Приключения 1979

По слову Кежека привели саврасого, дали Нурмолды повод в руки. Кежек указал в темноту:

— Наше мясо еще в котле, у тебя есть время убраться. Если я застану тебя после нашей трапезы, я велю привязать тебя к хвосту лежащей лошади и хлестну ее...

Нурмолды погладил саврасого по морде — тот узнал его, приветливо всхрапнул.

В степи громыхнул выстрел. Заголосили аульные псы, заметались женщины, будили детей, вытаскивали их из юрт. Дети плакали.

На меловом от луны склоне холма чернела группа всадников.

— Туркмены, Жусуп, туркмены! Ты навлек на нас беду. Жусуп, защищай нас!

Жусуп, он был уже в седле, ответил негромко:

— Нас лишь семеро...

Жусуп и его бандиты скользнули в темноту лощины.

Нурмолды вскочил на саврасого, поехал навстречу всадникам. Аул со страхом глядел ему вслед.

Старший группы подал руку Нурмолды.

— Ты Советская власть? Салам, меня зовут Чары. Я тоже Советская власть, только бумаги с печатью нет.

— Я ликбез, яшули... [22]

22

Уважительное обращение (туркм.).

— Жусуп здесь? — спросил, выезжая вперед, милиционер. Когда Нурмолды ответил ему по-русски, что бандиты кинулись на Кара-Бутак, что лошади у них не отдохнули, подал руку: — Кочетков.

Отряд сорвался с места.

...На белой полосе гипса возникли черные фигуры бандитов. Гортанно взвыла погоня, криками взвинчивая коней.

Налетели, сшиблись, завертелся страшный вихрь...

Свесившись с коня, Нурмолды вгляделся в связанных бандитов, не нашел среди них ни Кежека, ни Жусупа.

Погоня оставила двух людей возле связанных бандитов, разделилась, унеслась по бело-синей равнине.

Подъезжая к аулу, Нурмолды догнал всадника, окликнул его. То был один из подростков, в начале ночи посланных Кежеком высматривать в степи туркмен.

— Тебя Кежек послал в аул? — спросил Нурмолды.

Парнишка растерялся и молчал.

— Что им понадобилось в ауле?

— Зять Жусупа должен привезти им побольше пищи и то, что было оставлено ему раньше, — прошептал парнишка. — Так сказал Жусуп.

Нурмолды остановил саврасого:

— Они спрятались в овраге?

— Там...

— Вернемся, покажешь мне овраг. — Нурмолды поймал за узду коня парнишки, развернул.

Они проехали солончак, попетляли в хаосе невысоких холмов, огибая мелкие ответвления оврага, выехали к черному провалу, и здесь парнишка зашептал:

— Дальше не надо, учитель!

Они не успели развернуться, как сбоку из-за холма появился всадник. Нурмолды узнал Кежека. Силач налетел — и Нурмолды не успел испугаться, как был вышиблен из седла.

...Очнувшись, он услышал над собой голос Жусупа:

— Клещ проклятый...

— Он был один, — сказал Кежек. — Пристрели его.

Жусуп слез с коня, с маху ударил Нурмолды ногой в бок. Боль как разорвала Нурмолды, он вновь опрокинулся в темень...

Его пытались поднять. Он встал на четвереньки, повизгивая от боли, — видно, ему сломали ребро. Над ним стоял парнишка.

— Вы живы, учитель? Кежек хотел вас застрелить, а Жусуп говорит, что вы и так дохлый, а выстрелы туркмены услышат... Я сказал им, что в ауле нет чужих, они поехали в аул...

Жусуп и Кежек стояли возле юрты жусуповского зятя с пиалами айрана в руках.

Нурмолды встал, его пошатывало и тошнило, боль в боку не давала свободно вздохнуть.

Кежек выругался.

— Я говорил, надо было его пристрелить!..

Черные полосы теней легли справа и слева. Нурмолды оглянулся: позади его стояли Абу, дед Ахык, подросток. Подходила мать Абу.

Кежек отдал пиалу Жусупу, пошел на Нурмолды и уже протянул к нему руку, Абу перехватил ее, крутанул и бросил Кежека оземь.

Нурмолды поднял выпавший у Кежека маузер, направил на Жусупа: не шевелись!

В храпе, ругани катались по земле Абу и бандит...

Жусуп попятился.

— Стой, выстрелю! — прохрипел Нурмолды. — Стой!

Голос ли выдал его, выдала ли нелепо вытянутая дрожащая рука, но понял Жусуп, что не выстрелит он, что, может, впервые держит оружие. Повернулся бежать — и вдруг рухнул плашмя. Все увидели стоявшего на четвереньках жусуповского зятя. Вмиг он стянул руки Жусупа арканом.

Жена бросилась на него с криком: «Спятил!»

Он остановил ее тычком в грудь, властно сказал:

— Молчи, женщина, не лезь в дела мужчин.

6

В школьной юрте доедали барана, что варился для Жусупа.

— Такой другой карты нет, их делали до революции... — Нурмолды разгладил на колене синий обрывок карты. — Как же я теперь буду рассказывать в аулах бегеев про другие страны?

— Ты сделаешь такую же карту, — сказал Абу, — ведь ты маляр.

— Я простой бояуши, красильщик... и я не помню всех частей карты.

— Я запомнил то место, где водятся лошади без хвостов и пятнистые ослы с длинными шеями и рожками, — сказал аксакал Ахык.

— А я запомнил горы, их узор подобен узору моего войлочного ковра, — сказал другой старик, Чары.

Нурмолды достал остатки богатства — две коробки цветных карандашей, две овальные картонки с пуговками акварели на них и рулон обоев, выданный уполномоченным вместе с тетрадями.

— Начинай, — сказал Чары. — Изображай колодец Клыч, моих овец, кибитку, меня.

— Я думаю, уважаемый Чары, в середине следует поместить колодец Ушкудук, где мы находимся сейчас, — возразил Абу.

Нурмолды примирил спорщиков:

— Я нарисую колодцы так, что тот и другой окажутся в середине вселенной.

Он изобразил колодцы, овец — мохнатые страшилища, изобразил юрты и возле них лошадей.

Нарисовали дорогу Кокжол, соединявшую Хиву с Красноводском, и дорогу, соединявшую Хиву и Форт Александровский, кружками отметили Мары, Ашхабад, Мешхед, Аральское море и Каспийское — последнее сделали размером меньше первого, потому что площадь листа заполнялась на глазок.