Прикосновение (Пьесы)

Н у р и. Для меня все национальности одинаковы.

К л и е н т. Молодец! А как же иначе? Прошли те времена, когда каждый свою нацию любил, а остальных врагами считал, сейчас все по-другому — все свой народ любят, а с остальными народами дружат. Правильно я говорю?

Н у р и. Ты, я вижу, политически хорошо подкован.

К л и е н т (с гордостью). А как же, все законы знаю, чуть что — телеграмму даю в Верховный Совет: так, мол, и так, закон нарушают, примите меры. Ко мне все приходят за помощью: «Помоги, говорят, Теватрос, ты законы хорошо знаешь».

Н у р и. А почему в Верховный Совет?

К л и е н т. А как же! Законодательный орган, только туда и надо. Они меня уже хорошо знают.

Н у р и. Кто?

К л и е н т. В приемной Верховного Совета. Я когда в Москву приезжаю, обязательно захожу к ним. «А-а, говорят, опять Теватрос приехал? Ну как дела у вас в Шемахе, никто законы не нарушает?» — «Не волнуйтесь, говорю, за порядком у нас следят соответствующие органы. Ну, а если они и недосмотрят, то я всегда начеку, сообщу вам сразу же, что к чему».

Н у р и. А сам ты чем занимаешься?

К л и е н т. Я винодел. Сагиянское вино ты должен знать. Лучше его нету.

Н у р и. Конечно, знаю, отличное вино.

З е й н а б (Али). На рожу твоей жены смотреть противно. Как только ты с ней живешь? Не понимаю!

Ш а р г и я (беззлобно усмехнувшись, у нее спокойный хрипловатый голос). А чем ему плохо? Сам пирожки ест, голубей своих кормит… В день один ящик на них уходит.

А л и (виновато). Птица много ест. Летом у голубя аппетит хороший.

З е й н а б. Вот поймают ее за то, что государственные пирожки голубям скармливает, тогда посмотрим, на что ты жить будешь.

Ш а р г и я (продолжает улыбаться). Чего только не сделаешь из-за любви!

К л и е н т (Нури). Дочка?

Н у р и. Да.

К л и е н т. Пусть будет счастлива.

З е й н а б (Али). Хоть бы вместо тебя у меня слепая дочь родилась, лучше было бы.

А л и (что-то ласково мурлыча голубю). Разве я виноват, что вы до двадцати лет мне даже пива попробовать не разрешали? Поэтому когда первый раз, выпил, то с непривычки уже остановиться не смог. Организм неподготовленный оказался.

Н у р и. Ну вот, готов твой ботинок. (Отдает ботинок клиенту.)

К л и е н т. Как новый стал.

Н у р и. Носи на здоровье.

К л и е н т. Когда, говоришь, свадьба твоего сына?

Н у р и. Через неделю.

К л и е н т. Это значит… (подсчитывает) двадцатого?

Н у р и. Да, двадцатого.

К л и е н т (решительно). Всё, двадцатого я тамада на свадьбе твоего сына. Специально приеду. Как его зовут?

Н у р и. Фарид.

К л и е н т. Хорошее имя. Так и передай ему: дядя Теватрос будет на свадьбе. Вино не покупайте. Пятьдесят литров хватит? Как раз две кислородные подушки — самая хорошая тара. Это мой подарок. Договорились?

Н у р и (чуть растерянно). Мы будем рады тебе. Только вино зачем? Приезжай без вина.

К л и е н т (встает). Как тебе не стыдно! Что я, умер, чтобы ты вино на базаре покупал? Две подушки не хватит — три привезу.

Н у р и (тоже встает). Хватит, хватит, вполне хватит.

К л и е н т. Ну, тогда до двадцатого. (Энергично жмет руку Нури, поворачивается к Зейнаб и Шаргии.) До свидания, хозяюшки. (Опираясь на костыль, идет к воротам.) Заодно и со вторым земляком познакомлюсь. Посмотрим, какой он человек… (Уходит.)

Во дворе появляется з а м е с т и т е л ь Д а ш д а м и р о в а. Он в черном костюме, с портфелем. Торопливо пересекает двор, исчезает на лестнице, появляется на балконе второго этажа, останавливается у двери в квартиру Дашдамирова. Зейнаб и Шаргия с любопытством наблюдают за ним. Заместитель звонит в дверь.

З е й н а б. Что этот хромой про вино говорил?

Н у р и. На свадьбу хочет приехать. Земляком оказался.

З е й н а б. А вино зачем?

Н у р и (неохотно). Я думаю, он вообще не приедет. На болтуна похож.

Дашдамиров впускает заместителя. Они проходят к письменному столу.

З а м е с т и т е л ь. Не появился?

Д а ш д а м и р о в. Пока нет.

З а м е с т и т е л ь. Рагимов не звонил?

Дашдамиров отрицательно качает головой.

В техникуме все в порядке. В кабинет ваш никто не входит. Я предупредил, что, пока нет решения Комитета, входить в кабинет и трогать ваши личные вещи — нарушение закона… Вчера они устроили еще одно собрание, на этот раз вместе со студентами!

Д а ш д а м и р о в. Кто выступал?

З а м е с т и т е л ь. Все… Опять сочинили ходатайство от имени коллектива. Я читал протокол. Обвиняют вас в профессиональной непригодности.

Д а ш д а м и р о в. Это Сафиев ими крутит. Его работа.

З а м е с т и т е л ь. Несомненно. Но и других недооценивать не стоит. Они все спелись.

Д а ш д а м и р о в. Это его работа, директором хочет стать.

З а м е с т и т е л ь. Они все за него горой. Меня Мансур беспокоит — очень некстати он возвращается… Вы звонили в милицию?

Д а ш д а м и р о в. Нет.

З а м е с т и т е л ь (мягко, но укоризненно). Надо позвонить. Он сразу же что-нибудь натворит по возвращении. Даже если он будет себя вести как ягненок, это же лишний козырь в руки Сафиеву и компании. Знаете, что они из этого могут раздуть? Сын директора педагогического техникума — уголовник. Да если они разнюхают об этом, они на весь мир шумиху поднимут. Ни в коем случае нельзя дать им такой козырь в руки. Сейчас одна надежда — на Рагимова. Только он может повлиять на Комитет. Если он вмешается в течение двух-трех дней, все будет в порядке. Но надо, чтобы в эти дни было тихо-спокойно. Я боюсь за Мансура, он обязательно что-нибудь натворит, как вернется, вы лучше меня знаете…

Д а ш д а м и р о в. А что я могу сделать? Он уже давно мог вернуться — сам не хотел.

З а м е с т и т е л ь. Надо выяснить точный день приезда и как-нибудь задержать его возвращение на пару недель, пока не решится ваше дело. Его не имели права досрочно освобождать, в постановлении имелись в виду лица, не представляющие опасности для общества. Вы должны обязательно позвонить в милицию.

Д а ш д а м и р о в. Ты думаешь?

З а м е с т и т е л ь. Уверен. Другого выхода нет.