Принц Лестат

Его пробрала дрожь. Не хотелось даже думать обо всем этом. Лучше никогда никого не любить. Мгновенно забывать ушедших, точно их никогда и не существовало на свете. Жить удовольствиями одной ночи, одной минуты.

Но что, если вампирам и впрямь настало время сойтись вместе, стать тем единым племенем, каким их считал Бенджи? Если пришло время древним и юным встретиться без ярости и без страха?

Рошаманд хохотал при одной мысли о Детях Сатаны и их лицемерных обычаях. Он часто говаривал: «Я пребывал во Крови задолго до того, как родился их бог».

Об этом Эверару тоже думать не хотелось. Пусть жизнь идет своим чередом. Не надо вспоминать сатанинские шабаши и слеты. Забыть навсегда жуткие гимны, посвященные Князю Тьмы.

Ах, но вдруг возможно всем собраться вместе и поклоняться не Князю Тьмы, но одному из нас, нашему князю, нашему принцу?

Открыв айфон, Эверар вызвал на экране приложение, напрямую подключавшее его к передаче Бенджи. Сейчас в Америке программа должна идти полным ходом.

Два часа до рассвета.

Он прикорнул в любимом кожаном кресле, наполовину погрузившись в грезы.

Из динамиков, к которым он подключил айфон, негромко вещал Бенджи, однако Эверар уже не слушал.

Сон: он снова в замке Рошаманда, в огромном и гулком зале, где ярко пылает огонь, а Бенедикт, красавчик Бенедикт, умоляет о разрешении сделать вампиром монаха, известного под именем Ноткер Мудрый – музыкального гения, что день и ночь одержимо пишет музыку: песни, гимны, кантаты и хоралы. Рошаманд, обдумав просьбу, кивает и, передвинув шахматную фигурку, прибавляет: «И все же я не понимаю вас, кровопийц, приведенных из-под власти христианского бога».

«О, господин, Ноткер поклоняется одному лишь божеству: музыке. Господин, о, пусть он будет играть свои мелодии вечно!»

«Сперва сбрей эту его монашескую прическу. И только потом приводи сюда. Твоя кровь, не моя. Но я не потерплю тут вампира с тонзурой».

Бенедикт засмеялся. Ни для кого не было тайной, что Рошаманд несколько месяцев держал его в заточении, чтобы у него отросли волосы, и лишь потом даровал ему Темную Кровь, которую тот принял, как святое причастие. Рошаманд требовал, чтобы все его отпрыски были хороши собой.

Ноткер Мудрый был не просто красив – прекрасен.

Неожиданно Эверара разбудил какой-то шум – мгновенно перенес обратно из знакомого старинного зала с реющими в вышине темными балками и каменными плитами пола.

Резкое чирканье спички. Яркая вспышка, видная даже сквозь сомкнутые веки. Но в его доме не водилось спичек! Он всегда разжигал огонь при помощи Огненного Дара.

Вскочив из уютного кресла, Эверар оказался лицом к лицу с двумя встрепанными, оборванными молодыми вампирами: парень и девушка, глаза безумные, одеты в типичные для отщепенцев джинсы и кожу. Они пытались поджечь шторы.

– Сгори, дьявол, сгори! – выкрикнул парень по-итальянски.

Дико взревев, Эверар вышвырнул вампиршу в окно, разбив ею стекло, и, сдернув горящую штору, набросил ее на парня и поволок его через образовавшийся проем в чернеющий сад.

Оба рычали и сыпали проклятиями. Нападавший вывернулся из-под груды дымящегося бархата и с ножом в руке бросился на Эверара.

Сгори!

Эверар что было сил сконцентрировал в середине лба Огненный Дар и метнул его в несчастного глупца. Яркий огонь вырвался из туловища и мгновенно охватил руки и голову. Рев пламени заглушил отчаянные крики жертвы. Кровь вспыхнула, точно топливо. Молодая вампирша обратилась в бегство.

Однако Эверар настиг ее, когда она перелезала стену, сдернул вниз и вонзил ей в горло клыки. Девушка закричала. Острые зубы разорвали артерию, кровь хлынула в рот Эверару, ударилась о нёбо, захлестнула язык.

И вместе с потоком крови, гонимой бешено бьющимся сердцем вампирши, его затопил поток образов. О да, Голос. Голос велел ей убивать, Голос велел убивать им обоим – паре влюбленных, которую сделал вампирами в темной и грязной подворотне Милана какой-то тщедушный бородатый кровопийца, научивший их красть и убивать. Двадцать лет жалкого существования во Крови, агония – и затем все рассыпалось осколками детских воспоминаний. Белое платьице к первому причастию, запах ладана, многолюдный собор, «Аве Мария», улыбающееся лицо матери, клетчатая юбочка, блюдо с яблоками, их вкус, неизмеримый покой. Эверар присасывался все крепче и крепче, вытягивая из жертвы кровь до последней капельки, пока в руках у него не осталась лишь пустая оболочка, а сердце вампирши не перестало биться, точно вытащенная на берег рыбка.

Взяв из сарая с садовыми инструментами лопату, он отрубил голову девушки и выпил последние капли крови, что еще сочились из перерубленных сосудов. Проблеск сознания. Брр! Он отбросил голову и вытер руки.

Аккуратным лучом Огненного Дара он сжег останки – незряче таращуюся куда-то в ночь голову с разметавшимися черными прядями, одна из которых забилась меж белоснежных зубов убитой, и обмякшее тело.

Дым развеялся.

Мягкий ветерок ранней осени ласкал Эверара, навевал мир и покой.

В безмолвном саду на мягкой траве сверкали осколки разбитого стекла. От крови в голове у Эверара прояснилось, взор обострился, по телу растеклось блаженное тепло, ночь сделалась чудесной и прекрасной. Осколки – как драгоценные камни, как звезды.

Эверар вдыхал аромат лимонных дерев. Ночь вокруг была пуста и безмолвна. Никакие погребальные песнопения не оплачут эту безымянную чету, этих созданий, что могли бы прожить вечность, не попытайся напасть на того, кого не могли и надеяться победить.

– Итак, Голос, – презрительно промолвил Эверар. – Никак не хочешь оставить меня в покое? Ты не причинишь мне вреда, презренное ты чудовище! Ты лишь послал этих двоих на смерть.

Ответа не было.

Он закопал обугленные останки, аккуратно разровнял лопатой землю, сгреб пепел и золу со ступенек и дорожки.

Его трясло. Переполняло отвращение.

Но одно было очевидно: его способность вызывать пламя стала сильней, чем прежде. Никогда еще он не использовал этот дар против другого вампира. Однако сегодняшнее происшествие показало, что в случае необходимости он может это сделать.

Невеликое утешение.

Голос вздохнул. Ах, какой вздох.

– Этого я и добивался, Эверар. Я же говорил тебе, что хочу, чтобы ты убивал их, отщепенцев. Ну вот ты и начал.

Эверар промолчал.

Склонившись на ручку лопаты, он глубоко задумался.

Голос исчез.

Тихий спящий сельский край. На дороге ни машины. Лишь чистый ветерок, блестящие листья плодовых деревьев вокруг да белые лилии мерцают на фоне стен виллы и сада. Благоухание лилий. Чудо лилий.

За морем Бенджи Махмуд не прерывал вещания…