Приключения, 1988
Шрифт:
— Цветков... А, это ты... Хорошо, жду... Он у меня, как раз... Ладно.
Кузьмич вешает трубку и сообщает мне:
— Денисов. С вокзала звонит. Едет сюда. Новости какие-то есть. Просил тебя тоже его дождаться. Да, вот еще что, — добавляет он. — Поступил материал из Южного. Давай-ка пока им займемся.
Надев очки, он начинает перебирать бесчисленные бумаги.
— Вот, — достает он несколько сколотых листков с обычным грифом «секретно». — Ответ на наш запрос. Так... Ну, во-первых, никакого Льва Игнатьевича они не нашли. То ли имя вымышленное, то ли в поле зрения к ним не попадал. Скорей, пожалуй, первое. Как считаешь?
—
— И это возможно, — соглашается Кузьмич. — Кстати, мы им на всякий случай фото Павла Алексеевича пошлем после того, как ты с ним еще раз встретишься. Он тебе сегодня ведь должен звонить, так, что ли? Сегодня понедельник.
— Должен. В конце дня.
— Вот, вот. Назначай встречу, поддавайся, так сказать, соблазну.
— Даже не торговаться? — улыбаюсь я.
— Ты сначала попробуй встретиться с ним. Это главное. А вот потом... Потом лучше всего оставь вопрос открытым.
— Ясно, Федор Кузьмич.
— Тогда пойдем дальше. Теперь второй наш запрос, насчет Ермакова. — Он проглядывает уже другой листок и указывает пальцем на какое-то место там. — Вот. Пишут, что обнаружено трое подходящих Ермаковых. Один — директор плодоовощной базы, тут, я думаю, развернуться есть где. Второй Ермаков — на рынке торгует, инвалид. Ну а третий — директор магазина готового платья, передовое предприятие. Вот такая троица. Первый Ермаков, по их мнению, может быть замешан в каких-нибудь махинациях.
— Все они перспективные, — усмехаясь, говорю я. — Разве что инвалид далеко не пойдет. И то попадаются резвые.
— Ну, словом, все это требует специальной проверки. Догадываешься?
— Догадываюсь. Придется ехать.
— Конечно, в курортный сезон приятнее, — усмехается Кузьмич. — Но не каждый раз получается, уж извини.
— На бархатный сезон не претендую, — говорю я.
В это время в дверь кабинета раздается деликатный стук, она приоткрывается, и на пороге возникает худощавая фигура Вали Денисова.
— Ну заходи скорей, — говорит нетерпеливо Кузьмич, снимая очки. — Рассказывай, чего там у тебя стряслось.
— Весьма прискорбное событие, — с угрюмой насмешливостью говорит Валя. — Погиб Леха. На посту, можно сказать, погиб.
— Что-что?! — удивленно восклицаю я. — Как так, погиб?
— Очень даже просто, — отвечает Валя, подсаживаясь к столу. — Ведь знал же, подлец, что надо быстрее удирать куда подальше. И ночным поездом из Москвы рванул. Билет кто-то ему, видно, купил. В Орше с поезда он соскочил. Затем, видимо, попутной машиной до Могилева добрался — это всего-то километров восемьдесят. И только там, оказывается, снова на поезд сел. Мурманск — Киев. В направлении на Киев. Видно, все же к дому тянулся. Ну угодил в первый вагон, общий. И тут подлая его натура не выдержала. Ночью, уже в Чернигове, украл чей-то чемодан и с поезда бежать. Кто-то заметил — и за ним, конечно, кинулись. Так вот на площади уже, перед вокзалом, он под единственную в тот час грузовую машину угодил, которая там проезжала. Представляете! Тут же и скончался.
— Документы при нем какие-нибудь оказались? — спрашивает Кузьмич.
— Нет.
— Пусть официальный протокол и заключение о смерти вышлют. И все вещи, до единой. Передай туда, в Чернигов, — приказывает Вале Кузьмич. — Мы тут сами все исследуем. Фото, кстати, тоже, — и вдруг вздыхает: — Досадно вообще-то. Глупо
погиб, безобразно.— Мать его ждет, — добавляю я. — И еще не могу забыть, что рука у него все-таки дрогнула, когда он меня сзади бил. И Чуму он теперь ни в чем не уличит. Чума теперь на него все свалит, увидите. Как только узнает, что его в живых нет. Да, ничего не скажешь, повезло Чуме.
— Его москвичи уличают, которых Петя Шухмин установил, — говорит Валя и обращается к Кузьмичу: — Когда мы, кстати говоря, их брать будем, Федор Кузьмич?
— Они непременно должны снова на дачу заскочить, — рассеянно отвечает тот, думая, видно, о чем-то другом. — Там их и дожидаться надо. Пусть сами достанут то, что спрятали там.
— Значит, с поличным будем брать? — уточняет Валя.
— С поличным, с поличным, — отвечает Кузьмич нетерпеливо и обращается ко мне. — Приедешь в Южный, непременно навести его мать и сестру. Возможно, кое-кто туда и заскочит из интересующих нас людей.
— Когда же мне ехать, Федор Кузьмич?
— А вот встретишься с этим Павлом Алексеевичем, возьмем его под наблюдение, и тогда езжай себе. Тут мы уже без тебя управимся.
Вторая половина дня, когда Павел Алексеевич должен мне звонить, уже наступила. И потому я отправляюсь ожидать его звонка. Ради этого я даже откладываю некоторые срочные дела в городе и некоторые встречи.
Воспользовавшись такой неожиданной паузой в своих бесконечных делах, я пишу всякие служебные бумаги и решаю по второму, внутреннему, телефону некоторые неотложные вопросы, стараясь не занимать прямой городской телефон.
Мои занятия прерывает телефонный звонок.
— Виталий Павлович? — слышу я знакомый скрипучий голос. — Мое почтение. Это Павел Алексеевич. Звоню, как условились. Помните?
— А как же? Конечно, помню, — говорю я как можно дружелюбнее. — Что ж, надо бы встретиться еще разок.
— Нет, не надо, — мягко возражает Павел Алексеевич. — Во всяком случае, пока. Если вы согласитесь со мной, то мы это сами увидим по вашей, так сказать, линии действия. И немедленно отреагируем. За это не беспокойтесь.
— Гм... Кое-что все-таки надо было бы оговорить, — с сомнением произношу я, подавляя досаду.
— Единственный вопрос, который, как я понимаю, вам хотелось бы оговорить, — усмехается Павел Алексеевич, — будет решен так, как вам и не снилось. Но пока мы, к сожалению, не уловили с вашей стороны встречных шагов. Учтите. Смотрим мы внимательно. Так что всего доброго. Спешу. Я вам позвоню недели через две.
В трубке слышатся короткие гудки. Я медленно опускаю ее.
Да, ушел от меня загадочный Павел Алексеевич, буквально из рук ушел.
САМОЛЕТ мой вылетает во второй половине дня, так что утром я еще заскакиваю на работу. Мне надо повидаться с Валей Денисовым. Дело в том, что вчера, пока я дожидался звонка Павла Алексеевича, Валя побывал на фабрике, где работает Купрейчик, и просмотрел в отделе охраны все книги регистрации посетителей, которым выписывались по чьей-либо заявке разовые пропуска. Однако фамилия Семанского в книгах ни разу не упоминается. Не был Гвимар Иванович на фабрике, вообще не был, никогда. В связи с этим опять под вопросом, под большим вопросом оказывается искренность уважаемого Виктора Арсентьевича.