Примерный сын

– Мама, оденься, это человек, которого ты не знаешь.

– В такую рань?

– Да, мама, именно. Днем я буду в магазине.

Говорят, лучшая защита – это нападение. Вранье. В самом начале атака может пройти хорошо, но потом нужно поддерживать сердитый и требовательный тон, а это ставит тебя в невыгодное положение для того, чтобы противник принял твои доводы.

– Вчера я тебе об этом сказал.

– И что же ты мне сказал?

– Что я договорился с одной женщиной для того, чтобы ты не была одна.

– Ты ничего мне не сказал, а хоть бы и сказал...

– Мама, я все уже решил. Так ты поправишься гораздо быстрее и лучше.

– Да неужели? И с кем ты договорился? Со знахаркой? Она обладает чудодейственной силой?

– Нет, но тебе необходимы помощь и уход, мама, а если о тебе не позаботиться, ты снова упадешь.

– Да это тебе нужна помощь, тебе.

Я понимаю, что у каждого человека свои доводы, это очевидно, но есть другая сторона, которую я не понимаю. Почему так трудно понять их? Понять доводы другого человека. Вероятно, все было бы гораздо проще, будь у нас между собой как с животными, когда ты смотришь на них и понимаешь их. Пусть они не могут говорить, но ты их знаешь, а с человеческими существами все по-другому. Мы представляем остальных лишь отчасти, да и то приблизительно. Со временем я это понял. К примеру, мама – для людей на улице одна, а для нас, ее родных, совсем другая. Тем, посторонним, она кажется близкой, внимательной, даже милой. Однажды, когда мама и Нурия о чем-то спорили между собой, сестра запальчиво выкрикнула ей:

– Почему ты обращаешься со мной не как с клиентами? Я хочу, чтобы ты обращалась со мной как с поставщиком!

Нурия и сама не сахар, как я уже говорил, она любит спорить. Правда, сама она говорит, что не любит, но на самом деле ей это нравится, и она всегда старается возразить. Мама говорит ей: “Ты всегда в команде противника”. Это означает, что Нурия всегда нам перечит, чтобы мы ей ни предлагали, что бы ни говорили; что бы мы ни делали, она всегда не согласна. Тем не менее, в данном случае Нурия была права, потому что перед всеми покупателями или продавцами, приходящими в магазин, мама предстает совершенно другим человеком, не той что перед нами. Конечно, они не могут описать ее тебе с точностью, которую внесли бы факты и подробности, доказывающие их характеристику и опровергающие мою. Но вне всякого сомнения, я не знаю, какая моя мать на самом деле. То ли такая, какую я вижу и с какой живу, то ли такая, какой ее видят другие. Скорее всего, она ни та, ни другая, поэтому я так восторгаюсь своим псом. В отличие от остальных, он всегда один и тот же, ясный и понятный.

Корина была уже здесь, в передней, перед моей двуликой мамой, передо мной, считающим себя одноликим, и перед Паркером, которому она тут же приглянулась. И это при том, что Корина сразу перестала обращать на него внимание, как зачастую поступают жители деревень, привыкшие к животным и не боготворящие их.

– Пройдем в гостиную? – предложил я, всем видом выражая, что столь странная встреча в столь необычный час, находится в моем ведении.

– Мама, это – Корина. Корина, это – мама.

– Очень приятно, – произнесла Корина с акцентом, к которому я, вероятно, уже привык.

Полагаю, на маму Корина произвела неплохое впечатление, поскольку во время разговора она выказывала интерес и даже приняла в нем участие, вставляя кое-какие правила, которые я пропустил на месячный испытательный срок.

В магазин я направился совершенно спокойным, зная, что мама дома не одна, и вместе с ней Корина. Я пребывал в эйфории, как будто только что открыл неизвестную формулу, гарантировавшую мне успех и удачу на всю оставшуюся жизнь.

7. Тактика и стратегия

Я пребывал в таком восторге, что достал мобильник и решил послать сообщение Бланке.

Естественно, я ничего не рассказывал ей о бесславном провале моего меркантильного предложения путем организации паэльи, зато теперь, наконец-то, мои дела пошли в гору, и можно было сообщить ей о своих достижениях. По своей наивности мне вздумалось предложить Бланке до некоторой степени новую версию самого себя как энергичного оптимиста, независимого и дальновидного человека, который мог исправить все прошлые промахи и неблаговидные поступки, приведшие нас к крушению. Вернее, приведшие к крушению меня, поскольку она продолжала держаться на плаву. Тем не менее, собираясь написать сообщение, я заметил, что Бланка находится в контакте и, не раздумывая ни секунды, я вышел из приложения. У меня создалось впечатление, что она могла меня заметить, и было ощущение того, что ей не хотелось застать меня, раздумывающим о ней утром во вторник, если быть точным, то без двадцати пяти девять. Именно этим мне совсем не нравится WhatsApp. Мне не хочется, чтобы люди знали, что делаю я, и сам я не хочу знать, что делают они, тем более Бланка. Сюрприз – одно дело, а застать человека врасплох – совсем другое.

Сейчас поясню. С самого начала у нас с Бланкой все было легко. Мне даже не приходило в голову понравиться ей, и, как я уже упоминал, первый шаг сделала она. Хосе Карлос и Эстер шли к нему домой перепихнуться, и на выходе из ресторана Бланка попросила меня, а точнее вынудила, отвезти ее домой.

– Я приехал не на машине, – ответил я, – и мне нужно выгулять собаку.

– Не будь тупицей, – заявила она, – я погуляю вместе с тобой и с твоей собакой, а потом ты отвезешь меня на такси. Какой породы твой пес? Я обожаю собак.

Я плохо понял логику сказанного и подумал, что Бланка была дамой параноидального склада, действующей несколько прямолинейно, которая, играючи, использовала меня в качестве охранника-провожатого до дверей ее дома. Мы вывели Паркера, и Бланка была с ним очень мила и внимательна, даже более чем. Она не могла притворяться, пес и в самом деле заинтересовал ее, и, отведя Паркера обратно домой, я предложил Бланке подвезти ее на своей машине. На светофоре она поцеловала меня. Поцелуй – ничтожно редкое явление, случающееся в моей жизни, но нет ничего лучше неожиданного поцелуя. Я узнал это, будучи еще подростком. Тогда Лурдес, моя первая любовь, поцеловала меня, когда я этого совсем не ждал. Ее поцелуй был сродни ловушке, но очень приятной, он был потрясением, отпечатавшимся во мне, оставившим свой след. Повторить тот первый, поразивший меня поцелуй, было невозможно, но я сохранил его. И сегодняшним утром, пребывая в эйфории, по дороге в магазинчик, я совершенно неожиданно вспомнил о первом поцелуе Бланки на светофоре. Мне захотелось разделить с кем-нибудь свою радость. Когда тебе кто-то нравится, ты продолжаешь рассказывать ей о себе, даже если ты ей уже безразличен. Ты можешь только говорить, что и делаешь с завидным упорством, будто вручая дар, стоя на одном колене, словно нить ваших любовных отношений тянется в будущее, целиком не оборвавшись в прошлом. Знает ли она об этом или нет, но я продолжал жить с ясным представлением, куда ведет эта нить, мечтая о том, что мои сегодняшние действия, как хлебные крошки Мальчика с пальчик, снова приведут меня туда, где мне было хорош, и я был влюблен.

К счастью, весьма неуместная атака стыдливости (или благоразумия) в конечном счете не дала мне

приобщить Бланку к моим стратегическим достижениям, на деле достаточно робким, если взглянуть на них с другой стороны. Я убрал свой мобильник, открыл магазин и включил радио. Мой настрой оставался столь же приподнятым, и я решил, что ведущий “Радио Классика”, мой воображаемый друг, сегодня вынужден будет обойтись без меня. Я настроил приемник на волну коммерческой передачи, где крутили хиты прошлых лет, и завсегдатаем которой, обычно, тоже бывал. Мне было необходимо уже пережитое мною счастье. “Если я любил по привычке, то по привычке и забыл. Сила привычки – мой проводник и мой свет…” – пел Хайме Уррутиа, певец, который мне нравится, и в чьем образе мышления я часто вижу отражение самого себя. [прим: Хайме Уррутиа – один из участников испанской рок-группы Gabinete Caligari, речь идет о песне La Fuerza De La Costumbre (“Сила привычки”) с диска Camino Soria (1987)]

На этот раз без проблем я сварил себе кофе и обслуживал посетителя, когда в магазин вошла

Корина. Увидев румынскую работницу, я не встревожился, посчитав, что она спустилась вниз за покупками для приготовления обеда и зашла ко мне лишь доложить о развитии утренних событий.

– Секундочку, – сказал я ей, заканчивая обслуживать покупателя.

Когда мы остались одни, я выжидательно посмотрел на нее. Ну что еще там с моей матерью? У

меня еще сохранилась изрядная доля эйфории, и я не ожидал ничего, кроме хороших новостей.

– Я пришла сюда.

– Вижу. Как вы там? – с искренним интересом спросил я.

Вдруг стало очень приятно оттого, что мне есть с кем разделить происходящее в стенах моего

дома, есть свидетель, который облегчил мою ношу. Я чувствовал прилив воодушевления. Сегодня ночью я мог остаться с Хосе Карлосом. Мы могли бы пойти в кино или куда-нибудь еще, или просто немного послушать музыку. По радио почти каждый день передавали неплохие концерты. Было бы неплохо снова стать завсегдатаем небольших местечек, где группы играют вживую. Будет ли Хосе Карлос дома, или он опять в разъездах?