Приключения Вернера Хольта

— А этим мерзавцам у орудий я покажу, как…

Но тут опять всполошился наблюдатель у зенитной оптической трубы: «Самолет — три!» — крикнул он. Он показывал наверх: «Вон там!» Однако мотора не было слышно. Все озадаченно смотрели в небо.

— Запросите тип самолета! — заорал Кутшера.

Но вот дальномер и зенитная оптическая труба повернула кругом.

— Запросите тип! — продолжал орать Кутшера. Наблюдатель не отвечал. Прибористы доложили:

— Цель поймана!

Кутшера, вне себя, орал:

— Запросите тип, дьявол вас побери, да нельзя ли поскорее?

Дузенбекер оторвался от дальномера:

— Ничего не понимаю, господин капитан.

Наблюдатель бормотал:

— А… ч-ч… — И словно проснувшись: — Первые данные — моноплан, без мотора, без горизонтального оперения и шасси…

— Вы что, пьяны? — взревел Кутшера. — Что вы сегодня все белены, что ли, объелись?

Готтескнехт протянул ему бинокль.

— Машина неизвестной марки!

— В таком случае, — загремел Кутшера, — огонь! — Маленький, отливающий серебром самолет беззвучно чертил круги в небе.

— Тревога! Самолет — шесть! — загремела команда у орудий. — Стрелять по данным прибора управления… Беглый… огонь!

Пушки загремели, над командирским пунктом стлался дым, и ветерок относил его в сторону. Вдруг кто-то закричал снизу:

— Приказ подгруппы — прекратить огонь! Наш истребитель в погоне за противником!

— Черт знает что! — ругался Кутшера, между тем как разрывы облачками рассыпались в небе.

И тут раздался голос Дузенбекера:

— — Господин капитан, у неизвестного самолета эмблема германских военно-воздушных сил!

Теперь на батарее не было человека, который не стоял бы, запрокинув голову, и не следил за диковинной машиной, чей беззвучный полет был для всех загадкой.

— Еще один залп, и мы бы его сбили! — сказал Вольцов. Самолет, сделав последний круг, стал уходить к югу.

— Этот истребитель и сбил «лайтнинг»! — Цише первый заговорил о «новом оружии». После обеда Вольцов из канцелярии побежал в барак надеть выходную форму. По телефону сообщили, что все наблюдатели и прибористы батареи приглашаются в подгруппу для получения информации. Вольцов, разумеется, к ним присоединился. Вечером, когда он вернулся, от него разило пивом.

В бараке уже спали.

— Вставайте, лежебоки! — Он сел на стол и начал рассказывать. — Мы ездили на авиабазу, а потом всей компанией пе-реноче… пере… кочевали в кафе «Италия», и хозяйка начала… почала для нас бочку крепкого пива.

— Что же это был за самолет? — не выдержал Хольт.

— Чудо из чудес! — И Вольцов рассказал им, что самолет совершенно новой конструкции — ракетный истребитель. Называется «Ме-163». Быстрота полета прямо фантастическая. Больше тысячи километров в час. — Тише! — крикнул он, так как поднялся невообразимый шум. — Истребитель этот западнее Дортмунда действительно сбил «лайтнинга». Ракетное топливо действует только короткое время, по истечении которого машина должна приземлиться. Пилот ругался на чем свет стоит. У него не было при себе даже опознавательного знака. Говорят, проходят испытание и другие типы машин. Так, например, «Ме-262» — реактивный самолет: никто не знает, как он действует.

Вот он, перелом в воздушной войне! — обрадовался Хольт. Засыпая, он видел косяки новых истребителей — они словно метлами очищали небо от бомбардировщиков… А я-то, укорял он себя, как часто я падаю духом…

Назавтра в кафе «Италия» собрались курсанты со всех окрестных батарей. Под влиянием вчерашнего события воображение их разыгралось. Рассказывали самые невероятные вещи — будто самолет нового типа может уничтожить целые эскадры бомбардировщиков. Эти истребители будто положат конец воздушной войне.

Хольт блаженствовал, развалясь на старом плюшевом диване, и сквозь полудрему слушал рассказы девушек о курсах медсестер, где они проходили подготовку. Впрочем, он не столько слушал, сколько думал о том, застанет ли дома фрау Цише. Ускользнув от девушек, он побежал по разрушенным улицам. С завода Крупна густым потоком хлынули рабочие — уходила ночная смена. Хольт подумал: нашу промышленность никакими силами не задавишь.

Фрау Цише, видно, обрадовалась ему и терпеливо выслушала его рассказ о загадочном истребителе.

— Однако Рим твоему ракетному истребителю не удалось спасти! — съязвила она, чем очень его расстроила. Они отправились вместе в кино. Старый детективный фильм оставил его равнодушным, зато он с интересом смотрел хронику. На экране показывали битву танков с самоходными орудиями.

На улице ждал их ясный, тихий вечер. Легкий ветерок смягчал жару. Медленно шли они по улицам предместья мимо опустевших вилл. Нигде ни зеленой травинки, повсюду пыль и копоть, в воздухе носятся дым и гарь… Хольту вспомнились безбрежные леса и горы с заветной каменоломней.

— Уехать бы куда-нибудь, пока стоит лето, — сказал он. Она искоса поглядела на него и некоторое время шла молча рядом.

— Ты последнее время вел себя более чем странно, капризничал, дерзил, — сказала она с укором.

— Неужели ты не можешь меня понять? — ответил Хольт. — В апреле и мае на нас столько всего свалилось… Нервы не выдерживали… А к тому же…

— Что к тому же?

— Я пережил тяжелый кризис. Только теперь, когда все позади, мне ясно, до чего я был издерган. Я сомневался решительно во всем. В нашей конечной победе — и в себе… Я сомневался даже…

Он осекся, и она подтолкнула его локтем, словно побуждая к дальнейшей откровенности.

— … в своих чувствах к тебе…

Она звонко рассмеялась и крепко сдавила ему локоть.

— На костер еретика!

— Ты на меня сердишься? — спросил он.

— Ужасно! Тебе придется отречься от своих заблуждений!

Повсюду лежали разбитые, развороченные трамваи и автобусы. Над развалинами, над густыми зарослями сорняков стоял тихий вечер.

— Сегодня все напоминает мне наше первое знакомство, — сказал Хольт. — Что ты подумала тогда, встретив меня на улице?

— Таких вопросов женщине не задают, — наставительно отвечала она. — Ты неисправим! Женщин не заставляют копаться в том, что лучше оставить неясным, туманным. Они не любят задумываться над своими чувствами.

— Но отчего же?

— Кому, охота признаваться в собственной слабости! Но тебе этого не понять. У вас, мужчин, это не так. Мужчина в этих случаях утверждается в своем тщеславии и властолюбии…

Он плохо ее понимал.

— Я чувствовал себя скорее твоим рабом!

— По-видимому, с возрастом это меняется, — продолжала она, смеясь. — Женщине ведь хочется немного бояться мужчины, иначе ей становится скучно.