Приключения французского разведчика в годы первой мировой войны
Шрифт:
В соседнем зале царство машинисток. Но не представляйте их маленькими блондинками или брюнетками с тонкими пальцами и напудренными личиками. Нет, это военные машинистки и носят они военную форму, плохо пошитую из толстого довоенного драпа.
Следующий кабинет, большой, с двумя широкими окнами — бюро для руководства. В то время в нем сидело четыре офицера во главе с капитаном Саже, руководителем службы: капитан де М., которого я вначале принял за кавалериста, помоложе шефа, внешне типичный французский дворянин, правда, совершенно далекий от чванства британских аристократов и надменности прусских юнкеров; приятный парень с открытым сердцем, веселый сослуживец, хотя и не любивший излишней фамильярности; скорее человек действия, а не сидения в кабинете. Он пользовался правом выезжать на задания вне бюро и на автомобиле проезжал по всему сектору — от Вогез до Швейцарии. Я быстро заметил, что отношения между этими офицерами
Еще там был переводчик, лейтенант Буавен, который также заведовал кассой отдела и выполнял некоторые функции управляющего хозяйством. Это был человек справедливый, спокойный, уравновешенный, не создававший излишнего шума и не проявлявший неуместного рвения. Он выполнял свою работу деликатно, тихо и временами твердо, тогда как шеф, следует признать, иногда бывал слишком нервным и раздраженным (впрочем, другие нервничали не меньше!)
Слева, в глубине кабинета стоял стол полковника Н., маленького мужчины, всегда носившего гражданский костюм. Он был родом из Кольмара, а, как я не раз слышал еще в детстве, вся эльзасская буржуазия полагала, что их сыновьям следует служить во французской армии. Этот офицер к 1914 году уже давно был в отставке, но его снова призвали на службу с началом войны. Его направили в разведывательное бюро в М…кур, и хотя он уже не мог решать серьезные задачи, наш шеф проявил великолепный такт по отношению к старому полковнику и поручил ему чтение и анализ газет на немецком языке. Часто капитан после раздачи указаний, не допускавших возражений, поворачивался к старому господину в штатском:
— Не так ли, господин полковник? Каково ваше мнение, господин полковник?
А он почти всегда отвечал одной и той же фразой:
— Совершенно верно! Я полностью разделяю ваше мнение.
Такое показное почтение к возрасту и званию всегда немного забавляло меня, но все мне говорили:
— Ну что ж! Это военная дисциплина и это хорошая штука, что бы там ни думали дураки!
Стена, у которой работал полковник, была почти полностью завешена огромной картой северо-востока и востока Франции в масштабе 1:25 000, на которой черным углем обозначалась линия фронта. Ради этой карты мы и прилагали все наши усилия. Потому что, если ее французская сторона была девственно чиста (никаких пометок!), то часть, расположенная восточнее черной угольной линии покрывалась арабскими и римскими цифрами, обозначающими различные немецкие дивизии, корпуса и армии.
Каждое пустое место на этом боевом расписании противника было для нас и для Второго бюро в целом немым упреком, но, сколько бы красноречивых и формальных доказательств мы не собрали, их всегда не хватало для полного решения нашей задачи.
Каждый раз, когда меня вызывали в кабинет капитана, он мне многозначительно говорил, указывая пальцем на какое-то место на карте:
— Посмотрите-ка сюда хорошенько, вы поняли меня, не так ли?
Это означало:
«У нас нет уверенности по поводу такой-то дивизии или такого-то участка: выясните здесь все что можете и как можно быстрее!»
Но я должен сказать, что с каждым месяцем этих пробелов оставалось все меньше, а в конце войны на нашу карту ежедневно столь старательно наносились получаемые нами данные, что она вся, от Швейцарии до моря была усеяна точными обозначениями всех немецких частей и соединений, воевавших на нашем фронте.
В М…куре меня всегда удивляло небольшое количество посетителей, навещавших нашу службу. Я видел, как приходили и уходили несколько господ в гражданской одежде, но в основном это были специальные комиссары приграничных вокзалов. Однако я почти не встречал добровольных информаторов за исключением всего лишь двух человек. Остальные агенты, в основном работающие за деньги, не доходили до М…кура. Их обычно допрашивали в Швейцарии или прямо на границе. Очевидно, с практической точки зрения это было не очень удобно для нас, зато намного надежнее и безопаснее для страны. Капитан никоим образом не хотел, чтобы по его кабинетам прохаживались толпы разных людей, порой весьма сомнительных. Потому он был вправе вызывать и приводить в М…кур любых своих агентов.
И, безусловно «Сюртэ Женераль», Сыскная полиция безопасности, не возражала против этого, потому что с самого начала войны она полностью была в распоряжении Разведывательной службы. Именно специальный комиссар в М…куре, эльзасец, бывший секретарь генерала Негрье в Тонкине, всегда прилагал все свои усилия, чтобы оказать любое содействие капитану Саже.
Работа отдела Разведывательной службы в М…куре, к которой мне удалось прикоснуться, несла в себе дух человеческой свободы. Задания давали в форме обычного размышления, но все усилия были неуклонно направлены к единственной цели — получить буквально из ничего сведения обо всем боевом порядке противника. Это была работа в духе монахов-бенедиктинцев,
игра терпения и настоящая китайская головоломка — из показаний военнопленных, из найденных писем немецких солдат, из сведений, собранных почтовой цензурой, из вырезок из тысяч иностранных газет и, наконец, с самой слабой стороны — из донесений наших очень немногочисленных агентов постепенно прояснялась вся внушительная система немецкой армии, и она представала перед нами во всей своей полноте — могущественная, храбрая, упорная и в то же время втайне уже претерпевшая внутренний шок после жестокого поражения на Марне.Англичане со своей стороны в своей работе следовали их достойному восхищения методу; в 1915 году они опубликовали толстый том, содержащий данные обо всех немецких соединениях, прежних и самых новейших. До последнего месяца войны в нее ежедневно вносились уточнения, характеризующие изменения в немецких войсках. Этот труд стал образцом в своей области и настольной книгой для всех нас.
Между тем как англичане, благодаря стабильности их государственных институтов и последовательности предвоенной политики, независимости их «Интеллидженс Сервис» и значительным средствам, в которой их разведывательная служба никогда не знала отказа, на самом деле действовали намного лучше, чем мы, которые начали с ничего, не имея ни денег, ни агентов в достаточных количествах, неподготовленные, но неповторимые в своей преданности делу, в своем духе метода и логики мы, в конечном счете, сравнялись с ними. Вечное французское чудо! И мы все же продвинулись далеко вперед. Я вспомнил день, когда, разинув рот, слушал пояснения капитана де М., рассказывавшего действительно невероятные для меня вещи: — В августе, когда мы увидели, что наша армия отступает по всему фронту, в Главном штабе главнокомандования спрашивали друг друга, не утратил ли французский солдат свою давнюю и легендарную доблесть. С равными силами, — размышляли там, — мы всегда в нашей истории с успехом сопротивлялись немцам, а многие наши победы были одержаны при соотношении сил один к двум. Как же могло случиться так, что сегодня при примерно равном соотношении сил мы повсюду отступаем перед тем же противником? И мы не знали тогда, что на каждый немецкий корпус регулярной армии приходился еще один корпус резервистов, мобилизованный в самом начале войны, что в реальности мы столкнулись с примерно сорока корпусами молодых и обстрелянных войск. Лишь через десяток дней мы начали получать сравнительно точные и проверенные сведения.
Если эти поразительные декларации имели место в реальности, то в таком случае это не подлежащий обжалованию приговор всей политике, так как на самом деле невозможно, чтобы противник успел сформировать и вооружить такую массу солдат, и об этом не просочилось бы совершенно никакой информации.
Капитан Саже требовал от своих подчиненных безупречного знания боевого порядка немцев, и я простаивал часы перед этой большой картой, чтобы выучить наизусть номера всех частей и соединений. Если он задавал мне несколько вопросов на эту тему, а я не мог на них ответить с уверенностью, то на мою голову обрушивалась настоящая буря.
К счастью, некоторые события вносили разнообразие в эту жизнь в бюро.
Каждый раз, когда де М. совершал объезд Эльзаса, он брал с собой Валери и меня. Мы, таким образом, объехали весь регион Верхнего Рейна, занятый нашими войсками, от города Танн до швейцарской границы, посетили большую часть мест расквартирования войск, армейские командиры прекрасно нас принимали и часто приглашали отобедать с ними.
Именно тогда я на самом деле начал познавать Францию.
Я уже рассказывал, что значило для моей семьи это имя, которое мы учили одновременно с именем Бога. Ни одно слово не произносилось у нас с такой нежностью, и я сам уже в самом раннем детстве всегда слушал или произносил его с печалью и невыразимой ностальгией. Но это была любовь к Франции безупречной во всех отношениях, гармоничной, благородной, всегда нежной и сильной, всегда окруженной ореолом, созданной ее несравненной историей.
Проживая теперь там, видя ее близко, слыша и касаясь ее, изменившуюся после неумолимых событий последнего века, я испытал несомненное разочарование, иногда болезненное. Столкнувшись с реальной Францией, такие, как я, эльзасцы, потеряв внезапно немецкую «предохранительную решетку» и контрасты, увидели, что она изменила свое лицо, проза прогнала поэзию. Но я смирился с правдой: я никогда не сомневался, часто удивлялся, иногда она меня шокировала, но я знал, что однажды найду ее и действительно нашел…
Во всех общинах учителя в форме учили мальчиков; воспитание девочек было поручено сестрам де Рибовилле. Атмосфера была в значительной степени проникнута духом лозунга «Бог и Франция» чтобы не задевать эльзасцев, которых Франция всегда только пугала своим антиклерикализмом.
Если в Танне чувства жителей были явно франкофильскими, то в Зундгау такие настроения были распространены значительно меньше, правда, в этом случае речь шла, о пограничном населении, у которого не было никакого видимого интереса в переносе на Рейн границ страны.