Отпрыгиваю в сторону и, выхватив меч и ещё один нож, успеваю отбить в сторону сулицу, и возвратным движением полосую по шее проскочившего вперёд татя. Второй широко размахивается - а я не успеваю развернуться. Горло сжимается в спазме страха, и лопатки уже ощущают жалящую сталь вражеского копья. Но вижу, как высунувшийся из фургона Еленя разряжает свой арбалет мне за спину, и удар под коленки подкашивает мне ноги - по ним бьёт головой в падении последний, из подбежавшей тройки, разбойник. Успеваю ухватиться за борт, чтобы не завалиться на спину. Из второго фургона хлопает сдвоенный выстрел, и противники кончаются в прямом и переносном смысле. Оглядываюсь - хорошо постреляли. Подо мною, с болтом во рту, лежит застреленный Еленею разбойник. На опушке всё еще ворочается лучник. Один всадник лежит на земле - рука запуталась в поводьях. Другой упал на шею своей лошади и та стоит на месте, раздувая ноздри и нервно вздрагивая кожей от стекающей по ней крови хозяина. Третий, а вот и третий - лежит на дороге.