Приключения трупа

Допустили и потери: из-за тесного прохода раздавили киску артистки и неизвестного зверя-урода в миске для приплода, а при атаке по наводке проломили вдове две перегородки, обмочили у собаки подстилку, истребили на сковородке сосиски и запили очистки бутылкой виски, а бутылку водки захватили в плен у красотки в обмен на ее же колготки, но лежа в ее же постели, да на ее же пригожем теле, не уронили гробовой находки, а с неуклюжим мужем на страже даже закусили от дармовой селедки и сохранили с похоронной колонной салонный строй сонной походки.

И вдруг – остановка: дверь – на запоре.

В восемь глоток просят отомкнуть:

– Друг, поверь, горе, неловко, путь короток, но не пустяк, выносим, но никак не повернуть.

В ответ – рычание:

– Нет! Чтоб в квартире нечаянный гроб? Гирей в лоб! А потом помрем фифти-фифти! А стояком – в лифте?

На том и застыли с мертвецом наизготовку.

Предположили, что за дверью – воровка с подмастерьем, разоблачили маскировку жулья и обсудили планировку жилья.

Объявили, что архитекторы нагородили крупные навесы, а трупные интересы и векторы упустили: забыли про люд, что мрут, а прах к могиле в гробах несут, и не заложили в ходовые чертежи и нагрузки гробовые виражи на спуске – всего ничего, а оттого и сдуру!

Решили впредь пересмотреть архитектуру и написать в газету, как спускать эту кладь, а пока, чтоб так, за дурака, не стоять при полковнике, гроб накренили и, навзрыд клеймя стыд, стоймя притулили в подъемнике, а чтоб мертвец не падал, хлястиком прикрутили к ящику грудь и, наконец, робко надавили кнопку:

– В путь!

Были рады: сбыли жуть! Но поспешили чуть-чуть…

Лифт издал стук и вдруг застрял (штифт, уследили, отстал), и генерал без погон покачал задом, попугал взглядом, странным и угрюмым, отдал поклон чести и с шумом упал вместе с деревянным костюмом.

Тут-то, будто от возни блох, настал переполох!

С криком: "Бомба! Рок!" – одни угодили в обморок, другие, тугие кожей, припустили с гиком: "Ожил!» Лихие завопили: "Пни в рожу!" – и с рыком вскочили на бой, а простофили от ругни родни завыли на огни: "Упокой!»

Разворошили рой – час приводили экстаз в строй.

Для пробы повторили падение гроба и – озарение:

– Не прикрепили голову, а у тяжелого – тяготение!

Остыли и предложили спускать кладь на веревках:

– Детину – в домовину, и обоих – в любое окно!

Возразили взахлеб одно:

– Гроб – не аэростат на тренировке. А улетят? Издевка!

Возник тупик: ни конца, ни остановки.

И тогда рассудили, что и обряд – свят, но и беда – не позор, отделили мертвеца от упаковки из дров и, поборов страх, спустили во двор на руках.

Сохранили и обиход: чтоб вперед проходили ноги.

А уложили труп в гроб – у дороги.

Накрыли крышкой пуп с манишкой и объявили итоги:

– Прости, брат, за вред, но назад пути нет!

А сами – не по словам: ногами – кругом и бегом – по домам.

С шепотком:

– Срам!

X. ПО ДОРОГАМ – К МОРГАМ

1

Чтоб гроб простоял у дороги час!

А оскал воров? А колдобины? И особенно – дети?

И безногий бы удрал с этих трасс!

И потому через час с половиной сидел Труп без домовины, спиной – в стенной уступ, не у дел, никому не люб, ощерясь, как живой, но без сил, и словно скромно просил у проезжей тачки о подачке, но без надежды на успех, в глазах – колеса, вопросы, тросы, а на зубах – смех.

Один прохожий подошел:

– Гражданин, а без одёжи! А впереди – гол!

Другой монету ногой швырнул:

– На это сходи пи-пи и купи стул.

Третий заметил:

– Нищий? К чему игра? Ему подавай тыщи на каравай да на осетра. Или корешки подсадили тут на поклоны, а гребут в горшки вершки – миллионы.

Его попутчик обобщил посыл:

– А лучше всего – примостят в ряд по перекресткам мертвяков: и просто, и улов – один господин без больших забот соберет с них затем быстрей, чем с людей.

А соседи глядят из-за кустов и дрожат, как леди в борделе без трусов на теле:

– Срам! Раздели до пят беднягу!

– Нам – намек: на срок в тюрягу.

Скок-поскок – и собрали в подвале совет. Дали обет и кто что мог, чтобы доходягу уволок – но кто бы?

Проголосовали у обочины – сказали, чем озабочены:

– Генерал совсем устал – отвезите на вокзал.

Водитель понюхал – строго прошептал в ухо:

– Дорога – не вакса. За такую кутерьму – в тюрьму. Рискую – я. Такса – моя.

Показали ему то, что собрали в подвале.

Он посчитал и взял:

– Кон – внесен, извоз – не вопрос, генерал – не кал.

Пулей метнули товар на сидение – в стекло пяткой:

– Стар, – подмигнули, – гадко! – а вздохнули, будто утром светло стало, а под одеялом – гладко.

С треском и глухо в кресло упала и старуха:

– Тут и ежу – бредни и жуть, а провожу в последний путь. А кто глуп и вор, на то не всяк суд мудёр.

Так и покинул Труп свое жилье: сгинул в машину, и вместо оркестра – вранье.

2

В дороге старуха брила ноги, сухо кашляла (объяснила, от вчерашнего), цедила помидор и бубнила непрерывный заунывный вздор.

И вдруг – обронила на испуг:

– Известно миру, что генерал завещал мне квартиру. Честно водила в дерьме к сортиру. Приучила к клистиру: на дому ему ставила. Приставал, шакал, и не по правилам. Насилу простила. Намедни, фу ты, ну ты, до последней минуты сидела у тела, кричи, не кричи, и везде посмотрела у задиры, но не узрела, где ключи от квартиры!

– В распыл, – шофер подскочил, – без документов?

– Сделка! – спела сиделка. – Вор не платил алиментов!

Водитель врезал по тормозам:

– На что – не трезвый, а себе – не вредитель. И тебе – не трамвай. Вылезай, мадам, а то в закут сдам!

Но тут – постовой, сапоги не с ноги, а с подковкой:

– Остановка не у места. На протокол! Что везете?

– Позвольте! – шофер – в спор. – Вел не по охоте!

– Я – его невеста, – перебила попутчица, – и вина – одна, моя, а милый – того: учится.