Приключения 1968

Во рту жгло после мороженого сернокислотного сорта.

Взяв плоский камень, он начал отрывать родник.

За этим занятием застал его Маршан. Он озирался удивленно, как человек, попавший не на ту улицу. Словно ребенка, он держал ящик с наклейкой «макароны», из которого еще вытекала вода.

Маршана совсем придавили тоскливые мысли, но вид академика, старательно выполняющего работы методами каменного века, его развеселил.

— Нашел неподалеку, в луже. Харч в сыром виде не ахти, но лучше, чем ничего. Главное, что макароны теперь хорошо посолены, — сказал он, поставив ящик, разглядывая наклейку, выдержавшую все испытания.

— Приклеена она авиационным клеем высшего качества, утверждаю это как химик. Зачем — неизвестно; наверно, так смешнее! — неудержимо продолжал он болтать.

Они принялись рыть вдвоем и вскоре добрались до чистой струи.

Борис подошел неслышно, испугал их, грохнув с плеча мешок, сделанный им из куртки, застегнутой на все пуговицы и перехваченной ремнем у воротника.

— Можно повеселиться. Четырнадцать банок зеленого горошка, — прохрипел он и, передав «спидолу» Маршану, лег, жадно пил, пряча лицо в воде.

А они, Маршан и Вольский, снова искали на всех диапазонах, вздрагивая от неясных звуков. Махнув рукой, Маршан начал открывать банки — четыре, по одной на брата.

Пришел Басов, основательно нагруженный: два спальных мешка, матрац, чайник, кастрюля. На шее у него висел бинокль. Широким жестом он протянул четыре банки мясных консервов. Он всем смотрел прямо в глаза; улыбался, был бодр.

— Мясных откроем только две, — сказал он.

Разумность его предложения никто не оспаривал.

Банки опустели так быстро, показались такими маленькими!

— Пища богов! — Борис не мог оторвать взгляда от банок, еще не открытых.

Только Басов ел не торопясь.

Было жарко, хотелось отдохнуть, но Вольский поднялся и снова превратил стул в трость.

— Давайте-ка мы с вами, Олег Сергеевич, останемся, продолжим поиски вещей, к ночи подготовимся, а ребята разведают, как там и что, — предложил Басов.

Может быть, это тоже было разумно, но Вольский отказался.

— Оставайтесь, а я не могу, должен своими глазами…

«Упрям, не хочет считаться с реальностью», — подумал Басов и хотел было согласиться, но тотчас вспомнил страшное свое ночное одиночество.

«Уйдут, а вдруг не вернутся», — всполошился он и круто повернул: все так все, коллектив разбивать нельзя, согласен с вами!

С собой взяли по банке консервов, надувной матрац и бинокль. Пожаловавшись на изжогу, Басов хотел было захватить с собой чайник, но ограничился тем, что выпил на дорогу сколько смог.

Путь к поселку проходил по долине, до озера, затем по ущелью, где водопад, и дальше тропа петляла по склону, среди стланика.

Этот путь Вольский хорошо помнил, но шагать десять километров по размокшему грунту долины и трудно и долго, а главное, вряд ли удастся пройти по ущелью — тропу по завалам, наверно, проложить не успели. Поэтому Вольский решил, что надо идти по гребню водораздела, путь этот труден, опасен; одно достоинство — оттуда быстрее всего откроется поселок.

Что ждет их там, что увидят они?..

Поднимались медленно, молча, экономя силы, стараясь ровно дышать. Маршан начал было насвистывать: «Какое мне дело до вас до всех!», — но вскоре замолк, и лицо его стало таким скорбным, словно он опять шел один.

Наконец вышли на гребень. Вдали открылся океан, он сливался с небом, но все же его отличали, вероятно потому, что знали — он там, внизу, великий, но не тихий!

— Черт бы его побрал! — сузив глаза, выругался Маршан.

«Наверно, так смотрел Евгений на Медного всадника!» — подумал Вольский и ясно увидел Катю такой, как она их провожала, нежное, будто пастелью нарисованное ее лицо.

Идти по гребню легко, здесь камень отполирован ветром до блеска. Только не надо смотреть в обрывы, замечать, как узок гребень. Теперь другой дороги для них нет. Лишь у озера, это Вольский хорошо помнил, можно спуститься назад, в долину.

При сильном ветре удержаться на полированной этой поверхности — почти как на «чертовом колесе». Пока что ветерок приятен, но есть закон максимального свинства…

— Надеть ремни поверх курток, идти плотно, со страховкой, — скомандовал Вольский.

— Перед ними был чудесный вид на море и обратно, — прокомментировал Маршан, отгоняя тоску.

Вид и впрямь был чудесный. Растворились в солнечных лучах газовые струи. Вулкан выглядел серовато-синим, таким спокойным, будто потух давным-давно. На долины и горы налегла его прозрачная сиреневая тень — правильный треугольник, вершиной доставший океан.

И словно чтобы показать, что здесь жизнь всему — лишь минуты, вдруг повисли над расщелинами клочья тумана. Их становилось все больше, все смелее ползли они, обволакивали вулкан. Должно быть, задыхаясь под этим пластырем, он начал злобно выплевывать пламя. Огромная тень его заколыхалась, бесформенная, кудлатая. А затем, как по команде, исчез туман, мир снова стал солнечным, бескрайним.

И снова они шли, ступая осторожно и твердо, стараясь не замечать, как узок гребень, глядя только себе под ноги.

Прошло три часа. Все чаще поглядывали они в даль, где мутно-голубой океан.

Там нет тумана, и в бинокль уже еле-еле виднеется полукружье бухты.

Еще сто шагов. Вольский поднимает бинокль — очертания бухты видны яснее. Или это только кажется? Дрожит весь берег, как в испуге. Нет, это дрожат руки!

Вольский передал бинокль, а сам поспешно расставил стул, сел, потому что дрожали у него не только руки.

Один за другим смотрели, и все видели одно и то же — овал бухты, зеленый склон хребта и вдоль побережья пестрое пятно поселка. Видели или хотели видеть? Пятно колыхалось, то исчезая, то появляясь.

— Дайте мне, — взмолился Вольский.

С упора, прижав локти к коленям, смотрел он, и левая его щека подергивалась.

Он видел, как былинку, трубу комбината и серебряные отсветы жестяных крыш. И все остальные видели. Поселок цел!

И все же казалось, что это мираж, очередной фокус природы…

— Идите вперед, я догоню, — сказал Вольский.

Еще пятьдесят метров, еще тридцать, еще двадцать — насколько хватило сил.

Уже видно четко — настоящие, целые дома стоят на своих местах как ни в чем не бывало! Посередине бухты дымит пароход. Никаких признаков бедствия.