Приключения, почерпнутые из моря житейского. Саломея
Шрифт:
— Оберут? неужели? какое горе!
— Ей-богу, оберут! как это можно давать столько! Им ничего не надо давать… этим бездельникам, попрошайкам! нищим!
— Тебя как зовут?
— Андре, monsieur.
— Вот видишь, Андре-monsieur, знаешь ли ты разницу между нищим и плутом?
— Non, monsieur. [165]
— Так я тебе скажу: нищий напрашивается на деньги, а плут на услугу. Понял? и прекрасно; довольно рассуждать. Что ж «Лондон»?
— Я уж был там; самый лучший номер готов,
165
[165] Нет, сударь (франц.).
— Умные ноги!
Венгерский магнат
Поехали. Андре бежал ли следом, или доехал на запятках, но у подъезда гостиницы «Лондон» он встретил и высадил магната из кареты и повел по длинному, довольно сальному коридору до номера.
— Господин покорнейший мой слуга, как бишь тебя зовут?
— Андре, monsieur.
— Ну, Андре-monsieur, лондонская атмосфера и чистота, кажется, не лучше московской?
— Номер прекрасный.
— Правда, номер лучше. Иоганн! как ты думаешь? Понюхай-ко, хорошо ли пахнет?
— Ха! — отвечал Иоганн, приподняв важно отвислую губу, — здесь всё recht und sch?n! [166] Всё как следует для одной такой Obrigkeit [167] как ваша высокородность. Ничего не можно сказать худого. По стенам бесподобнейшие картины… Занавесы прекрасные на окнах, ковры… ja! ailes ist recht und sch?n! [168] Вот и клавиры, можно музыку играть… и все, как следует… и кабинет есть… стол письменный… Это немецкая работа!.. Тотчас видно!.. Я тотчас узнаю немецкую работу!
166
[166] В порядке и красиво (нем.).
167
[167] Владетельной особы (нем.).
168
[168] Да, все в порядке и прекрасно (нем.).
Иоганн обратил особенное внимание на немецкую работу стола и распространился, рассматривая его со всех сторон и выдвигая ящики, о немецкой аккуратности.
— Что, хорош стол? — спросил магнат.
— О! — произнес Иоганн, приподняв отвислую губу.
— Ну, понюхай его и ступай выбирать все из кареты; да скорее мне одеваться!
— Нельзя же все вдруг, mein Herr; [169] надо все по порядку сделать, langsam und sch?n. [170]
— Ну, ну, ну, готс-доннер-веттер! [171] — прикрикнул магнат Волобуж, раскинувшись на диване. — А ты, как бишь тебя?
— Андре.
— Андре, скажи, чтоб подали обедать, да мне нужна коляска на английских рессорах, да билет в театр, в собрание или в клуб, повсюду, где только можно убивать время позволительным образом. Слышишь?
— Слушаю.
— Ну, ступай!.. Я для скуки и уединения не создан, — продолжал про себя Волобуж, садясь обедать, — я и есть один не могу… Подай шампанского!.. И пить один не могу!.. Кругом тишина и спокойствие! очень весело: слышно, как собственный рот жует, а нос сопит!.. Иоганн, убирай!.. Роскошь, а не жизнь! блаженство посреди мук, волнений, треволнений, громов и молний!.. Итак, я вступаю в новый свет, как Колумб… Знакомлюсь с московскими дикарями… они, говорят, народ гостеприимный, любят и уважают всех иноземных пришельцев и мимошельцев, скитающихся мудрецов и бродящих артистов и художников. Иоганн! Готово?
171
Langsam und sch?n Иоганн привел все в порядок, подал барину одеваться, проводил его до коляски, сказал по-немецки: «господь с вами!» — и пошел совершенствовать устроенный порядок, перекладывать и переставлять вещи с места на место, всматриваться и вглядываться, действительно ли всё на месте и нет ли какого-нибудь упущения.
Магнат Волобуж отправился в театр и был вполне доволен тем впечатлением, которое произвело первое его появление в публике.
Взоры дам из лож сосредоточились на новое замечательное лицо, как лучи к фокусу зажигательного стекла.
— Это лучшие проводники ко всем земным благам, — говорил Волобуж почти вслух, обводя зрительную трубку по рядам лож. — Очень, очень милы! Прелесть! право, я ни в Лондоне, ни в Париже, ни в Вене, ни в одной из европейских столиц не видал таких хорошеньких!..
— Вы, без сомнения, путешественник? — спросил его сосед, отжилой петиметр, [172] которого взоры также блуждали по бенуару и бельэтажу, а улыбка проявляла внутреннее довольствие, что весь Олимп театра не сводил с него глаз.
172
[172] Щеголь (франц.).
— Я путешественник, — отвечал Волобуж, — и удивляюсь необыкновенной красоте здешних дам. Совершенно особенный тип! Тип оригинальный, какого я не видал в целой Европе!.. Ah! реr mai fе! [173] Я не нагляжусь!
— Нам очень лестно это слышать; но вы изменяете вашим соотечественницам.
— Goddem! my heart goes pitt-a-patt! [174] Я изменяю своим соотечественницам?
— Вы англичанин?
— Gott bewahre! [175]
173
[173] Ах, честное слово (итал.).
174
[174] Черт возьми! Мое сердце трепещет! (англ.).
175
[175] Боже сохрани (нем.).
— Немец?
— И того меньше; я маджар.
— Ах, я что-то слышал; не вы ли ездили для исследования языка мещеряков?.
— Нисколько.
— Говорят, что мещера и маджары составляли одно племя?
— Кажется; но мои. предки происходят от славян.
— От славян? О, так недаром вам нравится русская красота.
— Родная! Не могу не восхищаться! Что за энергия во взорах, в чертах!..
— Посмотрите на даму в золотой наколке, во второй ложе.
— Ах, не отвлекайте меня от всех к одной; я не могу ни одной отдать предпочтения: каждая — красавица в своем роде.
— Помилуйте, посмотрите, какие рожи сидят в третьей ложе.
— Рожи? Что вы это! Вы, верно, присмотрелись к красоте наших дам, или ваш вкус односторонен, или у вас мода на какую-нибудь условную форму лица?… А эта дама кто такая?
— Это Нильская.
Поднявшаяся занавесь прервала разговор. По окончании театра собеседники расстались знакомцами.
— С этим приятелем не далеко уйдешь, — сказал магнат Волобуж, садясь в свой экипаж, — это, кажется, сам ищейная собака.
На другой день поутру Андре явился с билетом для входа и Московский музей.
— Музей редко открывается, и трудно достать билет, — сказал он, — но я на ваше имя выпросил у самого генерала, директора.
— Это умно; так ты покажешь мне его, я лично хочу поблагодарить за это одолжение.
В оружейной палате был общий впуск, и потому Андре с трудом провел магната сквозь непроходимые толпы народа к восковой фигуре ливонского рыцаря на коне.
— Фу, дурак, куда меня завел?… Ну, говори, кто это такой?
— Это? это древний герой.
— Как его зовут?
— Вот я спрошу.