Приключения в приличном обществе

– Но я не дворянин, - возразил я, испытывая априорную неприязнь к этим паразитам прошлого. Со знатью знаться - только в расходы входить.

– Мы и на купечество опереться не прочь. И потом, это - пока. Походите в кандидатах годик-другой, а там глядишь - Станислава или Анну на шею. А дворянство этими орденами автоматически гарантируется. Соглашайтесь. Наше дело белое. Будете пока дворянин на доверии. В Клуб, сами понимаете, конкурс большой. Вы уже купили 'Пежо'?

Получить титул, сиять. Я сказал, что подумаю. Да, купил.

– Каждый четвертый вторник и второй четверг они тематические празднества устраивают. Послезавтра, значит, ближайшее. Тема? Тема... Да, 'Тысяча лет русской интеллигенции'.

– Так много уже?
– не поверил я.

– Я лично улучу минутку. И ваше участие сочту за честь. Музыка будет. Маша для ваших нужд. Буфет, танцы.

– Он намычал какой-то мотив. Включив музыкальное воображение, я признал в этом мычаньи 'Царя храни'.

Мысленно прикинув сумму, какую они, навалившись всем дворянским кагалом, с меня сдерут - в пользу загнивающей от безденежья интеллигенции - я хотел было увесистым 'Увы!' отказаться от лестного, сославшись на коммерческую занятость, но мы как раз вышли в приемную.

– Вот, Маша вас будет сопровождать, - сказал градоначальник.
– Наша Маша - девушка нараспашку.
– И совершенно для меня неожиданно, наши с Машей руки, как у брачующихся, соединил.

– Непременно буду, - твердо пообещал я, глядя при этом Маше в глаза - ясные, ласковые.

Глава 5

Последующие двое суток частично прошли в хлопотах. Нужно было уладить необходимые формальности со службами регистрации. Вместо того, чтоб Варвару воспитывать или просто сидеть в своем эго, праздно изживая дни, я колесил по городу, стучал в двери бюрократических служб, доступ в которые всегда почему-то чем-либо загроможден. Так что не мог я в силу этих причин уделить воспитанию Варвары столько времени, сколько она заслуживала, и потому, наверное, превращение этого очаровательного существа в обезьяну садовника произошло столь стремительно.

Она безотчетно подражала ему во всем: в жестах, походке, мимике. Перехватила все ухватки его, словечки, фразочки, даже подурнела лицом, переняв садовникову насупленность, всюду следуя за ним, как тень или привязчивое животное. Словно состояла с ним в мистической связи, словно все извилины ее мозга вытянулись с его извилинами в параллель. Я к ней уже начал принюхиваться, но нет, ароматическая аура отсутствовала. Но щеки ее уже наливались румянцем - аки яблоко али маков цвет, пес его вел себя с ней по-приятельски.

А в отношении ко мне стала проявляться даже враждебность, переходящая в устойчивую неприязнь. Столь резкий поворот в другую (дурную) сторону очень меня огорчал. Я твердо решил приручить ее вновь, как только разгребу дела, удалить от нее садовника, который однажды в ее присутствии испустил такое зловоние, что листья на ближайшей ветке поскручивались. Наверное, что-нибудь эротическое возмечтал.

Погода стояла знойная, хотя ночами, бывало, накрапывало. Сад благоухал, источал сладострастные запахи. Подозреваю, что он и в мое отсутствие благоухал, соперничая с садовником. Варвара ведь почти все время проводила в нем, плодово-ягодном, при свете дня, при полном солнечном сиянии. Что она делала в эти часы, знойные, дневные, дивные? Разливала нектар по чашечкам лилий? Деловито покряхтывая, выворачивала сорняк? Райская яблоня все более склоняла ветви под тяжестью своих плодов, и уже, встав на цыпочки, можно было дотянуться до этих румяных яств.
– Зной, тень. Одурманенный цветами рай. Разлитый в нем мед сладострастия. Не забудьте, представляя эту картину, лучшими певчими наполнить сад.

– Я вам кралю караулить не нанимался, - ворчал садовник, лопатой ковыряя грунт.
– У меня есть свои обязанности.

– Варька, фря, за ей глаз да глаз нужен, - вторила ему Варвара.

– Купорос опять же... Суперфосфат... Всё на свои. Ни словечка благодарности. Хоть бы спасибо какое. Вот и делай после этого бесплатно добро людям, - ворчал этот, по всей видимости, бесплатный агент.

– Вы уж денежками обнадежьте, - хрипло поддерживала Варвара.

Я всегда обнадеживал, удивляясь на его вызывающе-обиженный тон. В деньгах ему отказа никогда не было. Пряча наличные в карман френча, он неизменно изрекал что-нибудь вроде следующего:

– Бог дает нам то, что является нашим благом. И не дает того, что благом не является. Поэтому деньги приходится добывать самому.

– На Э?
– спрашивал я.

– Эпиктет, - подтверждал садовник и, подкрепившись этим античным соображением, приступал ко второй стадии вымогательства.
– Женщина тут одна есть. Надежда Васильевна, нуждающаяся. Просила за нее походатайствовать.

– Ты меня заходатайствовал, - вскипел я на этот раз.
– Старый распутник.

– Не такой уж я старый, - без тени обиды и даже радуясь, что разозлил, возразил садовник.
– Хотя не отрицаю, что пожилой.

– Пожилой, да пригожий, - сказала всюду поддакивающая ему Варвара.

Я едва удержался от желания подпортить ему бороденку. Надежде Васильевне я решительно отказал. Румянец его стал еще ярче. Запах, соответствующий крайней степени его огорчения, заставил меня отступить.

– Некоторым гастролерам надо бы знать...
– растягивая гласные, надменно завел он.

Стоп. Кажется, моя щедрость превратно им истолкована. Не полагает ли он, что я должен его побаиваться? Да уж не шантажирует ли он меня? Что-то язвительное извивалось на его языке, что-то скверное сверкнуло в глазах.

– Деньги будешь получать по пятницам, - твердо сказал я, придав голосу сухость.
– И ни копейки сверх оговоренного.

Лицо его заалело еще более, он что-то буркнул и отошел. А чуть позже, кликнув клеврета, и вовсе отправился со двора, не испросив на то моего разрешения. Пес, зевнув на звуки зова, последовал за ним, но не очень охотно. Нет, пора брать власть в свои руки. В пределах этих владений пока что.

– Иду я и думаю, ну и дурак же я был, - сказала Варвара, подходя.

Лицо ее было по-стариковски насуплено. Брови хмурились двугорбой дугой. Губы надуты. Озабоченный и злобный вид. Выражение лица, присущее садовнику. И выражается, как вышеупомянутый. Вот губы поджала, как делает он, готовясь проглотить слюну. Есть что-то отвратительно-гадкое в ее лице. А ведь вчера еще этого в ней не было.

– Дура, - машинально поправил я, но тут же спохватился, спросил.
– Почему ты о себе такого мнения?

– Зря я Паливанычу высказал всё...

Короткое слово мэр садовник не проговаривал. Поэтому градоначальник был Паливанычем на его языке.

– Что - всё?

Она привычно проигнорировала вопрос. Я стал задавать наводящие, но ничего агентурно-важного выудить не удалось.

Вечером, памятуя взятые на себя обязательства, я решил ей сказку на ночь прочесть, но, обшарив весь дом, ни единой книги в нем не нашел. Что-нибудь выдумать не получалось, я не обладаю воображением (поэтому читатель не найдет этой книге вымысла), а покопавшись в памяти, удалось выудить из нее лишь следующее: у Лукоморья дуб зеленый и т.д. Но, дойдя до русалки, что сидит в ветвях, тоже застопорило. Впрочем, я тут же убедился, что она спит. Одернув на ней одеяльце, я ушел к себе, однако, в отличие от своей воспитанницы, скоро уснуть не смог.

Строки о Лукоморье еще вертелись в голове, я пытался припомнить далее, я прикрыл глаза, чтобы облегчить задачу памяти, зримо представив себе пенистый морской залив, с дубом, котом и русалкой, что мне, в конце концов, удалось. И даже сверх ожидания и помимо моей воли картинка вдруг начала оживать. Причем оживала двояко. Кроме шевеления ветвей и упомянутых в отрывке существ, происходило движение в другом, сверхъестественном, так сказать, уровне. Так дуб, например, обращался в яблоню, кот в садовника, леший переставал бродить и замирал огородным пугалом.
– 'Яблоко есть естественный деликатес природы', - говорил садовник-кот, старательно пряча чешуйчатый хвост в складках одежд, срывая с дерева запретный, якобы, плод и протягивая дриаде, с детски-невинным выражением лица принявшей угощенье.