Приключения в Красном море. Книга 2(Человек, который вышел из моря. Контрабандный рейс)

Гашиш — основная культура, производимая всеми здешними фермами. У каждой из них — своя собственная марка, свой особый сорт, как и у виноделов; здесь выдаются урожайные и неурожайные годы.

Восемь ящиков, в которых хранится все мое состояние, запаяны, заколочены гвоздями и ждут отъезда.

После легкого ужина (утренняя трапеза была более чем обильной) я возвращаюсь в свою комнату, чтобы после долгих трудов вкусить заслуженный отдых. Но вскоре меня начинает мучить сильная жажда, и я спускаюсь в столовую за кувшином воды.

Подойдя к застекленной двери, я вижу Петроса, склонившегося над письменным столом, и стоящего рядом с ним Папаманоли. Видимо, они составляют текст телеграммы, ибо на столе разбросаны печатные бланки. Я резко открываю дверь и вижу, как Петрос заслоняет только что написанный текст промокашкой. Стало быть, он составляет тайную депешу, по крайней мере, он хочет утаить от меня ее содержание. Я как ни в чем не бывало беру кувшин с водой, желаю им спокойной ночи и удаляюсь восвояси.

Что же все это значит? Мне доподлинно известны три факта:

1) Два дня назад в Пирей прибыла телеграмма.

2) Папаманоли показал телеграмму Петросу.

3) Сегодня они сочиняют ответное послание, и, судя по невольному жесту Петроса, речь в телеграмме идет обо мне.

Я долго не могу заснуть, теряясь в догадках. Ситуация предстает передо мной то в черном, то в розовом цвете, и с большим трудом мне удается унять разгулявшуюся фантазию.

На следующее утро я встаю ни свет ни заря. Дом еще спит, лишь две босые служанки разводят огонь на кухне в огромном очаге.

Я направляюсь в столовую, где вчера застал врасплох Петроса. Письменный стол не заперт. Среди беспорядочно разбросанных бумаг я нахожу белую промокашку, которой Петрос прикрыл свеженаписанный текст. Большинство греческих букв ясно отпечатались с обратной стороны. Я не могу это прочесть, но складываю листок и прячу в карман. Поживем — увидим. Мне трудно заподозрить этих простых и сердечных людей, стремящихся помочь мне с таким искренним участием, в тайном коварстве. Что ж, время покажет.

Но следует оставаться начеку — в этом залог успеха. Если же вмешается мой друг случай, все встанет на свои места. Часто достаточно ерунды, чтобы потерпеть крах или одержать победу. Тот, кто подобно мне продвигается во мраке лабиринта, повинуясь своим инстинктам, чувствам и интуиции, не должен пренебрегать ни одной мелочью.

В семь часов мы отправляемся на вокзал в роскошном ландо, опоздавшем на встречу в день моего приезда. Все обитатели фермы провожают меня и целуют на прощание. Племянница из Триполиса пользуется случаем, чтобы осуществить свое затаенное желание, и я вижу, как румянец проступает сквозь пергамент ее сальной кожи. Я тоже целую всех по очереди и обещаю вернуться сюда летом с женой и детьми. Наконец, поезд трогается, и трогательному прощанию приходит конец.

Я снова остаюсь наедине с Папаманоли, и, поскольку я знаю теперь двадцать пять греческих слов, мы поддерживаем видимость разговора при помощи красноречивой мимики и жестов.

Вагон с моими ящиками находится в хвосте поезда. На каждой крупной станции, где рабочие расцепляют состав, Папаманоли обращается к начальнику вокзала с просьбой проследить за этим вагоном.

На афинском вокзале действуют суровые правила, запрещающие товарному вагону входить в состав пассажирского поезда. Папаманоли обивает пороги разных служб и спорит с чиновниками в мундирах. Наконец, после совета в кабинете начальника вокзала, задержавшего отправление поезда на двадцать минут, вагон с моим грузом все же прицепляют за локомотивом.

В Пирее нас встречает тощий кириос Караван. Я вручаю ему опись содержимого ящиков, и он исчезает в толпе.

Мы выходим в привокзальный дворик и ждем дальнейших событий. Две ручные тележки стоят на тротуаре у выхода с платформы. Не проходит и четверти часа со времени нашего прибытия, как носильщики приносят ящики, сгружают их на тележки и везут на пристань, на расстоянии пятидесяти метров друг от друга. Там нас уже поджидает лодка. Носильщики с поразительной ловкостью мгновенно переносят в нее груз, и вскоре шлюпка бесшумно отчаливает и подплывает к пароходу.

Этот маневр проходил на глазах у дежурного таможенника, прогуливавшегося по причалу в ста метрах от нас. Повернувшись спиной, он мирно беседовал с одним из спутников Каравана, которого я встретил в баре. Бдительный таможенник, по-видимому, привык смотреть на все сквозь пальцы.

В девять часов вечера у меня в кармане лежит коносамент на товар, погруженный на пароход «Арис», следующий в Марсель, а также страховой полис.

В декларации груз обозначен как «цветок конопли». Но марсельская таможня, видимо, прекрасно знает, что речь идет о гашише. Наркотики легально идут транзитом через Марсель и Джибути, и незачем скрывать характер товара. Но этот эвфемизм, принятый для приличия, отвлекает внимание людей с предрассудками и, таким образом, благоприятствует ходу торговли. Вероятно, вначале такой порядок был на руку некоторым контролерам. Затем те, что пришли им на смену, понимая, что предприимчивость пользуется дурной славой у начальства, продолжали дело своих предшественников, и все осталось по-прежнему.

Пароход «Каледонец», доставивший меня в Пирей, готовится к отплытию. Я рассчитываю прибыть в Марсель раньше «Ариса», которому предстоят заходы в многочисленные порты. Я встречаю на судне своего старого приятеля Фабра, который немедленно отводит меня в каюту.

Папаманоли поднялся на борт, чтобы проводить меня. На прощание он дает мне адрес своего приятеля из Порт-Саида, настаивая, чтобы я повидал его во время пребывания в городе и договорился с ним о сбыте моего товара в Египте. Я чувствую, что его настойчивость вызвана другими вескими причинами, которые он не хочет мне открыть.

Я собрался было поведать ему о случае с промокашкой и прямо попросить разъяснений относительно телеграмм. Но не следует идти на поводу у благородных порывов и проникаться безграничным доверием к симпатичным нам людям. Слово — не воробей, а потом почти всегда приходится сожалеть о сказанном. Мы забываем, что рано или поздно наступит час ссоры с друзьями. И все же я верю в честность этого человека. Я чувствую, что здесь скрыта какая-то тайна, в которую не хотят, не могут или скорее не решаются меня посвятить. Я чувствую также, что люди, которые приняли меня с таким радушием, неспособны меня предать.

Через два дня после отплытия, когда пассажиры начинают обмениваться по утрам приветствиями и заводить за чашкой кофе разговоры, я знакомлюсь с греком, свободно говорящим по-французски, и прошу его перевести мне значения слов, отпечатавшихся на промокашке. Чтобы не возбуждать у него подозрений, я делаю зеркальную копию текста. Но перевод не приближает меня к разгадке. Я узнаю лишь, что телеграмма адресована в Каир. Вот что удалось прочесть:

…Каир… Дело закончено… Караван… Транзит, Марсель… через… Морские… неизвестно…