Приключения рыжей попаданки
Шрифт:
Древняя старуха, вся седая, со смуглой кожей, изборожденной глубокими морщинами, постоянно сидела на полу, подобрав под себя ноги, медленно раскачивалась и тихо напевала какие-то песни на непонятном языке. Ее иссохшие руки были сплошь покрыты чуть выцветшими татуировками, изображающими загадочные знаки и символы.
Была еще совсем молоденькая девушка, довольно привлекательная лицом, но сильно хромающая и подволакивающая одну ногу.
Девушка эта по имени Келли целыми днями ходила по коридорам, размахивала руками и что-то горячо говорила и грозила непонятно кому.
Позже я узнала, что Келли подверглась
Затем, посчитав, что девушка мертва, ее просто выбросили на свалку, где ее нашел сторож. Девушка выжила, но разум свой она потеряла… Насильников, к слову не нашли, а может даже и не искали.
Остальные женщины мне показались вполне адекватными, они сочувственно поздоровались со мной, показали свободную кровать и даже принесли одеяло.
Рядом со мной стояла койка Лиззи, молодой женщины с короткими пепельными волосами и черными глазами. Она была бы очень привлекательна, если бы не страшный шрам, пересекающий ее лицо наискосок.
Рассказывая об аварии, в которой она получила этот шрам, Лиззи махнула рукой:
— А знаешь, может и хорошо, что мое лицо отпугивает… — она посмотрела на меня и вздохнула. — А тебе с твоей чертовски красивой мордой здесь будет ой, как тяжело…
Лиззи рассказала мне, что после аварии, виновником которой был ее муж, она долго лежала по больницам. Когда ее выписали домой, у супруга уже была хорошенькая любовница, и ему совершенно не хотелось заботиться об изуродованной жене, которую и друзьям показать было стыдно. Он быстро подсуетился, повозил Лиззи по психиатрам, те понаставили нужных диагнозов, и вот уже Лиззи была заперта в этой клинике.
— Выйду ли я отсюда? Кто ж знает… А если и выйду, то попаду в какой-нибудь пансионат для инвалидов, деньги-то все у мужа, теперь уже бывшего… — Лиззи отвернулась и украдкой смахнула слезу.
Она научила меня, как вести себя с персоналом больницы, как спрятать за щеку таблетки, чтобы позже выбросить или где-нибудь схоронить их от глаз санитаров.
— Будешь все пить, что тебе дают, станешь таким же овощем, как эти, — Лиззи кивнула на женщин, которые лежали и смотрели в одну точку. — Тут главное не сойти с ума на самом деле. Вдруг получится как-нибудь выбраться, а?
Моя новая приятельница подмигнула мне.
Единственным развлечением для нас была трудотерапия. Три раза в неделю нас приводили в большой зал, где стояли столы, и мы, те, кто был в состоянии хоть немного понимать и контролировать свои поступки, клеили почтовые конверты. Веселой и интересной эту работу назвать было нельзя, но все же это отвлекало на время от печальных мыслей.
Санитары-мужчины обращались с пациентками особенно по хамски. Они стояли в душевых, смотрели, как мы моемся, стыдливо отворачиваясь от их наглых взглядов, громко обсуждали наши достоинства и недостатки, ржали, аки кони.
Когда мы одевались после душа, санитары расхаживали вокруг нас, опять грубо шутили, могли ухватить за мягкое место или больно ущипнуть. Для них все это было веселым развлечением, и плевать этим мужланам было на то, что каждая из нас думала и чувствовала в этот момент.
Я боялась, что не выйду из клиники
до того, как мой мозг перестанет работать как прежде. Как бы я не старалась не пить таблетки, время от времени мне ставили уколы, и тогда я лежала без сил, как физических, так и эмоциональных.Понимала ли я тогда, что реально могу забыть все, что происходило со мной раньше, всех людей, кого я любила? Думаю, что да. Но не могла ничего изменить.
Каждый вечер, перед тем, как заснуть мы с Лиззи обсуждали планы побега. Иногда они были просто фантастическими, как например, взятие нашей клиники в заложники инопланетянами, иногда вполне, как нам казалось реальными. Нас веселили и успокаивали эти разговоры, это было вроде сериала на ночь– посмотрел новую серию и спать.
Свидания в клинике были крайне редкими. К некоторым пациентам никто и не приезжал, о них предпочли забыть, вычеркнуть, как неприятное воспоминание из своей жизни.
К кому-то приезжали родственники. Чаще всего это были родители, реже дети, совсем редко мужья и жены. Браки с пациентами таких больниц было легко расторгнуть, и большинство супругов спешили это сделать.
Как-то в нашу палату заглянул санитар и ткнул в меня пальцем:
— Рыжая, поторопись, к тебе пришли.
Я поспешила за санитаром, который успел шлепнуть меня по попе и пообещать, что как-нибудь в ночную смену он мной займется, затем он громко загоготал и втолкнул меня в комнату для посещений, крикнув, что у меня только полчаса на все разговоры.
Войдя в комнату, в центре который стоял железный стол, я увидела, сидящего за этим столом Моисея…
Он тоже изменился. Мне показалось, что он немного постарел и как будто бы стал ниже ростом. Моисей перестал подкрашивать свои черные волосы, на которых теперь отчетливо проступила седина, глаза его слезились, а руки тряслись, когда он сжал мои ладони:
— Боже, Агнесс, мы так долго тебя искали, как ты? Вы с Камилем так внезапно исчезли… Я пришел к тебе, а никого нет, да… Никто ничего не видел, вы будто испарились, я уж было подумал, что вы вернулись в свой мир, да…
Потом я нашел мамины тетради, мы с Мартой прочитали их и поняли, что ты часть нашей семьи…
Мы плакали вдвоем с Моисеем и слезы уже ручьем текли по нашим щекам,
— Марта побежала к Бернарду… Спасибо ему, он поднял на уши всех, кого мог, да… Мы проверили морги, больницы, даже тюрьмы. И вот вышли на твой след, который привел меня сюда, — Моисей схватил меня за руку, — Агнесс, скажи, как тебе помочь?
— Моисей, дорогой, как же я рада тебе! Ты один из немногих, кто дает мне веру в людей… Появился святейшество, упрятал меня сюда, Камиля отправил к его матери, а главное, этот злодей забрал моего ребенка…
Я не могла сдерживать слезы,
— Потом я расскажу все подробно… Послушай, Моисей, в коттедже, в спальне стоит комод, там есть потайной ящик и в этом ящике лежит мешочек с камнями, забери их… Может быть, ты сумеешь найти кого-то, кто сможет помочь мне выбраться отсюда? За вознаграждение, разумеется.
За дверью послышались шаги и смех санитаров. Оглянувшись, я торопливо продолжила:
— Пожалуйста, кроме тебя, мне не на кого надеяться…
Моисей пожал мою руку и сказал:
— Я сделаю все, что в моих силах, и даже больше того. Потерпи, Агата, потерпи немного…