Примерный сын

9. Глупыш

– Корина, не трогай это. Я оставил это здесь, чтобы потом не забыть сделать заказ. У нас на прилавках осталось совсем немного ручек, подарочной бумаги и клея...

Защищаясь, Корина резко оборвала меня, не дав закончить фразу.

– Я не трогаю, я оставила все так, как нашла.

Корина была терпеливой, ловкой и работящей, но у нее имелся один недостаток, а, быть может, это только я вижу в этом недостаток – она была чертовски упряма и периодически отрицала какие-либо ошибки, не признавая их, что сильно меня напрягало. Как-то утром, дня через три или четыре после ее начала работы со мной, я вошел в магазин, и меня едва не хватил инфаркт – она буквально все поменяла местами. Корина сказала, что сделала это для того, чтобы основательно все вымыть и отчистить. Я же считаю, что любой человек, который принялся за уборку, должен снова все расставить по своим местам, не нарушая порядка и ничего не меняя, если эти вещи ему не принадлежат. К тому же, испанский язык Корины весьма скуден, и из-за этого она даже не понимает, что содержимое каждого ящика и коробки не соответствует названиям товаров. К слову сказать, я плохо представляю, почему ее испанский столь убог, что само по себе глупо, ведь она живет в Испании почти четыре года. В той же степени она не признает и марки товаров. Ей ни о чем не говорит Гальго или Микельриус, Милан или Пеликан, Эддинг или Паркер, разве что последнее она считает кличкой моей собаки, и точка. [прим: Galgo, Miquelrius, Milan, Pelikan, Edding, Parker, Tetris – фирмы, занимающиеся производством канцтоваров] Ни одна вещь не находилась на своем месте, там, где я мог бы быстро ее найти. В месте, отведенном под Тетрис, Корина разместила коробки и пакеты строго по размеру, цвету и другим, бог знает каким непостижимым критериям. Чтобы во всем этом разобраться требовалось целое войско опытных психологов и антропологов. Вот так и придушил бы ее, ей-богу! Но подобные чувства к иммигрантке, во все стороны трубящей о своей экономической несостоятельности в написанных от руки рекламках, не вызывают гордости. В пятницу этот болван разбередил мою рану. Я бравировал своими благими чувствами, но это была всего лишь чистейшая видимость.

Однако, несмотря на наши с Кориной стычки и ее маленькую ложь, я начал утро, взглянув на нее иначе, и не показывая виду, что внутренне я вышел из себя, и на это были причины. В магазине нас было всего двое, и если она положила скрепки в коробку не для скрепок, то, может, скажешь, кто это сделал? Придя в магазин, я подошел к электроплитке, чтобы поставить кофейник, но Корина выхватила его у меня из рук.

– Оставь, я приготовлю, – сказала она.

Нечего даже и говорить, что это немедленно меня напрягло, ведь я уже пояснил свои мании в отношении кофе. Правда, я тут же подумал, что здравомыслящий человек не станет тратить нервы по таким пустякам, и меня как человека зрелого, здравомыслящего и разумного, начинающего новую жизнь, подобные вещи не должны волновать. Я должен расслабиться и быть великодушным. Я подумал о слове “сосуществование”, которое сейчас в ходу, и слабо возразил:

– Не нужно, я сам, не беспокойся.

Корина предлагала сварить мне кофе спустя несколько недель работы в магазине, и я отказывался по тем же самым причинам, по которым она мне предлагала. Несмотря на то, что изначально я нанял ее как домработницу, сейчас она таковой не являлась. Она была продавщицей, а между служащей и домработницей большая социальная разница. Эта разница вызывала у меня некоторые душевные сомнения: входило ли в ее служебные обязанности мыть магазин и начищать до блеска “Кристасолем” витрины и прилавки, но, видимо, оттого, что мне не нравилось убираться, и я никогда этого не делал (этим занималась мама), я очень быстро перелистнул страницу этических дилемм. Стыдно признаться, но я не возражал, когда Корина, засучив рукава, принялась за работу. Мне казалось, что она делала это по своей воле, и я чувствовал, что это избавляет меня от ответственности. В свое оправдание я мысленно сказал себе, что поскольку Корина в известной степени заменяла маму, то без всякого ущерба могла взять на себя какие-либо ее обязанности, но она никогда не варила кофе, прежде всего потому, что я никогда не просил ее об этом. Впрочем, мытье – вопрос неопределенный, с которым я всегда плохо справлялся, и который впоследствии имел две составляющих. Да будет вам известно, чашки, кофейник и все такое прочее я мыл сам, а вот уборка меня не касалась. [прим: “Кристасоль” – моющее средство для стекол]

– Я сварю.

– Да нет же, право, не стоит, – настаивал я.

– А ну-ка отойди, глупыш.

“Глупыш” Корина произнесла с улыбкой, легонько отпихнув меня бедром. Если есть что-то, что чарует меня и покоряет, так это женские бедра. Иногда среди набивных диванных подушек на тебя набрасываются точеные, хрупкие косточки и крепко прижимаются к твоим бедрам. Ты можешь их потрогать, но еще лучше обнять их обеими руками, и при этом бедра любимой женщины лучше бедер какой-нибудь незнакомки, это очевидно. По словам Бланки, я недостаточно раскрываю свои чакры, и мое тело несгибаемо-крепкое как шкаф, вероятно, поэтому я возбуждаюсь, чувствуя мягкое движение бедра какой угодно женщины. И сразу проходит все плохое, исчезают все волнения и тревоги, открывая мир красоты и возможностей, в меня вселяется радость жизни, чего мне обычно не хватает.

В это время звякнули дверные колокольчики, отгоняющие всякую нечисть. Еще тысячу лет тому назад мама заставила отца повесить их для того, чтобы знать, что в магазин вошел покупатель. Я вышел, чтобы обслужить посетителя, слегка расстроенный несуразным вихрем, внезапно пронесшимся по моему возбужденному телу, и бессмысленно совращающим мой мозжечок, который уже просил меня броситься на приступ, захватить ее талию, руки, грудь, губы и все остальное. Я оставил Корину в подсобке одну со всякими кофейными штучками до тех пор, пока не обслужил клиентов и не успокоился.

Клиентами оказались несколько подростков. Многие из них приходят в магазин и, ясное дело, составляют часть моей клиентуры. Я приглядываюсь к ним и, мне думается, что я их знаю. Они грубы и бессердечны, они непрерывно глумятся друг над другом, оттого что безжалостны и слабы. Они причиняют друг другу боль, потому что впервые в их головах что-то происходит, а сами они остаются кто слишком большим, кто слишком маленьким. Я не выношу таких людей, бездумно и с легкостью обижающих друг друга, а, следовательно, иногда мне бывает очень трудно обслуживать их с их вечным взаимным хамством, пренебрежением, прозвищами и оскорблениями. Я старался сосредоточиться на обслуживании этих ребят, которые всегда таят в себе какую-нибудь угрозу. За ними нужен глаз да глаз, потому что иногда они так и норовят что-нибудь стянуть или сделать тебе какую-нибудь гадость. Так вот, я старался сосредоточиться, но не мог перестать думать о Корине. Мне в голову пришли слова, сказанные в пятницу Хосе Карлосом, когда мы поднимались в лифте, прежде чем разойтись по домам:

– Знакомиться – это самое лучшее. Ты будешь знакомиться с женщиной снова и снова, потому что никогда не узнаешь ее до конца.

Утверждение Хосе Карлоса о том, что ты никогда не узнаешь женщину окончательно, сильно

отличается от того, что утверждал бы я. Он говорит так из оптимизма: для него было бы замечательно, если бы процесс знакомства с кем-либо никогда не заканчивался. По его словам, это гарантирует прочные отношения, лишь усиливая любовь. Я же вовсе не согласен с его мнением. Я считаю, что нескончаемое знакомство с человеком это беда, с которой нужно смириться, и тем не менее, это беда. Хотя поначалу знакомство прекрасно, потому что ты ходишь по местам, в которых лично ты никогда бы не появился – фильмы, рестораны, города, ты изучаешь марки шампуней, манеру расставлять посуду в кухонном шкафу… Но вот наступает момент, когда мне хочется, чтобы первый этап завершился, мне хочется довольствоваться стабильностью уже знакомого тела и вполне ожидаемыми привычками. Мне не нравятся неожиданности.

Аромат кофе, сваренного Кориной, был восхитительным, температура молока – тоже, и пропорции

кофе и молока были подходящими, а этого добиться труднее всего. Когда подростки ушли, Корина принесла мне чашку кофе и тарелку, на которой лежал кусок торта.

– Что это? – удивленно спросил я.

– Это тебе. У меня сегодня день рождения.

Торт был не покупной, а домашний. Многочисленные слои бисквита перемежались с шоколадным

кремом, и сверху торт был украшен белой приторно-сладкой глазурью. Я не такой уж сладкоежка, и знаю, что сахар в избытке – просто яд, и тем не менее, я плотоядно облизнулся, чтобы не разочаровать Корину. Я отлично понимал, что она хотела произвести на меня какое-то впечатление, составив свое мнение обо мне.

– С днем рождения, Корина! Я желаю тебе долгих лет жизни!

Она отмахнулась и улыбнулась мне. Уголок ее губ был измазан кремом – Корина тоже ела торт.

– Нравится?

– Не то слово, еще как нравится! Объедение! – с наигранным воодушевлением воскликнул я, хотя,

на мой взгляд, как я уже говорил, торт был уж очень сладким.

Судя по размеру куска, который положила мне Корина, весь торт должен был быть необъятным. Я

поинтересовался, сама ли она его пекла, и где нашла такую большую духовку для готовки.

– Торт домашний, так ведь?

– Конечно. В Румынии мы всё готовим дома.

– А почему ты мне ничего не сказала? Я дал бы тебе выходной.

– А-а, работа есть работа. Какая разница, день рождения это или обычный день?

– Разница есть.

– Верно, лучше уж обычный день, ведь я уже старуха. – Корина сказала это с лукавой улыбкой,

искоса поглядывая на меня.

– Старуха? Да что за чушь ты несешь?! – Мы никогда не разговаривали с ней в таком фривольном,

задушевном тоне. Как я говорил, у нас, скорее, случались ситуации, когда я старался скрыть свое напряжение и сдержать чувства перед ее крайним упрямством. Однако всем мужчинам на свете известно, что когда женщина называет себя старухой, нужно тут же выразить удивление и всеми силами разубеждать ее в этом, а поскольку я всю жизнь жил с двумя женщинами, матерью и сестрой, я знаю об этом не понаслышке. Из этого правила нет исключения.

– Ты же знаешь, сколько мне лет, – с уверенностью сказала она.

– Понятия не имею.

– Ты видел мой возраст в паспорте, когда просматривал бумаги для нашего договора.

– Я не обратил на это внимания.

– Правда?

– Совершенно точно!

– Мне уже тридцать семь.

– Надо же, какое совпадение! Мне тоже тридцать семь.

– И у тебя тоже сегодня день рождения? – теперь уже она, я уверен, смотрела на меня с искренним

удивлением.

– Нет-нет, что ты. Я имел в виду, что мы родились в один год. Вот тебе и совпадение. – Корина