Применение фантастических допущений в курсе "Развитие Творческого Воображения"
Шрифт:
ГАНДИСТСКАЯ УТОПИЯ: повесть Э.Ф.Рассела "И не осталось никого" [68].
Колонисты с Земли (Терры), последователи учения М.К.Ганди, создали на далекой планете гандистское общество. В этом идеальном обществе нет никаких начальников и руководителей, каждый волен делать то, что ему нравится — ни один человек не может подчинить себе других. В этом обществе существует система обмена обязательствами. Быть перед кем-то обязанным — значит иметь об. Можно набирать обы, но затем необходимо их отдавать — гасить. Население планеты малочисленное, новости распространяются быстро, поэтому все стараются погасить обы как можно быстрее — в противном случае "хапуга" (местное название злостного задолжника обов) везде будет получать отказ.
МИЛИТАРИСТСКАЯ УТОПИЯ: книга Р.Хайнлайна "Звездные рейнджеры" (1959) [69].
В этой утопии за каждым мужчиной или женщиной по достижении ими 18-летнего возраста закреплено конституционное право
В нашей печати до 90-х годов об этом книге почти никто не писал — за исключением разве что Вл. Гакова — в 1980 году он назвал произведение Р.Хайнлайна откровенно милитаристским [70, С. 46] (подробнее о "Звездных рейнджерах" см., напр., в книге В.Гакова "Ультиматум" (1989) [71, С. 166–169].
Возможно, кому-то покажется странным отнесение "Звездных рейнджеров" к утопии, но убедиться, что это утопия, не трудно автор не скрывает своих взглядов [69, С. 21]:
"Насилие, откровенная сила в истории человечества решала гораздо больше вопросов, чем какой-либо другой фактор, и противоположное мнение не имеет права даже называться концепцией. Глупцы, забывающие эту главную правду в истории человечества, всегда платят, или, во всяком случае, платили за это недомыслие своей жизнью и свободой…"
Косвенно это подтверждают и некоторые другие произведения Р.Хайнлайна, в которых без труда можно обнаружить подобные приведенному выше откровенные заявления — например, в книге "Имею скафандр — готов путешествовать" (1958) герой говорит представителям инопланетных цивилизаций [72, С. 206–207]: "Черт с вами, забирайте нашу звезду, вы ведь на это способны. На здоровье! Мы сделаем себе новую звезду, сами! А потом, в один прекрасный день, вернемся в ваш мир и загоним вас в угол, всех до одного!" Или афоризм из этой же книги [72, С. 218]: "Лучшие страницы истории написаны теми людьми, которым надоело, что ими "помыкают"". Или же вспомним слова из книги "Кукловоды" (1951) [73, С. 524]: "… если человек претендует на главную роль — или хотя бы на роль уважаемого соседа, — ему придется доказывать себя в борьбе. Перековывать орала на мечи; первый вариант — это бабушкины сказки". Заключительные слова из этой же книги — "Смерть и разрушение!" вполне могут подойти в качестве эпиграфа к "Звездным рейнджерам".
Попутно отмечу, что в книге Ю.Кагарлицкого "Что такое фантастика?" (1974) одно из произведений Р.Хайнлайна определяется как РЕАКЦИОННАЯ УТОПИЯ [74, С. 302–303]: "Существуют в современной литературе и произведения особого рода, которые вернее всего назвать реакционными утопиями. Все, против чего антиутописты предостерегают, здесь, наоборот, представлено как счастливый выход для человечества. Пример этого — роман Роберта Хайнлайна "Пропасть" (1952). Хайнлайн рисует общество, где вся власть принадлежит своеобразной "организации сверхчеловеков", по-военному поставленной и генетически обособившейся от остального человечества. На этот раз перед нами не антиутопия, а реакционная утопия — Хайнлайну нравится общество, которое он изображает". В работе "Реализм фантастики" (1972) [75, С. 102] Ю.Кагарлицкий противопоставляет "Пропасть" утопии И.Ефремова "Туманность Андромеды", называя произведение Р.Хайнлайна элитарным и антигуманным.
Если здесь речь идет о повести Р.Хайнлайна "Бездна" [76], то с Ю.Кагарлицким трудно согласиться — это произведение, конечно же, не утопия. В повести описываются времена, когда земная цивилизация достигла такого уровня своего развития, при котором люди с обыкновенными мыслительными способностями уже не могут эффективно управлять обществом, предупреждать глобальные кризисы. Именно поэтому сверхлюди (сверхмыслители) вынуждены БУДУТ постепенно отстранять обыкновенных людей от управления жизнью общества, иначе люди могут попросту сами себя уничтожить. В повести рассказывается, как двое сверхлюдей ценой собственной жизни спасают Землю от уничтожения. Какая же это утопия, да еще и реакционная?
В заключении вспомню книгу, утопией не являющейся, но содержащей утопические допущения — это роман-сказка Н.Носова "Незнайка в Солнечном городе" (1958) [291]. В книге не рассматриваются институты управления общественной жизнью, например, совершенно не понятно, кто "курирует" милицию. Тем более, нет последовательного описания общества — даются только фрагменты общей картины жизни коротышек. Но вместе с тем это произведение с элементами утопии: обитатели Солнечного города живут по иным законам, чем в Цветочном городе (из него прибыл Незнайка со своими
друзьями), более совершенным и правильным (с позиции автора). _Упрощая_, можно сказать, что в Солнечном городе применяется принцип "от каждого по способностям — каждому по потребностям": "- […] У вас просто: иди в столовую и ешь, чего душа пожелает, а у нас поработай сначала, а потом уж ешь. — Но и мы ведь работаем, — возразила Ниточка. — Одни работают на полях, огородах, другие делают разные вещи на фабриках, а потом каждый берет в магазине, что ему надо" [291, C. 330].Отмечу, что в одной из энциклопедий фантастики эта книга была ошибочно названа _коммунистической утопией_ [291, C. 419].
На этом рассмотрение утопий закончу.
Часто случается, что кажущееся на первый взгляд совершенным устройство идеального общества при ближайшем рассмотрении оказывается не таким уж благополучным — утопия превращается в дистопию. Пользуясь предложенным Г.Морсон (1981) определением, дистопией будем называть [77, С.234]: "тип антиутопии, который разоблачает результаты ее реализации, в отличии от других антиутопий, разоблачающих саму возможность реализации утопии или глупость и ошибочность логики и представлений ее проповедников".
Дистопия является логическим развитием утопии, утопические допущения преобразуются в допущения дистопии. И утопические, и дистопические допущения являются научно-фантастическими.
Рассмотрю трансформацию утопических допущений (социальных НФ допущений) в дистопические допущения (которые также являются социальными НФ допущениями) на примере рассказа Дж. К.Джерома "Новая утопия" (1891) [78].
Герой рассказа восхищается идеями своих приятелей-социалистов о полном равенстве людей в социалистическом обществе, с восторгом размышляет о временах, когда эти идеи будут реализованы. Во сне герою привиделось общество социалистического будущего XXIX века, в котором все люди во всем равны друг другу. С изумлением герой обнаруживает, что подобное равноправное общество не так уж и привлекательно: всеобщее равенство предполагает полную потерю индивидуальности — все люди одеты в одинаковые одежды, у всех одинаковый цвет волос и прическа, одинаковые лица, имена заменены номерами, по которым только и можно отличить женщин от мужчин. Все живут в стандартных бараках, рассчитанных на тысячу человек. Талантливых людей не бывает — с помощью хирургической операции на мозг умных людей приравнивают к остальным членам общества. Слишком крупным людям отрезают некоторые части тела — их размеры не должны быть больше, чем у большинства жителей. Все классические литературные произведения уничтожены — в них говорилось о неравенстве людей. Литературной деятельностью почти никто не занимается — в обществе нет ни неправды, ни горя, ни любви, ни грусти — все упорядочено и урегулировано, жизнь у всех одинаковая, ничего нового не происходит (в связи с этим вспоминается слова из книги А.Кларка "2001: Одиссея один" (1968) [59, С.54]: "газеты в идеальной Утопии были бы нестерпимо скучны").
В рассказе Дж. К.Джерома социальное НФ допущение общества во всем равных людей (утопическое допущение) логически развивается и превращается в дистопическое допущение — одного лишь равенства оказывается недостаточно для построения совершенного общества.
Не отрицая утопическое допущение, дистопия тем не менее показывает его несовершенство.
Превращение утопии в дистопию можно проиллюстрировать рис. 7: на нем утопическое допущение соответствует устаревшему социальному НФ допущению, а допущение дистопии — современному или более развитому НФ допущению.
Последствие столкновения утопии с реальной жизнью и превращение утопии в кошмарную дистопию очень ярко описано в романе А. и Б.Стругацких "Отягощенные злом, или Сорок лет спустя" (1988) [79]: Демиург — существо сверхъестественное — отправляет русского шовиниста Марека Парасюхина в Мир его Мечты — фашистскую утопию [79, С. 635–636]: "Прямо с утра Парасюхин облачился в свой черный кожаный мундир эсэссовского самокатчика (а также — патрона "голубой устрицы") и пристал к Демиургу, чтобы тот откомандировал его в Мир Мечты. Мир — с большой буквы и Мечта — тоже с большой буквы. Трижды Демиург нарочито настырным казенно-дидактическим тоном переспрашивал его: Мир чьей именно Мечты имеется в виду? Даже я, внутренне потешаясь над происходящим, почуял в этом настойчивом переспрашивании какую-то угрозу, какой-то камень подводный, и некое смутное неприятное воспоминание шевельнулось во мне, я даже испытал что-то вроде опасения за нашего Парасюхина. Однако румяный болван не учуял ничего — со всей своей знаменитой нордической интуицией и со всем своим широко объявленным Внутренним Голосом. Он пер напролом: Мир только одной Мечты возможен, все остальное — либо миражи, либо происки… Мечта чистая, как чист хрустальный родник, нарождающийся в чистых глубинах чистой родины народа… его, парасюхинская, личная Мечта, она же мечта родов народных…