Приключения, почерпнутые из моря житейского. Саломея

Когда душа загорается во взорах и выступает на уста молящейся женщины, взгляните тогда на нее и сами молитесь.

После долгой молитвы она прислушалась вокруг, встала, подошла к кровати, сделала движение, чтоб прикоснуться к больному, но, казалось, не смела, боялась нарушить его сон.

— Прохор Васильевич! — произнесла она тихо и повторила несколько раз.

Больной вдруг вздрогнул, очнулся и устремил на нее глаза.

— Tс! Не пугайся, это я, твоя Лукерьюшка, узнаешь ли ты меня?…

Прохор Васильевич приподнялся, протянул к ней руки, но ни слова. Казалось, чувства его снова помутились.

— О, господи, что я сделала! — проговорила Лукерья Яковлевна, и она обхватила руками своего мужа.

— Лукерьюшка! — проговорил он, наконец.

— Узнал, узнал меня! Дай же мне теперь выплакаться! — произнесла она, задушив голос, и зарыдала.

— Что ты плачешь? — сказал Прохор Васильевич после долгого молчания.

— Tс, тише, тише!.. да! я плачу… ты забыл меня!.. ты… Она не могла продолжать.

— Я забыл? Нет!..

— Тебя женили на другой!.. Погубил ты меня!..

— Ox, не говори!.. Неправда!..

— Как неправда?

— Неправда! я все тебе скажу… О, господи!.. Лукерьюшка! уйдем отсюда… я боюсь тятеньки; я боюсь на него смотреть… уйдем отсюда!

— Уедем, уедем, куда хочешь!.. Да как же это, говорят, что ты женился…

— Ох, не говори теперь… уйдем поскорей!..

— Куда ж теперь идти, как идти? Прохор Васильевич задумался.

— Как уйти? — повторила Лукерья Яковлевна, — ты еще болен…

— Как-нибудь, Лукерьюшка.

— Да как же?

И задумались они оба, и ничего не могли придумать.

II

В гостеприимном караван-сарае, находящемся на перепутье из театра в собрание, есть тьма отделений, номеров, номерков, приютных для приезжих, проезжих, для скитальцев и путешественников, для странников вообще и для странников в особенности, для хаджей и даже для пилигримов с блондовой бородкой.

Одно из отделений этого караван-сарая только что занял какой-то приезжий: мужчина средних лет, статный, лицо худощаво, но румянец во всю щеку, глаза голубые, а волоса как смоль, одет по-дорожному, но сообразно форме, отдаваемой в ежедневных приказах моды, с тою только разницею, что вместо мешковатого пальто на нем была богатейшая бархатная венгерка, изузоренная снурками. По наружности, по всем приемам я по речи нельзя' было определить, к какой, собственно, нации принадлежал он. Казалось, что это был воплощенный космополит, европеец неопределенного языка, vagabond, [158] объехавший для препровождения времени весь свет и посетивший на закуску, pour la bonne bouche, [159] Россию. С своим слугой, немцем, он говорил по-немецки, как француз; с французом-чичероне [160] — по-французски, как англичанин; с половым — по-русски, как чех, и в дополнение пересыпал свои речи латинскими, итальянскими и даже турецкими восклицаниями; а распевал и бранился на всех земных языках.

158

[158] Праздношатающийся, бродяга, (франц.).

159

[159] На закуску (франц.).

160

[160]Чичероне (итал.) — проводник иностранцев по достопримечательным местам.

На вопрос полового у камердинера, кто таков его барин, немец отдул отвислую губу и, подняв указательный палец, отвечал:

— Это магнат унгарски Волобуж, слышишь?

— Нет, брат, не слышу; кто такой?

— Это великий господин, магнат унгарски Волобуж, слышишь?

— Нет; ну-ко еще.

— Хе! — сказал немец, усмехаясь, — это тебе gross Kurios! fine wunderliche Sache! [161]

— Иоганн! — крикнул путешественник по-немецки, пыхнув дымом сигары и остановясь посреди комнаты, — здесь скверно пахнет! Как ты думаешь?

161

[161] Большой курьез. Удивительная вещь (нем.).

— Скверно пахнет? — спросил немец-отвислая губа, — позвольте, мейн-гер, я понюхаю.

И Иоганн, как легавая собака, вытянул шею, поднял нос и начал нюхать удушливую атмосферу отделения.

— Ну, понюхай еще, — сказал венгерский магнат, — а потом неси шкатулку и вещи назад в дормез. В этой «Москве» я не остаюсь. Гей, бир-адам! Seigneur serviteur, [162] как твое имя?

— Мое имя Андре, — отвечал француз.

— Есть тут какой-нибудь «Лондон»?

— И очень близко отсюда, если только вам угодно,

162

[162] Господин слуга (франц.).

— Очень угодно: только с тем, чтоб и в «Лондоне» не было такого же натурального запаху.

— Как это возможно! будьте спокойны; я пойду сейчас же займу лучший номер.

— Если невозможно, так едем в «Лондон».

— Что ж, ваше сиятельство, не понравился номер? мы вашей милости другой покажем, — сказал приказчик гостиницы.

— Что ты говоришь? — спросил его магнат.

— Да вот вашей милости, может быть, номер не понравился, так другой извольте посмотреть.

— Ты что, что говоришь? а? — спросил он снова, выходя из номера.

— Черт их разберет, этих немцев, — сказал приказчик, махнув рукой, — и сами ничего не понимают, и их не поймешь!

У подъезда стоял, хоть и не новомодный на лежачих рессорах, но славный дормез, со всеми удобствами для дороги, придуманный не хуже походного дормеза принца Пюклер-Мюскау. [163] Немецкий человек Иоганн был уже наготове принять господина своего под руку и посадить в экипаж; но его задержал па крыльце какой-то отставной, низко поклонился ему, встал перед ним навытяжку, держа шляпу в левой руке, и начал излагать, запинаясь, свою покорнейшую просьбу помочь страждущему неизлечимой болезнью, погруженному в крайнюю бедность и имеющему жену и пятерых человек детей мал мала меньше.

163

[163]Пюклер-Мюскау Герман (1785–1871) — немецкий путешественник, объехавший европейские страны, Северную Америку и берега Азии.

Венгерский магнат уставил на него глаза с удивлением, осмотрел с ног до головы, как чудо, какого еще не видывал, и, выслушав долгую речь, спросил:

— Жена?

— Так точно: жена-с… ваше сиятельство, — повторил отставной, — и пятеро человек детей…

— И пятеро детей?

— Так точно-с…

— Что-о, что вы говорите?

— Пятеро-с, — проговорил отставной, отступив с испугом.

— Жаль, мало; только пятеро!.. — сказал магнат, вынимая кошелек, — вот вам по червонцу на человека; если б было больше, больше бы дал… считайте, пять?… Только пятеро детей?

— Ваше сиятельство, — сказал отставной, у которого от радостного чувства тряслись руки и разбежались глаза, смотря на горсть золота, — жена на сносе, прибавьте на шестого…

— Хорошо; а может быть, жена ваша родит двойни?

— Всегда двойни родит, ваше сиятельство, всегда, вот и прошлый раз двойни родила…

— Ну, вот еще два.

— На родины, на крестины понадобятся деньги…

— Ну, об этом поговорим после; приходите-ко ко мне как-нибудь на днях; я буду стоять в «Лондоне».

— Слушаю, ваше сиятельство…

— Ну-ну-ну! ступайте себе, пока назад не отнял!.. Отставной опрометью бросился от магната Волобужа, который посмотрел ему вслед, пожав плечами.

Француз Андре также пожал плечами. Он пришел в ужас, заметив такую щедрость путешественника.

— Пропадшие деньги, совершенно пропадшие! — сказал он со вздохом, — я обязан предостеречь вас; вы думаете, что это в самом деле несчастный офицер? Это мошенник; их здесь тьма ходит… Они вас оберут, monsieur… le comte, [164] — прибавил Андре, не зная, как величать путешественника.

164

[164] Господин граф (франц.).