Примула. Виктория

Что возможно с этими событиями сравнить? И не скажешь! Разве что, когда в 1889 году тысячи лондонских докеров бастовали целый месяц! Но всё-таки война — это вам не то, что мирная стачка, которая, хотя и парализует несколько жизнь и работу огромного города, но всё-таки ведь совсем мирная!..

Трансвааль, как известно, находится (то есть находился) в Южной Африке. Южная Африка — это, как известно, не только Трансвааль. На мысе обосновались англичане, в Трансваале — голландцы и немцы, а в Зулуленде — негры-зулусы. Английский министр колоний Карнарвон тогда — в конце семидесятых годов — решил, что все эти разнородные общности лучше всего будет объединить в единый доминион. Карнарвон объявил Трансвааль присоединённым к Англии. Таким образом, англичане вдруг сделались противниками зулусов. Штаб лорда Челмсфорда, командующего английскими войсками, был окружён дружинами зулусов, затем были взяты в плен полторы тысячи англичан. Среди убитых в начале июня 1879 года был и юный сын Наполеона III. Однако всё же в августе дружины зулусов были разбиты, а их вождь попал, в свою очередь, в плен. Но, как оказалось позднее, это было только начало!

Впрочем, начало было положено ещё в 1652 году, когда Ост-Индская компания основала в Южной Африке ту самую Капскую колонию, где со временем стали главенствовать те самые буры — потомки немцев и голландцев. В 1806 году Капская колония всё же перешла в руки англичан. А на карте появились два государственных образования буров — Трансвааль и Оранжевое свободное государство (так оно и называлось: Оранжевое свободное государство). Скажем сразу, что англобурская война длилась с 1899 по 1902 год и закончилась победой английской армии, бурские республики прекратили своё существование. Но это произошло уже после смерти королевы.

Здесь на сцену пора выводить отчаянного французского писателя, автора приключенческих романов «Капитан Сорви-голова» и «Похитители бриллиантов». Нас теперь будет интересовать «Капитан Сорви-голова», роман, опубликованный в 1901 году. Это, как вы уже, наверное, догадались (если не читали), роман, посвящённый англо-бурской войне. То есть это роман о том, как свободолюбивые буры дружно сопротивляются звероподобным англичанам. Там (в романе Буссенара) нарисованы были разные душераздирающие картины типа: «...женщины убиты... дети убиты... старик убит... златоволосая девчурка убита...» и так далее...

Буссенар был писатель лихой. Роман его много сделал для распространения образа «английского колонизатора, подавляющего свободолюбие»! На самом деле, конечно, тот же президент республики Трансвааль, Паулус Крюгер, главный инициатор и вдохновитель сопротивления буров англичанам, весьма зверски обращался с местным населением, то и дело отправляя карательные экспедиции против зулусов и проч. По сути, Крюгер, старенький дедушка Крюгер, почти ровесник Виктории (дедушка Крюгер родился в 1825, а умер в 1904-ом); так вот, дедушка Крюгер проводил весьма, как мы бы сейчас сказали, расистскую политику. А кто же имел более прав на Южную Африку? Англичане или буры? Но ведь там проживало и своё, местное население, но оно внятно заявило о себе только, пожалуй, лишь почти что в конце двадцатого века!.. И в 1994 году президентом Южно-Африканской республики стал борец против апартеида, родившийся почти через двадцать лет после окончания англо-бурской войны, Нельсон Ролихлахла Мандела.

Собственно говоря, каким образом англичане могли защитить своих колонистов в Южной Африке? В 1881 году они уже согласились на всего лишь частичный контроль Англии над внешней политикой буров. Конечно, после того, как буры нанесли им поражение при Маджубе (это такая высота в Трансваале).

Но ультиматум Крюгера переполнил, можно сказать, чашу английского терпения. 9 октября 1899 года Трансвааль направил Великобритании ультиматум, требуя третейского суда по вопросу об английских колонистах — уитлендерах и отвода английских войск с границ бурской республики. Королева и парламент отвергли ультиматум. 11 октября 1899 года началась та самая англо-бурская война.

А теперь взглянем-ка на буржуа, на то самое население, которое было главной опорой викторианства!

«...дед... был воспитан в твёрдом убеждении, что Англия не ведёт никаких иных войн, кроме мелких и профессиональных, и питал глубочайшее недоверие к имперской политике, сулившей ему одни убытки, так как он являлся держателем акций «Де Бир», курс которых теперь неуклонно снижался, а это в его глазах было уже само по себе вполне достаточной жертвой со стороны его внука.

В Оксфорде, однако, преобладали иные чувства. Брожение, свойственное молодёжи, собранной в массу, постепенно в течение двух месяцев, предшествовавших «Черной неделе», привело к образованию двух резко противоположных групп. Нормальная английская молодёжь, обычно консервативного склада, хотя и не принимала вещи слишком всерьёз, горячо стояла за то, чтобы довести войну до конца и хорошенько вздуть буров. К этой более многочисленной группе, естественно, примыкал Вэл Дарти. С другой стороны, радикально настроенная молодёжь, небольшая, но более голосистая группа, стояла за прекращение войны и за предоставление бурам автономии. Однако до наступления «Черной недели» обе группы оставались более или менее аморфными, никаких обострений не наблюдалось, и споры велись в пределах чисто академических. Джолли принадлежал к числу тех, кто не считал возможным примкнуть безоговорочно к той или другой стороне. Унаследованная им от старого Джолиона любовь к справедливости не позволяла ему быть односторонним. Кроме того, в его кружке «лучших» был один «избранный», юноша крайне передовых взглядов и большого личного обаяния. Джолли колебался. Отец его, казалось, тоже не имел определённого мнения. И хотя Джолли, как это свойственно двадцатилетнему юноше, зорко следил за своим отцом, присматриваясь, нет ли в нём недостатков, которые ещё не поздно исправить, всё же этот отец обладал «чем-то», что облекало неким своеобразным очарованием его кредо ироничной терпимости. Люди искусства, разумеется, заведомо типичные Гамлеты, и это до известной степени приходится учитывать в собственном отце, даже если и любишь его. Но основное убеждение Джолиона, а именно, что не совсем благовидно совать нос, куда тебя не просят (как сделали уитлендеры), а потом гнуть свою линию, пока не сядешь людям на голову, — это убеждение, было ли оно действительно обоснованно или нет, обладало известной привлекательностью для его сына, высоко ценившего благородство. С другой стороны, Джолли терпеть не мог людей, которые в его кружке носили прозвище «чудил», а в кружке Вэла — «тюфяков»; итак, он всё ещё колебался, пока не пробили часы «Черной недели». Раз, два, три — прозвучали зловещие удары в Стормберге, в Магерсфонтейне, в Колензо. Упрямая английская душа после первого удара воскликнула: «Ничего, есть ещё Метьюен!» После второго: «Ничего, есть ещё Буллер!» Затем в непроходимом мраке ожесточилась. И Джолли сказал самому себе: «Нет, к чёрту! Пора проучить этих мерзавцев; мне всё равно, правы мы или нет». И если бы он только знал, что отец его думал то же самое!»

И каждый городок, каждую высоту, отбитую у буров, лондонцы встречали шумными толпами. Свистульки гудели пищаще, хлопушки хлопали. Громко топали ноги, обутые в дешёвые ботинки. Крики радости сливались в один сплошной рёв. Потомки фабричных рабочих, некогда (давно уже это было!) бесправных, шагали по улицам и площадям как хозяева...

Но конечно же, самое печальное для англичан в англо-бурской войне было — огромное и очень даже чёрное пятно на репутации. Пятно было посажено, разумеется, бойкими писаками журналистского толка; такими, к примеру, как тот же Буссенар. Но один писатель и врач, и участник англо-бурской войны, твёрдо решился возразить всем, всем, кто пытался посягнуть на репутацию викторианцев. Этого решительного человека звали Артуром Конан Дойлом. Был он в англо-бурскую войну главным хирургом в полевом госпитале. Оттуда он писал матери: «...мне кажется, я имею сильное влияние на молодых людей, особенно на молодых, атлетически развитых, спортивных людей (как и Киплинг). И коль скоро это действительно так, чрезвычайно важно, чтобы именно я подал им пример. Вопрос не в моих сорока годах, хотя я совершенно здоров, как всегда, но в том воздействии, какое я могу иметь на эту молодёжь».

Конан Дойл написал о событиях англо-бурской войны две книги, из которых наиболее интересна вторая, вышедшая в 1902 году. «Война в Южной Африке; её суть и события». Конан Дойл решительно опроверг все домыслы о якобы жестокости англичан в отношении мирного населения. Эти две, написанные по горячим следам англо-бурской войны книги, принесли Конан Дойлу два прозвища — «Патриот» и «Беспримерно жестокий колонизатор». Вполне возможно предположить, что ни одно из этих прозвищ не говорит правду о Конан-Дойле, равно как и об англо-бурской войне.

Слово «Киплинг» уже написано Конан Дойлом в письме к матери. И время, стало быть, великому викторианскому барду снова появиться в нашем повествовании!

Стихотворение называется как раз так, как надо: «Южная Африка»!

Чудо-женщина жила (Господи, прости ей!), Не добра, и не мила, Но краса её влекла Джентльменов без числа Дьявольской стихией. Джентльменов без числа От Дувра до Хольспая, Африкой она была, Южной Африкой была, Нашей Африкой была, Африкой без края. В жажде жизнь её страны, Жизнь страны в разрухе. Кровь и меч вошли в дома, И зараза, и чума, Саранчи нависла тьма, Падал скот, как мухи. Правда, слишком правда то, Что она такая! Африкой её зовут, Южной Африкой зовут, Нашей Африкой зовут, Африкой без края. Не было страшней труда И позорней платы Для влюблённых и рабов; Был навоз им вместо дров, Грязная вода из рвов, Дыры и заплаты. Жгла она им рты в пыли, Кости — в лихорадке; Ночи им лгала и дни, Их терзала искони, И клялись бежать они Прочь и без оглядки. Поднимали паруса В ярости суровой, — Вскоре, многого скорей, Забывали горечь дней, Злость и ложь прощали ей, Возвращались снова. Чтили милости её Больше небосвода, За её глаза и рот Забывали племя, род, И могила их встаёт, Как Алтарь Народа. Кровью куплена она, Возродилась в дыме И звала к оружью тех, Для кого была их грех, — Женщина прекрасней всех, Всех боготворимей. На ноги, пусть слышат все: Вот она какая! Африкой её зовут, Южной Африкой зовут, Нашей Африкой зовут, Африкой без края.

И вот уже весь мир пленяли, забирали без боя в плен созданные звонкими стихами викторианского барда викторианские воины, сильные, прежде всего, своим благородством, прекрасной широтой души, способностью пожать руку достойному противнику, тем самым викторианским рыцарством, своеобразным рыцарством, о котором много говорил Дизраэли. Но в этом неорыцарстве своего рода нет ничего напыщенного, никакой аристократической спеси; это, в сущности, демократичное викторианское рыцарство; рыцарство запылённого солдата, дружески хлопающего по плечу противника, чернокожего, желтокожего, но мужественного и сильного, такого, с каким встанешь у края земли!

Стихотворение 1890 года называется «Фуззи-Вуззи» и имеет подзаголовок: «(Суданские экспедиционные части)»...

Знавали мы врага на всякий вкус: Кто похрабрей, кто хлипок, как на грех, Но был не трус афганец и зулус, А Фуззи-Вуззи — этот стоил всех! Он не желал сдаваться, хоть убей, Он часовых косил без передышки, Засев в чащобе, портил лошадей И с армией играл, как в кошки-мышки. За твоё здоровье, Фуззи, за Судан, страну твою, Первоклассным, нехристь голый, был ты воином в бою! Билет солдатский для тебя мы выправим путём, А хочешь поразмяться, так распишемся на нём! Вгонял нас в пот Хайберский перевал, Нас дуриком, за милю, шлёпал бур, Мороз под солнцем Бирмы пробирал, Лихой зулус ощипывал, как кур, Но Фуззи был по всем статьям мастак, И сколько ни долдонили в газетах: — Бойцы не отступают ни на шаг! — Он колошматил нас и так и этак. За твоё здоровье, Фуззи, за супругу и ребят! Был приказ с тобой покончить, мы успели в аккурат. Винтовку против лука честной не назвать игрой, Но все козыри побил ты и прорвал британский строй! Газеты не видал он никогда, Медалями побед не отмечал. Так мы расскажем, до чего удал Удар его двуручного меча! Он из кустиков на голову кувырк Со щитом, навроде крышки гробовой, - Всего денёк весёлый этот цирк, И год бедняга Томми сам не свой. За твоё здоровье, Фуззи, в память тех, с кем ты дружил, Мы б оплакали их вместе, да своих не счесть могил. Но ровен счёт — мы присягнём, хоть Библию раскрой; Пусть потерял ты больше нас, ты смял британский строй! Ударим залпом, и пошёл бедлам: Он ныряет в дым и с тылу мельтешит. Это прямо порох с перцем пополам, И притворщик, если мёртвый он лежит. Он — ягнёночек, он — мирный голубок, Попрыгунчик, соскочивший со шнурка, И плевать ему, куда теперь пролёг Путь Британского Пехотного Полка! За твоё здоровье, Фуззи, за Судан, страну твою, Первоклассным, нехристь голый, был ты воином в бою! За здоровье Фуззи-Вуззи, чья башка копна копной: Чёртов чёрный голодранец, ты прорвал британский строй!