ПРИКЛЮЧЕНИЕ БОРИСКИ И ЕГО ДРУЗЕЙ.

– В болоте экскаватор утонул бы, – возразил Бук, прекращая работу и усаживаясь на горке вырытого торфа. – И потом, где его взять? За просто так и он ведь не приедет копать западню. С ним надо договариваться. А кто из нас сможет договориться с экскаватором?

– Бориска сможет, – сказала Сорока. – А если экскаватор завязнет, тогда надо будет договориться с трактором, чтобы он вытащил его.

– Ох! – сказала Машенька. – Мы, наверное, никогда не выкопаем глубокой ямы.

– Выкопаем, выкопаем, – обнадежила Сорока. – Вот натаскаю побольше веток… Только сначала надо сочинить стихотворение, которое помогло бы нам работать. Воодушевляло бы нас.

– И веселило, – поддержал Бук.

– И чтоб охотники, услышав или прочитав его, могли моментально испугаться, – сказал Бориска. – Тогда они никогда больше не сунутся в лес.

– Вот именно, – сказала Сорока. – Странно, что мы не додумались до этого раньше.

– Значит, сочиняем? – спросил Бук.

– Сочиняем! – сказал Бориска.

– Разумеется, – сказала Сорока.

– Ох! – сказала Машенька. – Ничего у нас не получится.

– Все у нас получится, – сказала Сорока. – Мы не хуже других!

И друзья уселись вокруг недорытой ямы, уставились на ее дно – чтобы почувствовать наибольшее вдохновение и лучше представить то, о чем должны сложиться стихи.

– Придумала! Я первая придумала начало стихотворения! – крикнула Сорока.

– Что придумала? – спросил Бук.

– Я придумала так. – Сорока вспорхнула на высокую ветку и прострекотала оттуда:

Бойся нас, охотник злой, – Час настал последний твой!

– Здорово! – сказала Машенька. – Сорока придумала по-настоящему пугающие строчки.

– Нет, – сказал Бук, – эти строчки надо выкинуть. Мы не злодеи.

– А у меня начало не придумывается, – сказал Бориска.- Зато придумались две строчки для припева. На тот случай, если наше стихотворение сможет стать песней. – И Бориска нараспев прочитал:

Ой-ой-ой, ай-ай-ай, Это вовсе не трамвай!

– При чем здесь трамвай? – удивилась Сорока.

– Ерунда какая-то, – согласился Бук. – Надо о стихотворении думать, а не о чем попало.

– Нет, – возразил Бориска. – Припев не о чем попало. Он может подойти к любому стихотворению. Вот – о крокодиле:

Мимо речки проходил Сам зубастый крокодил. Ой-ой-ой, ай-ай-ай, Это вовсе не трамвай!

А можно, если надо, этот припев подставить к лягушатам:

На лужайке в ряд лежат Двадцать девять лягушат. Ой-ой-ой, ай-ай-ай, Это вовсе не трамвай!

– Действительно, – сказал Бук, – твой припев подходит хоть куда. Запиши-ка его щепкой на дне ямы. Может, он пригодится и нашему стихотворению.

– Я не умею еще хорошо писать, – смутился Бориска. – Могу только с ошибками.

– Неважно, – сказал Бук. – Лишь бы не забыть. Потом разберемся.

И друзья снова сосредоточились, создавая стихотворение, которое никак не хотело создаваться. Наконец, кое-что придумалось. А поскольку это кое-что большинству не показалось плохим, то и решено было дальше не сочинять, потому что Бук сказал, будто ему гораздо легче вырыть четыреста самых глубоких ям, чем сочинить один стишок.

Читать поручили Сороке, которой и самой хотелось выступить.

Она прополоскала болотной водой клюв, чтобы не запинаться во время чтения, и прочла:

Мы охотников поймаем В яму с тиной и водой, Ружья вмиг поотбираем, Не отпустим их домой. Ой-ой-ой, ай-ай-ай, Это вовсе не трамвай!

Пусть в глубокой яме злятся, Что не выбраться самим, Пусть лягушки веселятся, Прыгнув на головы им.

Ой-ой-ой, ай-ай-ай, Это вовсе не трамвай! Пусть пиявки на рассвете Приплывают к ним не раз! Не затем живем на свете, Чтоб охотились на нас!

– Ничего, – сказал Бук. – Насколько я понимаю, получилось вполне предостерегающее стихотворение. Оно наверняка должно подействовать на охотников. Я думаю, что мы подождем ловить их в западню, а напишем это стихотворение малиновым соком на дощечке, которую прибьем к самому заметному дереву.

– А если охотники окажутся неграмотными? – спросил Бориска.

– Тогда придется договориться с экскаватором, – сказал Бук.

– И с трактором, – добавила Сорока.

– Ах! – сказала Машенька. – Я так и знала, что глубокая яма сразу не выкопается.

– Конечно, – ответил Бориска. – Все по-настоящему крепкое и долговечное строится не за один раз. К тому же я не могу больше работать – слишком много заноз засело в моих ладонях… Четыре… Пять… Десять… Двадцать две! – воскликнул он, выковыряв последнюю.

ДЕНЬ НАЧИНАЕТ ИДТИ ВНИЗ.

Это действительно было так, потому что тени от деревьев поехали в другую сторону, откуда позже приходит ночь.

«Пора возвращаться, – подумал Бориска. – Папа, должно быть, уже пришел с рыбалки, узнал, что я куда-то делся, и решил, будто со мной случилось несчастье. Наверное, они вместе с мамой сейчас бегают от одних наших знакомых к другим, а потом совсем испугаются и начнут вспоминать, кто и когда утонул».

– Мне пора уходить, – сказал он друзьям.

– Так рано? – удивился Бук.- Но ведь мы не нашли еще место, где росла рябина с пушистыми цветами.

– Неужели ты не можешь еще чуть-чуть задержаться? – спросила Сорока.

– Не могу, – сказал Бориска. – Знаешь, как тяжело бывает слушать, когда мама начинает выкрикивать: «Этот непослушный ребенок сведет меня в могилу» или: «В нашей семье растет не мальчишка, а какой-то жестокий эгоист! Он никогда не думает о родителях, всегда только о себе, о себе!» А папа! Он в таких случаях всегда принимает мамину сторону.