Приключения бизнесмена
Шрифт:
Глава 4
Дом. Серёне показалось, что он не был здесь тысячу лет. В комнатах практически ничего не изменилось. Видимо, новый жилец был неприхотлив — спал на его кровати и ел из его, Серёниной тарелки, ничего при этом не пытаясь изменить. Интересно, что это за «фрукт»? У Серёни где-то там, в глубине то ли души, то ли подсознания — и не разберешь уже теперь, столько времени прошло — шевельнулось какое-то неприязненное ощущение. Но оно тут же погасло — Серёня от природы был незлопамятным.
Он побродил по комнатам, заглянул в ванную, погладил рукой мягкое махровое полотенце и, по-привычке, втянул носом знакомый запах. «Ишь ты, даже моим «египетским» запахом пользуется! Вот говнюк». Но и этот приступ раздражительности быстро прошел. Словно бы дом впитывал в себя
Серёня спустился в кухню, где Дашка привычно возилась у плиты, наполняя воздух таким волшебным ароматом жареной свинины, что у Серёни потекли слюнки. Нормальный мужской рефлекс на жареное мясо!
За столом сидели бородачи — Толик и Вадим. Они пили чай с сухариками. Петр стерег на улице.
Сегодняшним утром началась «операция по экспроприации», как в шутку обозвал ее Вадим. Но шутка прижилась, и вот наступил день, когда она из шутки начала превращаться в живую действительность.
После возвращения в Москву бородачи целый месяц потратили на разработку и подготовку этой «операции».
Они куда-то ездили, с кем-то вели переговоры, периодически принося Серёне какие-то бумажки, которые надо было оплатить, они отчитывались ему о каждом потраченном на «операцию» рубле. Но, если сказать честно, Серёня не сильно вдавался в подробности.
Он искренне привязался к этим неторопливым и приятным в общении людям. У него давно, еще со времен внезапно заболевшего Генки, не было в жизни настоящих друзей — бизнес-партнеры не в счет. И он наслаждался этим общением. Он давно не испытывал такого удовольствия от жизни, он, наконец, мог не бояться, что кто-то «подставит» или «кинет» его, Серёню, человека от природы не злобного и мягкого. А таким и достается больше всех и от жизни, и от бизнеса. Там надо ухо, ой, как востро держать, никому не верить и ничего ни у кого не просить. А то в такую кабалу можно влететь — не обрадуешься. И никто не выручит. А когда у человека от природы мягкий нрав, то приходится ему себя каждый день ломать и корежить, и душу свою искусственно очерствлять. А как без этого? Как проживешь без этого в бизнесе? И если нет дома родной души, и никто тебя не ждет под вечер со стаканчиком горячего чая и пирожком, то совсем тяжело такому человеку. Некому ему открыться, чтобы вылить из себя эту черноту и грязь, которая за день набежала в его славную ранимую душу. И многие не выдерживают, ломаются насовсем. Кто-то спивается. Кто-то разоряется от простой своей человеческой доверчивости и пускает свою состоятельность по ветру. А кто-то и очерствеет навек. И тогда из этого черствого монстра вырастет такой воротила, что все ахнут. И в делах ему везет, и денег у него без счета. Но если бы как-нибудь очень поздним вечером поприжать его в мягкой теплой постельке и задать простой вопрос: «Ты счастлив?», то в ответ можно услышать лишь тихий вой и всхлипы. И слеза обязательно его пробьет. Но и это не у всех. Кое-кто уже давно умер для всех этих чувств. И не дай вам бог по жизни столкнуться с таким человеком. Он вас уничтожит без жалости и сострадания.
Серёня все это прекрасно знал по собственному опыту и не хотелось ему становиться монстром. Деньги — вещь приятная, но зачем же из себя урода делать. Во всем надо меру знать. И в деньгах тоже. Серёню это денежное болото никогда до конца не затягивало. Знал он, что такое деловой азарт, но знал и тех, кого этот азарт довел до края. А, зная об этом заранее, надо быть круглым идиотом, чтобы ради обыкновенных денег сдохнуть от жадности, или от пули, или еще от какой-нибудь дряни.
Серёня деньги любил, вернее, уважал, но не до одури. Он понимал, что деньги — это свобода. За это и уважал. Но и свободы тоже должно быть в меру. А то зарвешься, все себе позволишь и тоже пропадешь — поминай, как звали.
Серёня вернулся с юга загоревшим и отдохнувшим. Как и положено человеку после отпуска. И настроение у него было самое замечательное. Но не было бы в нем этого чудесного душевного расположения, если бы не случайная удача (хотя случайностей в жизни вообще не бывает!). А удача его заключалась как раз в том, что встретились ему на пути люди, которые вызвались ему, Серёне, помочь. И от этого Серёня и помолодел, и
спал теперь как убитый.После возвращения в Москву Серёня прямо с вокзала помчался к своей «подмостовой» команде. Целый месяц его не было в городе, и он понимал, что лишний раз ему высовываться на рынке не стоит, незачем давать противнику в руки такой козырь, как его, Серёнино, возвращение. Пусть все думают, что он раз и навсегда испугался и удрал из города куда глаза глядят. А если узнают, что вернулся, то непременно доложат кому следует, и не успеет Серёня даже котенком мяукнуть, как уже некому будет отвоевывать свое право на жизнь и собственность. Поэтом на рынок он не пошел.
Бабка Маланья открыла ему дверь и чуть в обморок не грохнулась от счастья, когда на пороге возник её «любимчик» — так она за глаза звала Серёню. Всплеснув руками и запричитав, она не удержалась и расплакалась от полноты чувств. Но Серёня не дал ей закончить. Он усадил ее в кресло и сам сел напротив. Минуту он молчал, наслаждаясь чувством покоя и тихого домашнего счастья. Он и предположить не мог, что так привязался к этой пожилой и немногословной женщине.
Первой опомнилась бабка Маланья.
— Чего же это я сижу. Ты ведь с дороги. Надо тебя накормить, давай на кухню.
Сереня улыбнулся.
— А давай. Я от чая не откажусь. Да и чего посущественней тоже давай. Честно говоря — проголодался.
Наминая вкуснейшие Маланьины пироги, Серёня рассказал ей о своих приключениях все, без утайки. Не переставая жевать, он поведал ей и о своем случайном знакомстве, и о том, как «бородачи» предложили ему помощь, и еще кучу всяких мелочей, о которых может рассказать человек, только что вернувшийся с русского южного курорта, где он побывал в первый раз в жизни. Бабка Маланья лишь молча кивала головой, слушала, не перебивая, и только в самом конце Серёниного повествования перекрестилась и промолвила:
— Хорошему человеку по заслугам его и воздастся. Попомни мое слово.
Серёня, наконец, наелся. И рассказ его тоже закончился. Он вытер руки о чистое полотенце, перевел дух и спросил:
— Ну, а вы как здесь?
— А чего нам сделается. У нас все в порядке. Филиппыч молодец. Он аж помолодел от такой работы. Скачет, словно серенький козлик. Мечется между рынками, остатки снимает, прибыль считает. Профессор тоже при деле. Он теперь с поставщиками работает. Они его очень уважают. Девки наши все на своих местах. Николай учится прилежно — я сама за ним приглядываю. Но и так видать — парень толковый и старается. Одни пятерки из школы носит.
Серёня слушал её и улыбался. Маланья все о чем-то рассказывала и рассказывала, но Серёнины мысли бродили уже где-то очень далеко отсюда. «Красота! А жизнь-то налаживается. Надо Маринке после позвонить, а то тоже, наверное, волнуется. Как она там? Все же я ей много чего наобещал. Ничего. Что обещал — все сделаю. На том стоим. Но это все потом».
Перебив Маланью на полуслове, Серёня спросил:
— Можно я здесь немного поживу?
Маланья заулыбалась:
— Вот счастье-то какое. Услышал бог мои молитвы. — Кормить своего «любимчика» и будить его по утрам — это было заветным желанием бабки Маланьи.
К Маринке Серёня возвратиться не мог. В той игре, которая должна была начаться со дня на день, мелочей не было, и бородачи посоветовали ему пока не сообщать Маринке о своем возвращении. Серёня согласился, скрепя сердце.
Игра игрой, но по Маринке он, почему-то, очень соскучился. Ему хотелось, как раньше, залезть в кресло с книжкой или растянуться на диване перед телевизором, и только краешком глаза видеть или вообще одним только шестым чувством слышать, как Маринка тихонько копошится на кухне или возится в ванной с бельем. Серёня удивлялся сам с себя, но желание увидеть Маринку не проходило. Он вспоминал то время, когда жил у нее. Она умела быть приятной собеседницей или, наоборот, не мешать, не мельтешить назойливо перед глазами, как это делает большинство женщин, особенно, если мужчина в этом не нуждается. А она, каким-то непонятным Серёне образом, чувствовала, когда именно она нужна ему, а когда нет. Как она это угадывала, было для Серёни тайной за семью печатями. Интуиция, что ли. А может, деликатность. Мужчины очень ценят это качество в противоположном поле — оно ведь довольно редко встречается.