Приключения Гаррета. том.2

Оборотень решил, что с него хватит. И ушел. Не потрудившись открыть дверь.

Я выскочил в коридор, выпустил стрелу. Она угодила твари в поясницу.

Оборотень не устоял на ногах и рухнул на парадную лестницу, лицом вниз.

— Меткий я стрелок, верно? — похвастался я.

— Да уж, — согласился Гилби.

Подняться оборотень не сумел и потому пополз вниз, цепляясь ногтями за ступеньки. Одна рука сорвалась, и он покатился кубарем, прямо в залу.

Я рванул следом.

Оборотень утратил всякое сходство с Киттиджо. Теперь он отдаленно напоминал громового ящера. Невесть откуда возникшая чешуя разрывала бальное платье. Из-под подола высунулся кончик хвоста.

Раздались крики. Музыка оборвалась. К подножию лестницы сбежалась целая толпа. Я подскочил к оборотню. Рядом со мной оказался трясущийся Ланс.

— Ее, должно быть, подменили первой, — сказал я. — С ней проще всего было справиться.

По лестнице, навалившись грудью на перила, спустился Тай. Ему явно хотелось кого-нибудь прикончить. Он уставился на существо, убившее и подменившее его сестру.

— Извини, Гаррет, — прошептал он чуть погодя. — Я не знал…

— Да ладно.

— Не годится нам ссориться между собой.

— Запомню.

Тай кивнул, оглядел толпу.

— Он сбежал бы, если бы не твоя стрела.

Хоть кто-то оценил!

— Мы с ним еще не покончили.

Происходящее подозрительно смахивало на один из тех кошмаров, в котором чудовище то уходит, то возвращается.

— Ланс, — сказал Тай, — Джорджи пошла наверх, в мамину комнату. И Аликс тоже там. Проверь, как они.

— И Тинни должна быть с ними, — добавил я. Интересно, где Белинда? И кто следит за оборотнями в кабинете Макса?

49

— Как я выгляжу? — спросил спустившийся Макс. Он, конечно, владел собой, но, по-моему, в любой момент мог сорваться.

— Все в порядке, отец, — отозвался Тай.

— Тогда давайте успокоим гостей.

Я взвесил на руке арбалет, сунул руку в карман, где лежали болты. Зеваки попятились.

Пожалуй, надо обезопасить себя от неожиданностей. Я вытащил еще одну монетку. Эти оборотни — чистое разорение.

Ноги оборотню по-прежнему не повиновались. В его лице не осталось ничего человеческого. Жуткая рожа, честное слово!

Макс повернулся к гостям.

— Не волнуйтесь, дамы и господа, ничего страшного. В дом проник наемный убийца. Мы его поймали. Веселитесь, прошу вас.

Откуда-то возник Норт-Энглиш, наклонился над оборотнем. С мечом в руке, весь из себя неустрашимый — дамы млеют от восторга. Не удивлюсь, если по городу пойдут слухи, что убийца забрался в дом Вейдера, чтобы прикончить доблестного Маренго, защитника обиженных и угнетенных.

Чем ближе я его узнавал, тем меньше у меня оставалось иллюзий — если они вообще были. До сих пор я не получил ни единого доказательства, что сам он верит в идеалы, которые провозглашал; разве что суммы, потраченные на содержание «Клича»… Покажите мне хоть одного толстосума, который просто так бросался бы деньгами.

Может, спросить у Тамы Монтецумы? Она как раз подбежала к своему дядюшке узнать, не ранен ли он в жестокой схватке. И где таких красавиц выращивают?… Внезапно я поймал себя на странной мысли: в Таме чувствовалась некая… пустота, что ли.

Бамс! Я саданул оборотня между лопаток.

— Разрежьте ему платье, — сказал я Норт-Энглишу. — Надо добраться до раны.

Оборотень заерзал; ему, похоже, не терпелось убраться как можно дальше от парней с арбалетами, ножами и серебряными монетками.

Гости снова отступили, но разойтись и не подумали. Таращились все, включая музыкантов и слуг. Сочувствия к Максу во взглядах я не заметил.

И после этого мне будут говорить, что в Танфере люди добрые?

Геройский Маренго сделал шаг вперед и изящным движением вспорол платье. Оборотень дернулся всем телом, однако ноги его отказывались слушаться.

Я выдернул стрелу и всунул в рану монетку.

— Надеюсь, это был последний. — Шесть оборотней в одном доме! Неслыханно, просто неслыханно! Или их и того больше?

Вейдер поглядел на оборотня, покачал головой.

— Не понимаю, Гаррет. — Его голос дрогнул.

Уж если он не понимает… Его дом, его семья, его дело. Зато он — мой друг.

— Я все выясню.

— Постарайся, Гаррет, ладно, — сдавленно попросил Тай. — И не церемонься с ними, когда найдешь. Мы… — Он махнул рукой и отвернулся.

— Помог бы кто-нибудь унести эту тварь. — Тут же, словно из-под земли, выскочили ребятки Релвея. Наверняка подслушивали. Они просочились сквозь толпу гостей, как нож сквозь масло. — Где вас носило? — проворчал я. — Забирайте этого. Двое других наверху. В кабинете хозяина.

Вейдер вновь обратился к гостям:

— Прошу вас, веселитесь. Вспомните, по какому поводу вы здесь собрались.

Мне почудилось, что еще немного — и он заплачет.

Им нельзя было не восхищаться. Макс вел себя подобно тем аристократам, которые создавали империю. Он делал то, что должен был делать, заглушая терзавшую сердце боль. И не позволит себе отдаться горю, пока гости не разъедутся.

Парни Релвея вернулись, и мы все вместе поднялись в кабинет Макса.

Как нельзя вовремя — один из пленников сумел высвободиться. Чтобы обуздать его, пришлось пожертвовать очередной монетой. Пожалуй, скоро я начну чахнуть над серебром, как Маренго.

— Мы их сзади вынесем, — сказал Риттер. — Шеф с тобой свяжется.

— Напомни ему, что он мне кое-что обещал.

Внизу меня поджидала Белинда.

— Можем уйти? — спросила она.

Я покосился на Норт-Энглиша, который, опершись на меч, развлекал компанию гостей описанием своих подвигов. Жаль, что отсюда не слышно. Наверняка я узнал бы много интересного.

Он заметил мой взгляд и нахмурился. Я хотел было помахать, но передумал: не стоит портить человеку удовольствие.

У мисс Монтецумы выражение лица было загадочное, почти испуганное. Она выглядела так, словно нашла змею в хлебнице. Хотя откуда ей знать, что такое хлебница?

— Можем мы уйти? — повторила Белинда.

— Ты да, я — нет. Мое место рядом с гостями. — И рядом с Тинни, мысленно прибавил я.

Белинда насуропила брови.

— Были времена, когда ты бросал любое дело…

Мы оба знали, что это неправда.

— Ступай, если тебе нужно уходить. Я с тобой свяжусь, хорошо?

Она печально кивнула.

Белинда Контагью, маленькая девочка, своенравная, жестокая и беспощадная. И грустная.

Порой мне хочется задушить Чодо за то, что он сделал со своей дочерью.