Приключения, 1988
Шрифт:
В управление я прихожу с опозданием. Но Давуд меня ждет. Я подробно рассказываю о том, что сообщил мне Хромой, о неприятной встрече на набережной и о всех своих соображениях по этому поводу. Давуд со мной согласен. Мы решаем, что Хромого следует предупредить. И пусть он нам расскажет, что тут к чему, и пусть доверится нам. Мы все-таки кое в чем поопытней его.
Остаток вечера мы с Давудом проводим у меня в гостинице, ужинаем вместе и составляем подробный план на завтра.
Утром, однако, выясняется, что план придется менять.
В этот день я отправляюсь к матери и сестре Лехи и от них узнаю немало подробностей, например, о том, что сестра Лехи была замужем и развелась. Работает бухгалтером в магазине, где директором был Семанский, а теперь некий Георгий Иванович Шпринц. Обе женщины, и мать и сестра, о судьбе Лехи, конечно, ничего не знают.
После этой встречи я решаю побродить немного по городу. До условленного часа, когда надо идти к Хромому, время еще есть.
Так уж я устроен. Не могу без какой-либо цели бродить, не умею. Вот и сейчас. Я не спеша иду по улице и невольно перебираю в уме, куда бы зайти по дороге, кого бы еще повидать. И мне приходит в голову, что неплохо бы именно сейчас заглянуть в тот необычный магазинчик, где директором был покойный Гвимар Иванович Семанский, и познакомиться с его преемником.
Адрес магазина мне известен. Пройдя две или три улицы со светлыми, невысокими, но довольно красивыми, даже живописными домами, оградами, лестницами и скверами, в которых летом, наверное, благоухают цветы, я наконец отыскиваю среди больших и маленьких магазинов нужный мне, совсем уж скромный.
Продавщица сонно и безразлично следит за мной, даже не меняя позы, в которой она только что дремала. Я вежливо осведомляюсь:
— Георгий Иванович у себя, товарищ Шпринц?
От такого нестандартного вопроса продавщица слегка оживляется, даже поправляет прическу и, повернувшись и откашлявшись, громко кричит в какую-то дверь за прилавком:
— Георгий Иванович, к вам пришли!
И через минуту передо мной появляется маленький, тщедушный человечек, лысый, с торчащими ушами, в больших очках с сильными стеклами. Узенькое, мышиное личико его все в морщинах, под острым носом топорщатся рыжеватые усики. На нем черный сатиновый халат, под которым видны полосатая рубашка и тоже полосатый, но другого цвета галстук.
— Вы ко мне? — настороженно спрашивает Шпринц.
— Именно к вам.
— Тогда прошу, — он делает широкий жест в сторону двери, из которой появился. — Там говорить будет удобнее.
Мы проходим в темный коридорчик и тут же попадаем в маленький тесный кабинет директора.
Георгий Иванович предупредительно указывает на старенькое кресло возле своего стола.
— Тэк-с. Так чем могу служить? — спрашивает он, склонив лысую голову и глядя на меня сквозь стекла очков.
Эти огромные очки в темной тяжелой оправе словно защищают его от окружающих.
— Я из милиции, — говорю я самым миролюбивым, почти дружеским тоном. — Случилось, понимаете ли, несчастье.
— Какое еще, господи боже мой?
— Вы, конечно, знали Гвимара Ивановича?
— Еще бы! И знал,
и, так сказать, знаю. Честнейший...— Погиб.
— Что-о?!
Шпринц даже подскакивает в своем кресле.
— Убит?! За что?!
— Вот это меня к вам и привело.
— Но я же, так сказать, ничего не знаю... Клянусь, ничего не знаю... — испуганно лепечет Шпринц. — Если бы я, так сказать, знал... Поверьте...
— Верю, верю. Откуда вам это знать. Но его самого-то вы же знали? По крайней мере, так же, как он вас, когда рекомендовал на этот пост.
Я указываю на стул.
— Ну в какой-то мере, с какой-то, так сказать, стороны, конечно, я его знал. Какой может быть разговор, — разводит руками Георгий Иванович, откидываясь на спинку кресла. — Это, конечно, сам по себе факт.
— И некоторых его знакомых в Москве тоже знаете?
— Кого вы, так сказать, имеете в виду? — настораживается Георгий Иванович. — Поясните, так сказать, на факте.
— Ну, ну. Вы же знаете этих людей лучше меня, — примирительно говорю я. — Будет даже неудобно, если я их вам буду называть. У нас же неофициальный разговор.
— Вы тысячу раз правы, тысячу! — восклицает Георгий Иванович, оживляясь и прижимая руки к груди. — Знакомые у него там есть. Так сказать, были. Это сам по себе безусловный факт. Но, господи боже мой, зачем он туда к ним поехал? Вы можете мне пояснить? — с мученической гримасой вопрошает Георгий Иванович.
— Полагаю, чтобы повидаться, — говорю я.
— Да, да, — горячо подхватывает Шпринц. — Вы тысячу раз правы, тысячу! У него там есть... был, так сказать, задушевный приятель, это сам по себе факт.
— Деловой приятель, — поправляю я.
— Да, да, деловой, — снова подхватывает было Шпринц, но тут же, словно поперхнувшись, внезапно умолкает.
— Представьте, Георгий Иванович, — сочувственно говорю я. — Вот в том самом дворе, где этот приятель живет, его и убили.
— У Виктора Арсентьевича?! — в полной панике восклицает Шпринц. — Быть того не может! Господи боже мой...
— Почему же не может? Всякие споры, ссоры иногда кончаются бедой.
— Да, да... Морально, так сказать, опущенные люди... Это сам по себе факт... — растерянно лепечет Георгий Иванович, не сводя с меня испуганных, водянистых глаз. — Ужас просто, господи боже мой... Я же говорю... Им бы только урвать... Только себе...
— Вот и Лев Игнатьевич...
— Не говорите о нем! — с негодованием восклицает Георгий Иванович. — Это шакал, уверяю вас!.. Это, так сказать, гиена... Его и сам Виктор Арсентьевич терпеть не может, господи боже мой...
— Но принимает, — на всякий случай вставляю я.
— А что, так сказать, делать остается? Только приятных людей принимать? Морально, конечно, хотелось бы. Но фактически...
— Вы давно его видели?
— Кого, простите?
— Да Виктора Арсентьевича.
— Прошлым летом. Приезжал отдыхать с супругой. Милейший человек. И абсолютно культурный. Это сам по себе тоже факт, уверяю вас.
— И деловой?
— О-о! Я понимаю, так сказать, ваш намек, — с хитрой улыбочкой грозит мне пальцем Георгий Иванович. — Понимаю. Но имейте в виду, его поставки нам вполне официальны. Он лишь выполняет указание руководства, это сам по себе абсолютный факт.