Приключения Гугуцэ
Шрифт:
– Ррр-гав!
– бухала из пушки большая собака так, что в деревне было слышно.
– Вставай, кум! Беда!
– стучал Тоадер Путинэ в окно деду Никите.
– Большая залаяла!
Телогрейка на плечи, и дед Никита вместе с соседом мчится к винограднику.
– Стой! Стрелять буду!
– орал спросонья ночной сторож. (Большая собака и его разбудила.)
Он кидался искать ружьё и пока находил, так уставал, что опять заваливался спать. Большая собака тоже спешила лечь, чтобы не остыл бугорок. Собачонка и та засыпала. А Тоадер Путинэ с дедом Никитой
Утром Гугуцэ приносил соседям тяпки, еду и две подушки. Ночной сторож гордо шествовал в село: пока он на посту, за виноград бояться нечего.
А днём стоит кому-нибудь пройти по дороге, как тут же три раза тявкнет собачонка, один раз выпалит из пушки большая собака и словно из-под земли вырастет Гугуцэ с ружьём в руках.
– Ай-ай-ай, дедушка! Что ж ты не ешь виноград? Он ведь поспел. Не видишь, что ли?
– Прости, Гугуцэ! Сию же минуту отведаю.
– Так и быть, прощаю. Но зимой, как только услышишь колокол, сразу иди на Мельничный холм.
– Договорились, Гугуцэ, - и прохожий ел виноград сколько мог.
Были и такие, кто боялся, нет ли тут хитрости.
– Сбегаю-ка я за очками, а то сослепу зелёную ягоду проглотишь, говорил хитрец и больше не показывался на той дороге.
Если же мимо виноградника проходила женщина, то Гугуцэ не забывал дать ей ещё одну гроздь винограда, чтобы домой отнесла.
– А что зимой?
– спрашивали люди друг у друга.
– Колокол зря не звонит. Уж не потребует ли Гугуцэ, чтобы мы построили на холме ветряную мельницу, а то ведь от неё одно имя осталось.
Ещё листья с деревьев не упали, а дети стали прятаться в сараях и тайком от старших что-то мастерить. Войдут в сарай двое, один отцовский тулуп напялит, другой мерку снимет, и тюк-тюк топоры до позднего вечера.
Когда выпал первый снег, Гугуцэ стал ходить из сарая в сарай, проверять, как дело движется.
Снег всё шёл и шёл. И вот однажды в воскресенье, на самой заре, когда над домами заклубились первые дымки, всё село услышало колокольный звон. Колокол звонил долго-долго, словно стосковался по людям, звонил до тех пор, пока всё село от мала до велика не потянулось на Мельничный холм.
На холме стоял и ждал Гугуцэ с тремястами и ещё тремя новёхонькими санками.
– Батюшки!
– одна женщина даже в снег упала.
– Никак, нас в другое село перевозят?
– Люди добрые!
– начал Гугуцэ, снял шапку и произнёс речь, очень короткую, чтобы уши не успели замёрзнуть.
– Кто летом отведал винограду, пусть за это сейчас прокатится на санках, - и поскорее надел шапку.
Посмотрели люди друг на друга: усы, бороды, тулупы, длинные шали, - всё это мешает кататься на саночках.
– Гору слишком крутую выбрал!
– сказал кто-то.
– Утопить меня хочешь в речке за гроздь винограда?
– накинулась на мальчика какая-то женщина.
– Пусть лучше дети покатаются, - поднял воротник директор школы (и он летом отведал винограда у Гугуцэ).
– А мы будем для них саночки возить.
Но тут
из толпы выступил Тоадер Путинэ:– Никита, ты здесь?
– Тут я, кум!
– Давай уж и это дело сделаем!
– нахлобучил Путинэ шапку и сел с дедом Никитой в санки.
– Сторонись!
– крикнула жена того человека, у которого шляпа была с дымоходом, и села в другие санки.
– Эге-гей!
– подхватило эхо.
– Ишь ты, не разучились ещё!
– кричали старики.
Все обрадовались, будто только того и ждали. Даже санок не хватило. Рыбы подо льдом проснулись, глаза выпучили. В селе овцы блеяли, коровы голодные мычали, а хозяева знай себе катаются в долине Рэута до самой темноты.
Одни хитрецы, которые летом за очками бегали, грустно стояли в сторонке.
– Эге-гей!
– звенела гора.
Директор школы так хитро перевернулся, что не знали, в каком сугробе его искать, а колхозный счетовод, летя с холма, печать потерял.
После всего этого на Мельничном холме слепили снеговика. Приставили голову - вылитый Гугуцэ! Тогда у его ног вылепили двух собак - большую и маленькую.
БИНОКЛЬ ГУГУЦЭ
И ЗЕЛЕНЫЕ ЧЕЛОВЕЧКИ
Появился у Гугуцэ бинокль, но кого теперь удивишь биноклем? Оставит его Гугуцэ днём на завалинке, вечером придёт - он там и лежит; забудет бинокль у калитки, там же его и найдёт.
– Кхе-кхе!
– дразнит мальчика говорун-сосед.
– Вот на войне биноклю цены не было. У нашего генерала, помню, был бинокль: только он поднесёт его к глазам, а немец уже - руки вверх и вылезает из укрытия.
Гугуцэ и сказать нечего. Не начать же ему войну, чтоб для бинокля дело нашлось?
Так бы и забыли люди про бинокль Гугуцэ. Но вот однажды посмотрел мальчик в бинокль: подвода к селу идёт. А ездовой, задумавшись о чём-то, не видит, что одна лошадь распряглась и осталась щипать травку на обочине, - знай себе погоняет кнутом другую, то в горку, то под горку. Так и въехал в село.
Навстречу ему Гугуцэ с биноклем:
– Лошадь потерял, дедушка!
– Что ты!
– ахнул дед.
– Где ж она?
Гугуцэ - бинокль к глазам и тут же нашёл лошадь под Хыртопским холмом.
Дед распряг лошадь, вскочил на неё верхом и пустил рысью. Вот и Хыртопский холм. От радости, что нашёлся серый, дед пересел на него, а гнедого, на каком приехал, забыл под холмом. Навстречу опять Гугуцэ с биноклем.
– Дедушка, где ж та лошадь, на которой ты за этой ездил?
– Ну и бинокль!
– почесал дед макушку у своей шляпы и опять к холму.
Вернулся с лошадьми, не нашёл подводу. Он прямиком к Гугуцэ, стучит в ворота.
Гугуцэ с биноклем залез на сарай. Вот оно что! Дед оставил подводу на одном конце села, а искал совсем на другом.
Вечером дед принёс Гугуцэ миску урды - сладкой брынзы, а слух о бинокле обошёл всё село.
Теперь все ходили к Гугуцэ и с пропажей, и с находкой, чтобы узнать, кто хозяин.
Гугуцэ вставал на заре, брал с собой бинокль, узелок с едой и влезал на самую высокую акацию, выше дома.