Приключения Оги Марча

Ну а я укрывался от всеобъемлющего ужаса, от хаоса и холода окружающего мира во временном и непрочном убежище человеческих объятий, при всей ненадежности такого укрытия. Не слишком мужественная позиция. А то, что в этом я не одинок и большинство поступает точно так же, - маленькое утешение. Да и это большинство, должно быть, терпит те же самые муки.

Теперь, все это осознав, я ощутил потребность воспользоваться еще одним шансом. Решил, что должен проявить храбрость - поехать в Чильпансинго и умолять Тею простить меня, - хоть я и очень слаб, но мало-помалу, постепенно смогу себя изменить, только бы она согласилась.

И, решив это, я почувствовал себя гораздо лучше. Пошел в peluqueria [189] и побрился. Пообедал у Луфу, и одна из его дочерей погладила мне брюки. Я нервничал, но был преисполнен надежд. Перед глазами все еще стояло ее белое лицо и темные глаза, метавшие в меня молнии негодования, но я помнил и то, как обнимали меня ее руки. Потому что она нуждалась во мне. А необычная сила и ярость, с которой она меня отвергала, объяснялась ее неуверенностью, сможет ли она теперь кому-то довериться. Нет, это пройдет, она успокоится и примет меня.

189

Парикмахерскую (исп.).

Представляя себе, как это будет, я расслабился, разнежился и растроганно погрузился в сладостные ощущения, будто все это уже произошло. Это было мое всегдашнее свойство - фантазия, опережающая реальность и готовящая ей путь. Неповоротливая тяжелая машина не может следовать по непроторенной дороге в незнакомой местности. И мое воображение, подобно полкам Цезаря в Галлии или Испании, прокладывало дороги и возводило укрепления и стены даже там, где остановка продолжалась всего одну ночь.

Пока я сидел в трусах, ожидая, когда мне дадут мои брюки, показалась собака Jly, толстая, апатичная, вонючая, как старушка Винни. Подошла, встала напротив, глядя на меня в упор. Но ласки она не ждала: когда я протянул к ней руку, чтобы погладить, она попятилась и оскалила мелкие старческие зубы - не по злобе, но желая, чтобы к ней не лезли и оставили в покое, в котором она и оказалась, удалившись за занавеску. Она была очень старая.

Подошедший автобус оказался американским - тоже совсем древний, допотопный, настоящий рыдван из тех, что развозят школьников в сельской местности. Я уже сидел в нем, держа наготове билет, когда появился Моултон. Подойдя к моему окошку, он сказал:

– Вылезайте. Надо поговорить.

– Нет, я уезжаю.

– Вылезайте, - очень серьезно произнес он.
– Это важно. Лучше вам вылезти.

– Чего ты к нему пристал, Уайли? Это не твое дело, - вмешался Игги.

Лоб Моултона и нос картошкой покрывали капельки пота.

– Может, ему самому там очутиться, чтобы это его подкосило?

Я вышел из автобуса.

– В каком смысле «подкосило»? Про что это вы?

И, не дав Игги перехватить инициативу, будь у него такое намерение, Моултон, стиснув мою руку и прижав к своему животу, взял меня за локоть и торопливо отвел на несколько шагов, так, что стоптанные мои каблуки погрузились в толстый слой опавших розовых лепестков.

– Постарайтесь понять и осознать, - сказал он.
– Тала- вера, друг мой, был любовником Теи. И сейчас в Чильпан- синго они вдвоем.

Я вырвал руку, готовый вцепиться ему в горло и задушить.

– Иг, - крикнул он, - помоги!

Игги, стоявший за нашими спинами, схватил меня в охапку.

– Пусти!

– Успокойтесь, нельзя устраивать мордобой на виду у всех и полицейских в том числе! Брось это, Уайли, уйдем подо- бру-поздорову. Видишь, он в ярости, себя не помнит!

Я норовил вырваться и ударить Игги, но он не отпускал меня и все цеплялся за мою руку.

– Не надо, Болинг. Погодите. Выясним сначала, правда ли это. Господи, да опомнитесь же вы наконец!

Моултон пятился, а я волочил на себе Игги.

– Не глупите, Болинг, - сказал Моултон.
– Это истинная правда. Я же не драться с вами пришел, а только хотел помочь, чтобы вы не так остро все это восприняли. Ехать вам туда опасно. Талавера убьет вас.

– Хорошо же ты ему помог!
– укорил Игги.
– Взгляни на его лицо!

– Это правда, что он уехал туда с ней, Игги?
– спросил я, перестав вырываться. Я был так потрясен и истерзан болью, что едва мог выговорить свой вопрос.

– Он раньше был ее любовником, - пояснил Игги.
– Мне один парень сказал, что Талавера отправился в Чиль- пансинго вслед за Теей.

– Когда это все у них?…

– Несколько лет назад. Он даже жил у нее, кажется, - произнес Моултон.

Ноги не держали меня, и я осел на землю, привалившись к краю эстрады. Я дрожал, хватался за голову и утыкался в колени.

Моултон бросил на меня суровый взгляд:

– Меня удивляет ваша реакция, Марч.

– А чего ты от него ждал? Оставь его в покое!
– воскликнул Игги.

– Он ведет себя совершенно по-детски, а ты его поощряешь, - сказал Моултон.
– Мы все через это прошли - и я, и ты. И Талавера, когда у нее появился Смитти, а потом вот он.

– Ничего подобного. Талавера знал, что она замужем.

– Какая разница? Будь Талавера хоть трижды хлыщ и волокита, ему нельзя отказать в способности чувствовать. И разве человек не должен сознавать, на каком он свете, если с ним случается подобное? Разве мне, например, не следовало это знать? Или тебе? Такого рода факты, пропади они пропадом, скрывать нельзя.

– Но парень до сих пор ее любит. Ты лез на стенку, когда кто-то положил глаз на твою жену, хотя и не любил ее.

– Ну а она его любит?
– вопросил Моултон.
– Если любит, то что делает с Талаверой там, в горах? После того как Марч получил такой удар, слег и страдает?

– Ничего она с ним там, в горах, не делает!
– крикнул я, опять вскипая.
– Если сейчас он находится в Чильпансинго, это означает только, что он находится в Чильпансинго, и не больше, а Тея тут ни при чем!

Он посмотрел на меня с деланным любопытством:

– Знаете, братец, я ручаюсь, что вам все ясно, просто вы упрямитесь и не хотите признаться в этом. Неужели она не сказала вам, что он ее старый дружок? И вы еще думаете, будто после всего, что было, она не спрыгнет для него со своей лошадки?

– Все это в прошлом! В прошлом! И если вы сейчас же не заткнетесь, я заткну вам глотку вот этим камнем!

Однако Моултон был крайне возбужден и не мог остановиться. Он явно что-то задумал. Вытаращив свои бараньи глаза, он уставился на меня: