Приключения в Красном море. Книга 1(Тайны красного моря. Морские приключения)
Шрифт:
Порой кажется, что вдали, в зонах штиля, там, где море и небо сливаются воедино в струях теплого воздуха, восходящих вверх от поверхности воды, словно сухой лист, колеблемый ветром, покачивается фелюга. Одиночество здесь давит еще сильнее, чем в открытом море, из-за тишины, обволакивающей эту теплую и неподвижную воду, где песчаные острова как бы всплывают из глубин, подобно доисторическим землям необитаемого мира.
Хармиль принадлежит к числу редких островов с чуть пересеченным рельефом. Мы уже давно видели, как он поднимается над линией горизонта, но ветер такой слабый, что мы вряд ли доберемся до него
Однако неожиданно, что и составляет очарование плавания под парусом, поднимается морской бриз, которого никто не ждал и который позволяет нам преодолеть за один час несколько миль, отделяющих нас от этого клочка суши.
В самой высокой части острова мы замечаем человека, размахивающего тряпкой, привязанной к шесту. Это, наверное, рыбак, оставшийся без питьевой воды.
Мы входим в своеобразный фиорд шириной 500–600 метров, врезавшийся очень далеко в глубь острова и окруженный известняковыми утесами, образовавшимися, очевидно, из старых мадрепоров. В глубине берег окаймляет роща манглий. Увиденный в эти часы, когда все вокруг окрашено золотистым светом, этот вход поистине завораживает нас.
Узкая полоска пляжа с остатками хижин представляет собой, наверное, якорную стоянку. Скользя над песчаным дном, мы приближаемся к берегу. Вдруг раздается крик человека, несущего вахту на носу:
— Джох! (Держи круче!)
Рывком я поворачиваю румпель, и мне удается избежать столкновения с затонувшим Судном: брусья выступают над поверхностью воды, это каркас от крупной фелюги. Подобные вещи случаются слишком часто, чтобы это могло нас удивить.
Как только мы встаем на якорь, человек, подававший сигналы, спускается к морю. Он присаживается на корточки на песке и поджидает нас.
Может быть, он потерпел кораблекрушение и оказался один на этом забытом острове?
Я иду к нему. Это уже довольно пожилой суданец, однако он не производит впечатление человека, спасшегося на плоту Медузы.
Мои ныряльщики его знают и относятся к нему с крайним почтением. Он накуда из Массауа, по имени Солиман Бакет, в течение многих лет состоящий на службе у Занни, а только что повстречавшиеся нам обломки — это все, что осталось от его фелюги, затонувшей после пожара сегодня утром.
В двух словах он объясняет нам, что стал жертвой нападения «арами» (пиратов). Но прежде чем пуститься в рассказ, он проводит меня в укрытие, образуемое скалой, имеющей форму полусвода, где лежит тело, прикрытое тряпкой. Похоже, это чей-то труп. Бакет приподнимает ветошь, и я вижу человека, тоже суданца: он открывает глаза, глядит на нас невидящим взглядом, затем смыкает веки и снова погружается в суровое одиночество.
— Он ранен выстрелом из ружья, — говорит мне его спутник. — Посмотри, вот там.
Набедренная повязка потемнела на уровне талии, и я замечаю фиолетовую рану в низу живота, откуда вытекает тонкой струйкой кровь, едва я удаляю компресс из толченых трав.
— Когда это случилось?
— Сегодня утром.
Несчастный агонизирует, он в коматозном состоянии и отвечает на наши вопросы нечленораздельными стонами; пульс замедленный, дыхание прерывистое. Я опять накрываю беднягу тряпкой, которая заменит ему гроб; остается лишь вырыть могилу и подождать, когда смерть довершит свое дело. Однако я отправляюсь за подкрепляющим лекарством, чтобы показать, что пытаюсь чем-то
ему помочь, но по возвращении назад старый накуда сообщает мне будничным тоном:— Калас. (Все кончено.)
Церемония занимает немного времени. Солнце садится за горизонт в тихом воздухе, наполненном пронзительными криками кружащихся в воздухе чаек, и мы молча кидаем раскаленный от дневного жара песок на это еще не остывшее тело, затем кладем сверху два камня, чтобы отметить место. Безмятежный покой одиночества придает этой примитивной могиле пронзительное величие, от которого сжимается сердце.
Мы возвращаемся на судно. По пути накуда рассказывает нам о драме, разыгравшейся здесь несколько часов назад. Банальный случай, инцидент, относящийся к разряду тех опасностей, которые сопутствуют профессии мореплавателя, как-то: риск утонуть или стать добычей акулы.
В то время как его фелюга стояла на якоре после продолжительной экспедиции, перед самым рассветом к ним подплыла зараникская зарука, и они подверглись внезапному нападению. Зараники разграбили все, взяли даже судовой такелаж, а затем подожгли корпус, и судно тут же пошло ко дну.
Девятнадцать суданцев, находившихся на нем, были захвачены пиратами — их продадут в рабство. Тот, кого мы только что похоронили, погиб в результате несчастного случая: он хотел воспользоваться единственным ружьем, имевшимся на борту судна, но оно выстрелило в тот момент, когда один из нападавших пытался вырвать его из рук несчастного. Что касается самого накуды, то он остался в живых лишь потому, что накануне отправился ночевать на берег, чтобы на рассвете забросить рыбачью сеть. Его разбудил выстрел. Поняв, что случилось, он затаился на острове.
Когда зарука уплыла, он нашел своего товарища лежащим без сознания на берегу. Его сбросили в воду, думая, что он мертв, однако у него хватило сил доплыть до берега и спрятаться за скалой.
Я оскорблен этим насилием, и первое мое желание — броситься вдогонку пиратам. На борту у меня шесть ружей и несколько связок динамита, которым я пользуюсь для глушения рыбы.
Но накуда проявляет смирение — он полагается на валю Аллаха, который, допустив злодеяние, даст этому делу единственно возможное продолжение.
Однако Джебер и мои сомалийцы полны решимости что-то предпринять, в них проснулась древняя ненависть африканских рас к арабам-завоевателям. Мы держим совет.
Накуда видел, что зарука поплыла на восток, однако ее парус скрылся из виду лишь незадолго до нашего прибытия, поскольку всю вторую половину дня стоял полный штиль, и судно в лучшем случае достигло острова Сарсо, единственной подходящей стоянки на подступах к банке Фарасан. О том же, чтобы плыть ночью, не может быть и речи, если корабль не находится в открытом море.
С другой стороны, команде заруки нечего опасаться, так как зараники полагают, что захватили всех оставшихся в живых. Поэтому у них нет никаких причин понапрасну рисковать судном, уходя от погони, которую они считают невозможной.
— Что у тебя было на борту? — спрашиваю я.
— Несколько мешков садафов, но в моем ящике лежал весь добытый нами жемчуг, а его там на сумму свыше тысячи рупий.
Про себя я делаю скидку на преувеличение, но, как бы то ни было, набег зараников можно считать удачным, если принять в расчет количество пленников.