Приключения боярского сына Том 1 Битва под Конотопом
Шрифт:
– Я же не оказываюсь вас переправить, господа. Я только говорю, что время военное и контроль за пассажирами стал такой, что просто так на турецкий военный корабль не войдешь. А если вам нужно к крепости Казы-Кермен, то туда можно добраться только на военном корабле. Если бы вы пожелали плыть в Трапезуд – то пожалуйста.
– Плывет только вот этот господин. Я остаюсь здесь, почтенный купец. Но ему не нужно в Трапезунд. Его путь лежит именно в крепость Казы-Кермен.
– Я могу устроить господина галерным рабом на галеру "Меч падишаха". Там капуданом служит мой давний знакомец.
– Погодите-ка,
– Именно так. Но не беспокойтесь, господин. С вами станут обращаться хорошо. Да и до Казы-Кермена не далеко. Через два-три для вы будете на месте и получите свободу. Итак, что вы решаете?
– Я готов плыть в качестве галерного раба, – быстро ответил Мятелев.
Так судьба Федора, бывшего десятника государева стремянного полка, определилась…
Вечером Федор получил возможность одну последнюю ночь провести с Мартой. Купец предоставил им лучшую комнату в своем доме.
– Ты так легко идешь на это, Федор? – спросила она его.
– Да. Я понимаю, что меня ждут испытания, но я пойду на них. Да и есть ли у меня выбор, Марта?
– Как говорит падре, выбор есть всегда.
– Но не в моем случает, Марта. Не в моем. Я доложен пройти все уготованные м не испытания.
– Испытания? Ты не знаешь, про что говоришь, Федор. Я не должна тебя ни во что посвящать, но хочу предупредить…
– Нет, не стоит нарушать тайны, Марта. Все равно ты ничего не изменишь. Я иду по дороге судьбы. И давай займемся сейчас не болтовней, а другим более приятным делом…
Галера Его величества султана Блистательной Порты "Меч падишаха" Федор Мятелев, конечно, не раз слыхал, еще в доме отца о страшной участи галерного раба. Но ни его отец, ни друзья отца толком не знали что это такое – попасть к веслу.
Галера это большое гребное судно с тремя рядами весел. Их использовали во всех флотах, и это было весьма эффективное судно. Конечно в отличие от галеонов и фрегатов, ходящими на парусном ходу и весьма маневренных, галера была не столь быстроходна и не несла на себе такой огневой мощи. Но зато в некоторых случаях она могла действовать там, где парусное судно было бесполезно. А в штиль, когда паруса больших кораблей безжизненно повисали, галера быстро устремлялась вперед и могла нанести солидный урон врагу.
Гребцами на османском флоте были только рабы, захваченные в военных походах пленные или прожданные в рабство преступники. Впрочем, последних было не так много.
Федор попал гребцом на переднюю скамью галеры "Меч падишаха".
Его и других гребцов приковали к поперечным скамьям общей цепью пропущенной через ножные кандалы. Кузнец галеры, жилистый турок ловко заклепал железа на их ногах. Кроме того тонкие но прочные цепи надежно сковали и их руки. Правда, здесь размер железных украшений был много больше, чтобы не сковывать движений.
У каждого весла галеры сидело по трое невольников. Ближе к проходу посадили Федора Мятелева, а рядом с ним оказался его старый знакомый. Вот уж кого Федор не ожидал здесь увидеть так это его. Это был дворянин Василий Ржев! У самого борта был высокий с всклокоченной шевелюрой раб. Он назвался друзьям Минкой Ивановым.
– Откуда к нам, православные, – оскалив рот с желтыми зубами, спросил Минка. – И как вас звать-величать?
–
Пан Анжей Комарницкий, – представился Федор, своим псевдонимом.– О! – тихо присвистнул Минка. – То ты лях?
– Нет. Православный шляхтич с Украины, – Федор понял, что здесь стоит бросить свое притворное католичество.
– Тогда хорошо. А ты брат, кто будешь? – Минка обратился к Ржеву.
– Василий Ржев. Служил в полку дворянской кавалерии боярина Шреметева.
– Дворянин?
– Да.
– Оно и видно. Что побили вас татары? Чего так плохо дрались? Вся ваша кавалерия в рабских ошейниках сейчас гуляет, – хохотнул Минка.
– А ты что рад этому?
– Я-то? А я братья, простой мужик. Из под Рязани. И не то чтобы рад, но дворянскую кость мне жалеть вроде не для чего.
– И как тебя угораздило то рабом стать, друг Минка? – спросил Федор. – Давно за веслом-то?
– Десятый год. И все на "Мече Падишаха".
– Сколько? – не поверил Ржев. – Брешешь!
– Вот те крест – не брешу, – Минка перекрестился и его цепи при этом жалобно звякнули словно хотели сообщить, что Иванов не лжет. – Я, братья, от своего помещика сбег давно, да перед тем дом его пожег. Затем с атаманом Соколом погулял по Руси-матушке. А вам того слушать, небось, неприятно? Чай дворяне, шляхтичи.
Федор хорошо помнил что его отец участвовал в подавлении одного крестьянского бунта будучи в стремянном полку у боярина князя Долгорукого. Но понятно, сейчас говорить об этом не стоит.
– Да чего нам то делить теперь? – спросил он Иванова. – Что было, то быльем поросло. Сказывай далее про себя Минка.
– Так вот, сбег я стало от моего помещика. Я-то молодешенек тогда был. Атаман Сокол меня приветил. К себе в охранную сотню взял.
– Дале все понятно с твоим Соколом, – прервал его Ржев. – Мы знаем что его с Дона на Москву повезли в железах, да там на лобном месте голову ему и оттяпали.
– То так. Продали иудины души атамана. Но за то их черти на том свете заставят горячие сковородки лизать. А то и поболее.
– Чего поболее то быть может? – усмехнулся Федор.
– А то! Предатели самому Вельзевулу, станут вонючий зал лизать! Того я им искренне желаю. Во как! – с вызовом произнес Минка.
– Ай суровый ты вояка, брат Минка! – засмеялся Федор.
– Ужо какой есть. А когда после смерти атамана Сокола взялись за нас царские воеводы я и сбег подалее к черкасам* (* черкасы – так называли казаков запорожских). И от них попал я к татарам. И продали меня на галерный флот ихнего султана. Вот скоблю морюшко с тех самых времен. А теперь и вы со мной станете здесь робить. Знаешь, скольких я уже перевидал здесь рабов с тех пор? Дестяков с три – не менее.
– И чего с ними со всеми стало? – поинтересовался Ржев. – Сбежали?
– Сбёгли, дворянин, сбёгли. Да только на тот свет. Отсюда иначе никто не уходил.
Я то вовсе паршами зарос, аки пес шелудивый. Поначалу как попал на галеру, думал богу душу отдам. Все тело ныло. А потом помаленьку обвык и руки стали словно железные. И вы ежели не помрете, то такими станете.
– Мы не собираемся здесь надолго задерживаться, брат Минка, – спокойно произнес Мятелев.
– Так все говаривали, кто в первый раз сел на эту скамью. Да укатали Сивок крутые горки галерные.