Приключения крылатого колеса

Девушка задумалась. Лодырей, конечно, щадить нечего, тем более по волжскому заказу. Но пока она таких не замечала.

Между тем Кружалов не отступался. Ему не терпелось обновить "черную доску". И парень прямо-таки расцвел, когда Орешникова проговорилась о том, что на карусельном станке пять дней устанавливали лопасть. Рассыпались кубари.

– Поддеть твоего Пчелкина на булавку – и на "черную доску". Вот экземпляр, а?

Инженеру Пчелкину предстояло выслушать приговор сразу двух объединившихся комсомольских постов.

Но приговор не был произнесен. Едва подойдя к карусели, комсомольцы потеряли дар речи.

Карусель вращалась, шла обработка очередной лопасти. И никаких кубарей! Лопасть сидела как бы в чугунном кармане. А карман закреплен струнами на планшайбе. Карман большой, как закром. Толстые стены его были пронизаны гигантскими винтами и различными зажимами, которые строго держали лопасть в нужном положении, не позволяя ей шевельнуться под резцом.

– Поздравьте, товарищи, – встретил инженер Пчелкин комсомольцев, показывая изобретение. – Установка лопастей произведена за один день. Давайте-ка подсчитаем, что это даст в масштабе всего заказа. По-моему, выигрыш в полтора года! Я не ошибаюсь, товарищи? – весело подмигнул он строгим контролерам.

Комсомольцы, придя в себя, поздравили инженера, а в поисках лодырей принялись бродить по другим участкам. Наконец, усталые и недовольные друг другом, сухо расстались.

Несколько дней спустя Орешникова по какому-то случаю шла в комитет комсомола и натолкнулась на Кружалова. Испачканный в краске нос, фартук, в руках маховая кисть.

– Новость, Галина! Погляди-ка, что сейчас будет.

"Черная доска" стояла на полу.

– Ага, все-таки выискал лодырей, – сказала девушка. – Молодец. Ну, пиши фамилии. Интересно, кто такие…

Парень, не отвечая, а лишь только загадочно ухмыляясь, обмакнул маховую кисть в ведро с краской и как шлепнет по доске! Образовалась красная клякса, которую самодеятельный маляр тут же размазал во все стороны.

– Петька, – кинулась к нему девушка, – ты же все испортил! Но Кружалов важно отстранил ее.

– Не ершись, Галина. Все законно. Велено ликвидировать "черную доску". Две недели она простояла дурой. Один только лодырь и обнаружился – сама "черная доска". Так что из комитета распоряжение – переделать "черную доску" на "красную".

Глава четвертая

За старой калиткой…

Вскоре завод в торжественной обстановке выдал Средней Волге первую турбину.

Галина Орешникова уже не начинающая студентка. Теперь она четверокурсница. Работает все там же, в лаборатории, и одновременно учится, станет инженером.

Это очень трудно – успевать и тут и там.

Редко теперь встречалась и с Кружаловым. Парень подошел к ней на митинге, когда завод праздновал выпуск первой турбины для Волги.

– Здорово, видать, устаешь, Галя, – сказал он, внимательно и с сочувствием оглядывая девушку.

– Петя, но у тебя тоже усталый вид.

– Галина! Да знаешь ли ты, что такое сборка этого черта-бронтозавра? – выпалил он с горячностью. – Без фигурных мозгов сейчас на сборке и делать нечего. Задает нам волжанка жару!

Орешникова вспомнила, что в одном из последних номеров заводской газеты был портрет Кружалова и статья: "Изобретательство на сборочном стенде".

– Ну, пока! – И убежал.

С тех пор они вот уже почти год не виделись. За это время с завода на волжский берег ушла вторая турбина, третья, четвертая, пятая, шестая…

Главный конструктор Иван Петрович Белов довольно часто выезжал на строительную площадку гидростанции. Возвращался он оттуда в настроении воинственном, высыпал на головы работников завода вороха новых идей.

– С приездом, Иван Петрович! – встретила Орешникова главного конструктора, когда он возвратился из очередной поездки на Волгу. Она несколько замялась, потому что не смогла подать руки: шла с грудой учебников.

– Здравствуйте, студентка, здравствуйте! – Профессор пожал ей локоть.

Возвращаясь с Волги, профессор не только привозил новые идеи, но и приезжал поздоровевшим. Вот и сейчас с дороги он похудел, громоздкая фигура его стала стройной, подвижной, как у молодого. А лицо огрубело. Зимние восточные бураны сделали его коричневым. Он весело заговорил с девушкой, и морщины, разглаживаясь, выглядели на его потемневшем лице белой сеткой. "Белые морщины, – улыбаясь, подумала Галина, – как на фотонегативе. Вот интересно! "

– Вы утомлены, дорогая, – говорил между тем профессор, – захирели над книгами. Подозреваю, что отрываетесь от жизни. Давно не бывали в главном корпусе? А ведь там большие перемены! Как раз я собираюсь туда. Не желаете ли вместе?

Студентка охотно согласилась сопровождать профессора.

Профессор Белов и Орешникова оделись и вышли на заводской двор. Под ногами замерзшие лужи. Тонкий апрельский ледок со звоном крошился; и осколки, взблескивая на солнце, разлетались, как кусочки радуги.

Вот и калитка в главный корпус.

Орешникова осмотрелась. Пока здесь для нее ничего нового. Под ногами все те же грубо опиленные деревянные торцы. Но, кажется, Галя разучилась по ним ступать – или виноваты высокие каблуки? Торцы постланы не для изящной обуви. Шершавая опиловка – это чтобы рабочий, особенно с ношей, не поскользнулся: здесь падать не следует – кругом железо.

На темных торцах серебрится рельсовая колея. Рельсам не дает потускнеть, надраивая их своими колесами, паровозик "два усача", видно, часто бывает здесь, подавая в диковинных вагонах заготовки, убирая готовые детали. Впрочем, так было и прежде.

Но вот новинка! В цехе прибавился мостовой кран, да какой богатырский! Сразу заметен среди остальных.

Орешникова остановилась, подняв глаза и любуясь новым мощным механизмом. Он был ярко-красного цвета, значит, совсем молодой. Это еще не окраска, а лишь первичная пленка, которая предохраняет механизм от ржавления. Это как бы белье на молодом металлическом теле. Каждую новорожденную машину одевают в белье, и оно всегда красное. А уж потом, по белью, маляры накладывают краску желаемого колера. Это уже будет, так сказать, мундир машины. Мостовые краны обычно ходят в зеленых мундирах.