Приключения вертихвостки

Но родственники из всего этого сонма полублизких вам людей самые неизбывные. И носочки они мне в детстве тепленькие вязали, и сопли подтерли три раза. А где же вы, спрашивается, были, мои дорогие родственнички, когда я по улицам в одиночку шлялась, и от голода меня мотало так, что на ногах не устоять? А где же вы были, когда мне было плохо, одиноко и нужно было от вас только одно-единственное доброе слово? И не деньги или жалость, а именно простое доброе слово. Которое и кошке приятно.

Нет, дорогие мои! Все, чего я добилась в жизни, я добилась сама! Мне, конечно, помогли. Но не вы. А просто добрые люди. Вот они мне сейчас и родственники. И даже ближе. А вы гуляйте себе по просторам моей Родины и не доставайте глупым нытьем и сюсюканьем. Мне это совсем не интересно. Вы же как-то жили без меня? Ну, тогда, когда еще не знали, что я не сдохла под забором, а выбилась в люди? Вот и живите себе дальше. Долго и счастливо.

Я сидела и молчала, обдумывая то, что только что услышала, когда поняла, что в комнате давно уже наступила тишина. Олег, заметив мое состояние, вежливо замолчал и ждал, когда я снова спрошу его о чем-либо. Я не обманула его ожиданий.

— Олег, а что дальше?

— Ну, а дальше все просто. Вы приезжаете в условленное место, в данном случае это было Алтуфьево, вас там «принимают». Вы уже почти что сами вошли в приготовленную для вас клетку. Помните те задрипанные красные «Жигули»? Андрей проследил за ними. И, если бы не мы, то «мадам» уже вас где-нибудь припрятала понадежней, чем госбанк прячет свои золотые резервы. Собственно, сумма, обладательницей которой вы сегодня, скорее всего, станете, вполне сопоставима с запасами небольшой, ну, так, средней руки страны. Из-за таких денег вас могли бы и на молекулы распылить, — Олег грустно смотрел на меня, понимая, что я сейчас должна чувствовать. — Но вы правильно заметили. «Мадам» отчаянно не везет с исполнителями ее планов. Вот вам с нами повезло, — в голосе Олега снова ощущался прилив гордости. — А вот все ее люди — действительно, «неумехи», что ли. И ведь, что странно! Не похоже, чтобы она экономила на этом деле. Но, знаете, так бывает. Наверное, просто не судьба. Но все-таки, стоит поберечься.

Я наконец смогла уснуть. Но поспать вдоволь мне сегодня была не судьба. В шесть утра Олег постучал в дверь:

— Зина, пора. Надо, пока дороги свободные, к Москве добраться.

Я собралась быстро. Внутри меня наступило какое-то ледяное спокойствие. Сегодня был день, к которому я шла все эти непростые полгода. Я должна быть сегодня на высоте.

Глава 15

Контора Дэвика располагалась среди глухих и кривоватых улочек старой Москвы. Но крохотный старинный особнячок, в котором когда-то, при «проклятом царизме» (как любили выражаться деятели науки и культуры в определенный исторический период), жил какой-нибудь царский писарь или еще кто-то из дворцовой прислуги, был для него самым престижным и дорогим из того, что есть в целом свете! Дэвик очень гордился этим особнячком. Его страсть к архитектуре, наверное, брала свое начало в этих старинных, но хорошо отреставрированных, стенах.

Я вошла в невысокий полукруглый зал — по-видимому, это было фойе. Что это помещение означало при прежнем хозяине, я затруднялась предположить.

Секретарь Дэвика, пергидролевая пожилая блондинка, проводила меня в следующую комнату, большую, продолговатую, словно пенал, наполненную мебелью, книгами и людьми, но уютную и какую-то домашнюю, что ли. Во всяком случае, эта комната напомнила мне библиотеку в венском особняке, который я так недавно покинула.

Дэвик восседал во главе длинного прямоугольного стола и сейчас был полностью погружен в изучение той кучи бумажек, которая возвышалась прямо перед его носом.

На часах была половина одиннадцатого, церемония была назначена на одиннадцать. Так что время у меня было, и я тихонько присела на один из многочисленных стульев, окружавших этот грандиозно длинный, какой-то бесконечный, как вытянутый чулок, стол. Людей в помещении было человек пятнадцать. Некоторые были вооружены камерами и фотоаппаратами — Дэвик любил размах в профессии и заранее согласовал со мной, что оглашение наследства будет происходить помпезно, согласуясь с духом нашего времени. Еще бы, такое громкое дело было доверено именно ему! Здесь был стопроцентный пиарповод для его конторы, и он, с моего ведома, не преминул им воспользоваться. Да и безопасней так. Тот, кто думает, что такие дела надо делать в тишине, ошибается. Максимальная огласка защищает иногда почище армии охранников. Ведь, кому надо, тот и так пронюхает о ваших бешеных деньгах. А публичность в таких историях отпугивает потенциальных мошенников. Ведь темные делишки любят тишину. А мне скрывать было нечего. Наоборот! С места в карьер я собиралась развернуть парочку общественных проектов, и поэтому огласка мне была только на руку.

Олег со своими ребятами незаметно растеклись по комнате-пеналу и словно бы затерялись в толпе журналистов. Я огляделась, но ни Эмика, ни его безумной мамашки не обнаружила. «Странно. Ведь должны же они быть. Все же близкие родственники. Да и по закону полагается». Я сидела на стуле, потягивая кофе, любезно сваренный мне секретаршей Дэвика. Видимо, она уже была наслышана о моем грядущем богатстве и поэтому все время вертелась у меня перед глазами, стараясь быть хоть в чем-то мне полезной. Но я ее демонстративно не замечала. Терпеть не могу людей, которые так себя ведут. Я сама никогда себе не позволяла это холуйство перед «богатенькими Буратинами» и прекрасно знала цену такому вот «человеческому фактору». Секретарша была классической «кусочницей». Вдруг что-то с барского стола обронят или намеренно бросят в ее сторону? Вот тогда она не промахнется и вцепится в этот кусок всеми четырьмя лапами. И зачем Дэвик держал рядом такую? «Наверное, хороший работник», — мысленно решила я. У Дэвика все, что касалось работы, не подлежало никаким скидкам. Я слышала парочку его видеоконференций из Вены, когда он снимал стружку и давал разнос всей своей конторе. Даже собственному партнеру. Кстати, партнер, которого мы сначала подозревали во всех смертных грехах — ему самому первому в списке потенциальных недоброжелателей было выгодно, чтобы Дэвик куда-то делся из их совместного бизнеса, оказался ни при чем. А его кислая рожа и нервное поведение проистекали от неверности его жены, которая внаглую, напоказ, гуляла от него направо и налево. А он ее беззаветно любил, страдая и мучаясь от этого порочного круга. Об этом Дэвику сообщили мои дражайшие детективы, которых он нанял параллельно со мной для прояснения вопроса о досрочном разглашении планов Сашка, которые для Дэвика закончились неприятной пулей в его мягкое место. Может быть именно их он нанял из экономии — все же свои люди не будуть драть сто шкур, а его рачительной натуре это было важно. А может из соображений профессионализма — все же они хорошо себя зарекомендовали. Ну, если не считать небольших смешных ситуаций, вроде побега бабы Маши.

Но теперь все наладилось. Партнер развелся к чертовой матери с этой сучкой, и сегодня лицо его сияло медным начищенным самоваром. Еще бы! Для его конторы через полчаса я стану клиентом номер один. С такими деньжищами меня и сам саудовский шейх с удовольствием примет в своем саудовском дворце!

А пока я скромно сидела на стульчике, попивая кофе и листая модный журнал, каким-то чудом затесавшийся в Дэвикову контору и очень вовремя оказавшийся на этом длиннющем столе. Время шло. Но ни Эмика, ни «мадам» так и не было. «Может, она испугалась?» — с какой-то призрачно-хиленькой надеждой подумала я. Но, когда стрелка коснулась одиннадцати, двери в комнату-пенал стремительно распахнулись, и в помещение вбежала или, если быть еще точнее, впрыгнула «мадам». Собственной персоной. Не оглядываясь по сторонам, с гордо поднятым подбородком она уселась на несколько стульев ближе к Дэвику, чем я. Она сидела глядя прямо перед собой. Пергидрольная секретарша, подскакивая от старательности, тут же поставила перед носом «мадам» чашечку со свежим кофе. Вот, зараза! Наверное, решила на всякий случай быть любезной со всеми сторонами. Хотя, для конторы Дэвика «мадам», так же как и я, была просто богатой клиенткой. «Что-то я нервничаю», — поймала я себя на мысли, которая в такт моим пальцам подрагивала где-то в районе моего виска.

Я продолжала машинально перелистывать журнал, а сама просто впилась взглядом в мать Эмика. Я впервые видела ее «живьем». Хищный профиль, поджатые, накрашенные алой помадой губы. Классическая охотница за мужиками. И где у Сашка глаза были? Но это мне так просто рассуждать. Я женщина. А у мужиков обычно в такой ситуации глаза находятся совсем в другом месте.

Часы пробили одиннадцать раз, и церемония началась, Дэвик торжественно прочитал весь текст, который я уже однажды слышала, важно и неторопливо перечисляя все распоряжения Сашка. Все присутствующие слушали его речь, буквально затаив дыхание. Дэвик прочитал и ту часть завещания, где говорилось о других наследниках. «Мадам» были оставлены три парикмахерских салона — один из них я знала, это было роскошное дорогое заведение, я была там пару раз. Вот ирония судьбы! А я даже не знала, чье это хозяйство!

Эмику отец тоже оставил какое-то имущество, движимое и недвижимое. Дэвику были завещаны некие активы — я не очень поняла терминологию. Но львиная доля этого огромного, просто таки гигантского состояния, как и предполагалось, доставалась мне. Только мне и никому больше. «Мадам» так ни разу и не взглянула в мою сторону. Когда Дэвик закончил оглашение этого длинного списка, я случайно бросила взгляд в сторону двери, и у меня упало сердце. Там, прислонившись спиной к дверному косяку, стоял Эмик. Он смотрел на меня. Взгляд его был спокоен и, я бы даже сказала, безмятежен. Если бы не побелевшие костяшки его пальцев на сомкнутых в замок руках и какое-то неестественно изогнутое вперед положение тела — странная поза для абсолютно безмятежного человека, — можно было подумать, что этот человек заглянул в эту комнату случайно. Эмик иногда нервно перебирал пальцами, как-будто нащупывал у себя на груди какой-то невидимый глазу предмет. Наверное, он делал это непроизвольно, но это небольшое движение выдавало его с головой. Его спокойствие и безмятежность явно были напускными.

Я повернулась на стуле так, чтобы краем глаза наблюдать за Эмиком. По тому, как его глаза жадно следили за каждым моим жестом, я поняла, что между нами далеко еще не все закончено.

За то время, которое прошло с момента моего ухода — а прошло уже, по моему разумению, достаточно много времени, чтобы что-то предпринять в отношении меня — он так ни разу даже и не попытался хоть как-то проявить себя. И это одновременно и злило, и огорчало меня. До слез!

Живя в Вене, я передумала обо всех причинах, которые могли нас как соединить, так и разлучить навсегда. Я тысячу раз обещала самой себе выбросить Эмика из головы. Но уже одно то, что я постоянно думала о нем, никак не давало мне выполнить свое обещание. А теперь, только взглянув на него, увидев его после долгой разлуки, я поняла, что люблю его так же, как и тогда, когда увидела в первый раз. Мне понадобилось все мое самообладание, чтобы не вскочить со своего места и не броситься ему на шею. Прямо здесь. Наплевав на всех и на все. Но, словно почувствовав это, его «мамашка», впервые за все это время, медленно повернулась ко мне и в упор взглянула мне в лицо. Могильным холодом повеяло от ее взгляда. Мне показалось, что в этом помещении температура сразу упала градусов на пять.

— Еще поквитаемся, — не сказала, а прошелестела она в мою сторону. Мне показалось, что ее слова, почти неразличимые, услышала только я одна. Тихий ужас вдруг приковал меня к моему креслу, а спина мгновенно стала мокрой, несмотря на работающий в полную силу кондиционер.

Чары, которые готовы были захватить меня в свой сладкий плен еще минуту назад, вдруг развеялись, и я поняла простую и очень жестокую истину. Эмик — ее сын. И вряд ли он когда-нибудь поменяет любовь к своей матери на любовь ко мне. Или к кому-либо еще. Вот он стоит, в четырех шагах от меня, и почему-то не может просто подойти ко мне и сказать: