Приключения Анны и Грейс

– Да, но что если, – продолжал разговор я, – следствием этой нашей встречи станет беременность? Тебя это не беспокоит? Ты не боишься, что, отдавшись мне и Джозефу, через несколько месяцев можешь оказаться в интересном положении?

– Через три недели у нас свадьба, – сказала она просто, – и хотя Чарли никогда не спал со мной, можете не сомневаться, что к тому времени, как он станет моим законным мужем, я отдамся ему. Так что, как видите, я позаботилась о возможных последствиях, как вы их называете, и можете ни о чем не беспокоиться.

На этом я порешил завершить этот прозаический разговор и, вложив в руку Грейс крупную банкноту, прижал ее к себе и весь отдался наслаждению, которое давало соприкосновение с ее свежим, юным телом.

Она лежала в моих объятиях, позволяя мне делать все, что я хочу. Шаря рукой по ее платью, я мял и ласкал ее упругие молодые груди, отделенные от моих пальцев лишь тонкой шелковой тканью. Запустив одну руку под платье и скользя по гладкому шелку ее чулок все выше и выше, я наконец почувствовал под пальцами восхитительную кожу ее бедер.

Мой член к этому времени так и рвался наружу, и я, рывком расстегнув ширинку, вызволил его на свободу; он мигом оказался в ее маленькой ручке, которая принялась теребить и ласкать его столь приятнейшим образом, что у меня вскоре возникло ощущение, что я вот-вот исторгнусь прямо в ладошку.

– Ах, как же ты хороша! – пробормотал я и, раздвинув ее бедра, вначале погладил ее живот, а потом спустился вниз и поиграл курчавыми волосками на ее лобке, после чего принялся ласкать губки, предварявшие вход в ее чувствилище. Наконец я почувствовал, что буквально сгораю от желания. Покрыв ее рот своим, я обнял ее рукой за шею и притянул к себе, заключив в столь жаркие и страстные объятия, будто собирался взять ее силой.

– Мое платье, платье! – крикнула Грейс. – Не испачкайте его, умоляю. Вы можете кончить прямо на него, и мне придется…

– Ну так сними его, – ответил я не без грубости и, чтобы слова не расходились с делом, принялся через голову стаскивать с нее платье.

Грейс высвободилась из-под меня, приподнялась и выбралась из платья, позволив мне увидеть ее почти обнаженной. Затем, одним движением скинув с себя трусики, она предстала передо мной полностью нагой.

Я схватил ее за руку, притянул к себе и принялся покрывать ее нагое тело страстными поцелуями. Член мой, уже достигший предела напряжения, дергался и пульсировал. Я опрокинул девушку на спину и возлег на нее сверху, сгорая от безумного желания. Она широко раскинула ноги, и я оказался между ними. Затем, расположив головку моего члена у входа в ее отверстие, я сделал движение вперед… но был несказанно удивлен, обнаружив, что даже головка не вошла внутрь, не говоря о самом члене. И хотя я старался изо всех сил, естественная величина моего конца в сочетании с узостью ее отверстия сводили все мои усилия на нет.

– Вам с этим никогда не справиться! – выдохнула Грейс так, словно эти слова сами изошли из ее тела под воздействием моих усилий. – Я знаю, я там чересчур узка. Слишком много времени прошло с тех пор, как я это делала в последний раз.

Я счел за лучшее не спорить с ней и, вскочив на ноги, дернул за шнурок звонка, призывая Джозефа, а сам в это время жадно разглядывал ее прекрасное обнаженное тело.

– Что вы собираетесь делать? – спросила она, глядя на меня снизу и делая попытку подняться на ноги, но я снова мягко уложил ее на спину.

– Я звоню Джозефу, – объяснил я. – Скажу ему, чтобы он принес мазь, с помощью которой надеюсь значительно облегчить решение этой проблемы. Не бойся и не смущайся, ведь тебе придется и с ним заняться любовью, так что вид твоего обнаженного тела будет для него приятным сюрпризом.

В этот момент Джозеф тихо постучал в дверь, я впустил его и сообщил о препятствии, с которым встретился. Он бросил взгляд на девушку, а она от стыда спрятала лицо в подушку. Судя по тому, что брюки на нем были расстегнуты, он, видимо, вовсю утешал Анну. Джозеф вышел и через минуту вернулся с бутылочкой мази.

Поставив мазь перед собою, я оседлал девушку и для начала щедро умаслил головку своего орудия, а затем, вновь заключив ее в объятия, предпринял вторую попытку овладеть ею. На этот раз мне удалось вклинить головку между плотно сомкнутых губок. Заняв более удобную позицию, я сделал сильное движение вперед всем телом – и почти целый дюйм моего пульсирующего органа оказался в ее влагалище.

– О-о-о-о-о-ох, – простонала она, ерзая всем телом по подушке и упираясь руками мне в подбородок, словно собираясь оттолкнуть от себя, – вы мне делаете бо-о-о-ольно! Ой-ой-ой-ой! Он слишком… слишком большой! Выньте его на минутку. Всего на минутку. Ох, как он меня распирает! Я этого не вынесу! Вы… Постойте! Постойте!

Но меня уже ничто на свете не заставило бы покинуть с таким трудом завоеванные позиции, поэтому я, крепко удерживая руками ее противодействующие моим усилиям ягодицы, на мгновение словно завис над нею, а затем одним движением наполовину погрузил свой кинжал в ее трепещущие цепкие ножны. Грейс издала безумный крик боли и, лишившись чувств, обмякла в моих руках.

Должно быть, это жестокое движение причинило ей немалую боль, но я, будучи одержим страстью, уже не в силах был остановиться и, видя, что она потеряла сознание, решил извлечь максимум выгоды из этой ситуации: несколькими мощными толчками я вошел в нее до упора и распластался на ней, тяжело дыша и жадно хватая ртом воздух. Так я и лежал, пока девушка не пришла в чувство.

Крик боли, который издала Грейс, был настолько громким, что вполне мог напугать Анну, да и напугал бы, не полагайся я на Джозефа и его инструмент, – уж они-то вдвоем должны были исключить всякое досадное недоразумение. К тому же дверь в комнату была закрыта и наверняка заглушила крик.

Я с нетерпением ждал, когда девушка придет в сознание. Вскоре она начала подавать признаки жизни и, едва открыв глаза, принялась ерзать подо мной, двигая своей попкой. Убедившись, что боль от первого проникновения прошла, я начал ритмические движения, добиваясь того, чтобы инструмент мой скользил вдоль разогретых и орошенных влагой стенок ее оболочки, словно палец в перчатке.

– Ой-ой-ой, – закричала она, – какой вы грубый! Грубый и бестактный! Неужели вы не можете быть чуточку понежнее со мной?

Однако, как только боль уступила место более страстным чувствам, она с силой обхватила руками мою шею, отвечая мне встречными движениями бедер, ее губы впились в мои – и мы стали одним живым организмом, повинующимся единому ритму желания, сопровождая наши движения криками и стонами страсти.

– О-о-о-о-о-о-о, – стонала она, вся подаваясь вперед, чтобы принять в себя моего мчащегося ей навстречу скакуна. – О-о-о-о, та-а-а-к, та-а-ак! – И ее отверстие смыкалось и размыкалось, послушно реагируя на стремительные, сладостные въезды и выезды моего жеребца. – Та-а-а-ак, вот та-а-а-ак! О-о-о-о-о-о-о! А-а-а-а-а-а-а! Я сейчас!.. О-о-о-о-о, мой дорогой, как мне хорошо! – И она оросила мое разбухшее орудие потоками горячей жидкости.

Снова и снова сладострастно сжималось ее узкое отверстие, всякий раз орошая меня струйкой девичьей росы, и, чувствуя это, я вместе с ней близился к завершению. И когда я уже был на самом пределе, я, стиснув ее в своих объятиях, прошептал ей в самое ухо:

– Вот он, ребеночек, которого ты так боишься. Сейчас я пущу в твое чрево пульсирующую жизнь! Сейчас, сейчас, сейчас! – и, взрываясь в ней, прокричал: – Вот он, первый плод твоего замужества! Прими его и храни, как дар от меня! – Струя горячей спермы устремилась в ее чрево – я не помню, чтобы прежде из меня исходило так много семени! – и я, войдя в нее до упора, ощутил самые сокровенные уголки ее женского естества.