Принц, его свита и Я

– А если я тебе понадоблюсь?

– Это больница. Уж кто-нибудь даст слепому ребёнку стакан воды!

После её ухода ко мне вкатили капельницу, других дел до вечера не намечалось.

– А вы можете отвести меня в коридор? – спросила я медсестру. Голос её мне показался добрым. – И посадить где-нибудь на лавочке? Хочу сменить обстановку. А кто-нибудь потом доведёт до палаты.

Кое-как, с её страховкой, я сползла с кровати, натянула на ощупь кофту, и мы отправились в путь. Я двигалась медленно, ощупывала ступнёй землю, прежде чем поставить ногу, и, как слепая лошадь в потоке машин, опасливо замирала, заслышав катящиеся каталки-капельницы. Но сестра не ворчала. Мы брели уже довольно долго, когда я, наконец, почувствовала обалденный тонкий аромат.

– Тут растёт цветок? Какой он?

– Да не знаю. Куст. Листья как у магнолии, только не магнолия. Бутоны как у розы, только не роза.

– А скамеечка рядом есть?

– Есть.

– Бросайте меня здесь!

Она оставила меня рядом с этой магнолией-не-магнолией. Койка уже порядком надоела. Буду сидеть, вдыхать этот запах и думать всякие мысли, раз читать не могу. Мимо меня время от времени проплывали, словно едва различимые облака, медсёстры в белом.

* * *

В прошлой жизни я была очень наивной. Я ведь действительно хотела понять, что со мной не так! Думала – соображу, если буду анализировать, за что именно одноклассники меня обидели. Не могут же меня не любить совсем-совсем ни за что! Но потом однажды я поняла: это бесполезно.

На открытом уроке в начале сентября классная задала вопрос:

– Какой фильм у вас самый любимый?

Я сидела на первой парте, поэтому и отвечала первой. Недолго думая, я сказала правду:

– Мне очень нравится фильм «Мэри Поппинс, до свидания!».

Я готова была и отстоять свою точку зрения. Когда классная спросила, что именно привлекает меня в этой картине, я сказала, что мне нравится и книга, по которой он снят, и прекрасная игра актёров. Я могла бы ещё что-то добавить, но спиной уже чувствовала: я говорю что-то не то. Никто не смеялся в полный голос, в спину не летела жёваная бумага, но им мой ответ не понравился. Но почему? Отличный же фильм. Действительно хороший. В результате я стушевалась и сказала:

– Пожалуй, у меня всё.

– Тогда дадим слово следующему.

И понеслась! Мои одноклассники стали называть фильмы, о которых я ни сном ни духом. Одно я понимала: все они иностранные, все они для взрослых и сняты недавно, и там любовь и криминал. Мне вот такое папа смотреть не разрешает. А если мне говорят: «Ты это пока не смотри», – я и не смотрю. У нас в семье это как-то нормально. Дело не только в послушании. Мне действительно нравятся фильмы для детей.

Немного ясности вносила учительница, которая говорила одноклассникам: «Это не фильм, а сериал!», «Твой фильм для аудитории 18+. Почему тебе родители разрешают его смотреть?». Но они всё равно обсуждали хорроры, триллеры, фэнтези, а я сидела как оплёванная на первой парте, боясь обернуться. Я чувствовала вину перед «Мэри Поппинс»: я начала её стесняться.

Потом на перемене одноклассники направились гурьбой в столовую, и я тоже, на некотором расстоянии. Одна из девочек поманила меня пальцем: ты, иди к нам! Ну вот, возможно, налаживается контакт.

– Напомни, как тебя зовут? – спросила она.

Шедший рядом мальчик опередил меня.

– Мэри Поппинс её зовут! – подсказал он, гыкая.

Я только хотела возразить, что меня зовут Саша, как девочка заговорщицки спросила меня:

– А знаешь что?..

– Что? – спросила я, склонившись к ней.

– А ничего, Мэри Поппинс. До свиданья! – И она оттолкнула меня. Не чтобы уронить, а чтобы обидеть.

Как же они смеялись! В столовой я села, конечно, отдельно.

Я помню всех сосновоборских одноклассников по именам, но не хочу их произносить. Я переименовала их в буквы. Так вот, эта девочка была – Икс (Х).

* * *

Я нащупала в кармане кофты открытку, которую принесли Катя и Юля. Это я сперва бухтела: «Зачем вы её подписали?» – а потом стала держать поближе к телу. Поглаживая скользкие, едва различимые выпуклости на бумаге, я испытывала невероятную радость и одновременно жгучий стыд за то, что вспылила.

Я вдруг осознала, что прежде, ну, в прошлой жизни, ни разу не получила открытки. Только от бабушек и тётушек, но не от одноклассников! И, что примечательно, тогда мне и в голову бы не пришло такого ждать.

В прошлом году я заболела в те же даты, только не ковидом, а простудой. Неделю не появлялась в школе – лёжа в кровати, изнывала от соплей. И не то чтобы о визитах с шариками, а даже о простой эсэмэске не мечтала. И когда вернулась после недельного отсутствия, меня не приветствовали ни радостными возгласами, ни даже заинтересованными взглядами. Да попросту никто и не заметил. Только Х., белокурая злыдня, обернулась со своей парты и сказала:

– А, ты вернулась. Я думала, твоего папу-прапора опять куда-то перевели.

– Он не прапорщик, он капитан… – стала я объяснять, но она уже отвернулась.

Так что эта открытка, на самом деле, огромное достижение. Точнее, для Шуры это было бы чем-то из области фантастики, а для Алексы – будет норма. Ну подумаешь, с Вовой К. вышла осечка! Мне зато шарики принесли. Ша-ри-ки. Милые, милые девчонки.

Ковид этот поганый… Сижу тут, беспомощная, куксюсь. А ведь всё так хорошо, меня ждут в школе. У меня всё теперь по-новому. А всё равно себя жалко. Господи, что у меня в голове? Это даже не каша. И хорошо, и плохо. Слёзы всё-таки потекли. Приехали! Надеюсь, никто меня сейчас не видит. Я стала тереть глаза. В кармане, как назло, кроме открытки, ничего.

И вдруг голос прямо над ухом сказал:

– Что-то случилось?

Вот чёрт! Это, значит, он рядом сидит и любуется, как я хлюпаю? Давно ли он подошёл, интересно? Да что там слёзы, у меня уже и сопли пошли. Вообще прелестно!

– Нет. Ничего. Это… спасибо.

– А тебе врача не надо?

– Не надо.

– А то смотри!..

Голос мальчишеский. Участливый. Не басистый, не писклявый. Не знаю, как правильно сказать. Может, бархатистый. Приятный, в общем, голос. А у меня сопли в кулаке. Шёл бы он уже, не хочу позориться.

– На вот салфетку. – Мне в руку ткнулась мягкая бумажка. Я схватила её, стала отирать глаза. Потом скомкала и сунула в карман, но не нашла его с первой попытки. Так и продолжала сжимать салфетку в руке.

– Глаза лечишь, да? Видишь плохо?

– Почти совсем не вижу. – Тут я спохватилась: – Но это пока. Из-за ковида. Скоро, сказали, всё нормально будет.

– Зачем же тогда плакать?

– Я и не плачу.

– Вот и хорошо. – Он сказал это без иронии.

Хватит уже о моих слезах. Я сменила тему: