Принц без королевства

Он увидел Кротиху и сразу бросил несколько перьев в огонь. Потом поднялся наверх и достал из сундука узел с одеждой. Кротиху он видел только однажды, незадолго до Рождества, когда она приезжала вместе с Ванго.

— Это вещи моей жены Клары. Переоденьтесь!

— Нет, спасибо. Я почти обсохла.

— Я могу спуститься вниз, если смущаю вас.

— Все в порядке, не беспокойтесь.

Она протянула руки к огню и спросила:

— Где он?

— Он сказал, что вернется.

— Можно мне его подождать?

— Конечно.

И Симон бросил в очаг еще одно гнездо.

Кротиха только что вернулась из Пале-Рояля, где спрятала за ставнем в окне у Сезара конверт, привезенный Шарло из Лондона. Она впервые увидела шефа: он как раз вышел на балкон.

— Здравствуйте, Мари.

— Вы — Сезар?

Он протянул ей бумаги.

— Думаю, это вам. Муше сказал мне, что вас интересуют супруги Атлас.

— Я перепутала конверты, — сказала Кротиха. — Ваш теперь спрятан за ставнем. Мне очень жаль.

— Это мне очень жаль, — возразил Сезар. — Мне хотелось бы что-нибудь сделать для этих людей. Но уже слишком поздно.

Он явно догадался, кем эти люди приходились Кротихе.

Она передала ему карту, на которой было отмечено предполагаемое место падения английского самолета. Сезар достал из-за ставня конверт с донесением о новогоднем ужине в «Счастливой звезде».

Он распечатал при ней конверт и стал просматривать список приглашенных. Едва дочитав, он вздрогнул — так ей, по крайней мере, показалось.

— Я вам еще нужна? — спросила Кротиха.

— Нет. До свидания, Мари.

Сколько она себя помнила, Кротиха вела тайную жизнь. Она привыкла к этому, и терять ей было нечего. Но он? Она спрашивала себя, как этому элегантно одетому мужчине удается вести двойную жизнь. Сезар был похож на большую шишку — она их много перевидала, карабкаясь по фасадам в богатых кварталах Парижа. И вполне возможно, этажом ниже Сезара ждали человек десять гостей, которые безмятежно поедали устрицы и даже не подозревали, кем на самом деле был тот, кто устроил этот ужин. Скорее всего он улучил момент и выскользнул из столовой, чтобы подняться наверх и прочитать донесения. Но если Сезара разоблачат, то немедленно расстреляют, несмотря на его импозантный вид, дорогой парфюм с запахом сандала и пиджак на шелковой подкладке.

Он почтительно поклонился Кротихе и скрылся внутри.

Кротиха ушла по крышам.

Теперь Кротиха смотрела, как горят перья и былинки под колоколом Нотр-Дам. Дым выходил через металлическую трубу, которая сотрясалась от потоков воздуха. Звонарь был немного смущен плачевным видом своего логова. Когда Клара была здесь, оно больше походило на семейное гнездышко. Он подобрал упавшие крошки и положил их на дощечку.

— Хотите яйцо? — спросил он. — У меня тут нашлось одно.

— Нет, спасибо, я скоро пойду. Только переговорю с Ванго.

— Тогда у вас достаточно времени, чтобы съесть яйцо.

— Вы думаете?

— Ванго сказал, что вернется через два или три дня.

Кротиха вскочила на ноги.

— Как?!

— Он уехал в провинцию повидать друга.

— Друга?

— Да. Он показал мне карту. Кругом сплошные леса. Не знаю, что у него там за друг: может, хорек или медведь…

— Что это за место?

— Где-то около Шартра. Но он сказал, что вернется не позже, чем через три дня. Его пригласили на праздник тридцать первого числа. Думаю, он хочет явиться туда с медведем.

Кротиха была вне себя. Она дала Ванго себя одурачить! Прежде чем отдать ей план Шарло, он перерисовал его. Очевидно, решил разыскать пилота. Она уже жалела, что вытащила Ванго с острова.

Святой Иоанн становился неуправляемым.

31 Лошади для скотобойни

Морнский лес, 30 декабря 1942 г.

На опушке леса стоял довольно нарядный бревенчатый домик с прорезями-сердечками в ставнях. Из трубы струился дым. Птицы суетились в снегу на крыше. В домишке была низкая дверь, а сбоку от нее — окно с занавеской. Только вместо семи гномов в комнате сидели семеро молодчиков в немецкой форме, а перед ними на табуретке — женщина с бокалом в руке.

Этот домик дровосека служил немцам штаб-квартирой на время поисков пропавшего пилота.

Мадам Лабаш тоже совсем не походила на Белоснежку. Она была маленькой, беззубой, с двумя рыжими косичками, уложенными вокруг головы, и с невзрачной, как у серой мышки, мордочкой. И, что очень странно, из-под юбки у нее выглядывали сапоги с острыми шпорами. На коленях она крепко держала совершенно новую сумку.

Женщина жила в нескольких километрах отсюда. В ее лачуге стоял застарелый запах псарни. Три года назад она дала бесплатный приют всем лошадям, чьи владельцы уезжали из этого края в так называемую «свободную зону». Мадам Лабаш держала лошадей около амбара и одну за другой продавала мяснику в Дрё. С каждым годом из-за нехватки мяса цены увеличивались вдвое.

Один из солдат вышел вперед. Он переводил командиру на немецкий.

— Дама подтверждает, что слышала шум мотора.

Командир что-то прорычал в ответ. Из-за этой бабы они уже потеряли двадцать минут. Она говорила, что у нее есть важные сведения, потребовала вина, долго расправляла юбки, а потом завела длинный рассказ о своих делах и о том, как она нуждается в сене.

— Мои бедные лошадки питаются одним воздухом.

— Лейтенант Энгель, — объяснил переводчик, — напоминает вам, что в рождественскую ночь три самолета в течение часа преследовали четвертый и абсолютно все в радиусе пятидесяти километров слышали шум по крайней мере одного мотора. Лейтенант также предупреждает, что сеном не торгует.

— Насчет шума в рождественскую ночь лейтенант абсолютно прав, — любезно улыбаясь, сказала Лабаш. — У меня дюжина лошадей, и они той ночью глаз не сомкнули. Что касается сена, мы еще к этому вернемся. Он прав, я сижу без сена с самого начала зимы. Вижу, господин разбирается в лошадях…

Она хитро улыбнулась лейтенанту, как сообщнику, и поправила свои рыжие волосы.

— Но я сообщаю вам эту информацию совершенно бескорыстно. И даже не буду рассказывать о моих проблемах с соседом, у которого целая тонна сена, а он не хочет продать ни былинки — все это вас не интересует. Не стану также рассказывать, что за люди к нему тайно ходят, в какие часы, как часто и все остальное… Нет, политика — не мое дело.

Солдат сомневался, стоит ли переводить эту болтовню. Его командир медленно поглаживал воротник кителя, стараясь держать себя в руках.

Мадам Лабаш продолжала:

— Я бы не пришла сюда, если бы хотела рассказать об этом или о самолетах в Рождество. Если идти по короткой дороге, то от моего дома это будет минут сорок пять. А если по длинной, через все леса и болота от самой Лягушачьей топи, то уж не меньше часа. Я по другому вопросу.

— Мадам, — прервал ее переводчик, — советую вам действительно говорить короче…