Принц похищает невесту
Шрифт:
– «Дудка» звучит излишне простонародно.
Губы у Сорчи опухли от его поцелуев. Ее веки соблазнительно опускались.
Ее мальчишеский костюм не оказывал никакого влияния на его либидо. Для него она выглядела как женщина, которую только что любили, и ему хотелось снова ее любить.
– Дудкой принцессы это тоже не называют, – сказал он.
– А как они это называют? – с досадой спросила Сорча.
– Принцессы об этом вообще не говорят.
– Ну и глупо! А как же мне задавать тебе вопросы?
– Никак.
– Но мне надо тебя расспросить. В Бомонтани мне, как принцессе, положено
– Не будет.
– Ты не можешь мне это обещать.
На самом деле он как раз мог ей это обещать. Он бросил на нее быстрый взгляд.
– Так что давай, Арну. – Она улыбалась ему, играя ямочками, стараясь уговорить. – Я не стану называть его мужским членом, если не хочешь. Но ты должен рассказать мне то, что я хочу знать. Твоя штука исключительно большая?
– Моя штука… – Окажись рядом стена, Ренье стал бы биться об нее головой. Вероятность победы была бы примерно такой же. – Пожалуйста, ваше высочество, называйте это членом.
– Ладно. Так это правда? Потому что когда мы уходили, Ивлин отвела меня в сторону и сказала на ухо, что ты, похоже, очень щедро одарен, а когда я спросила, что это значит, ответила…
– Да. Он громадный. – Ренье готов был сказать что угодно, лишь бы прервать это обсуждение, прежде чем он будет вынужден продемонстрировать ей свои размеры. И форму. А также правильное использование его… члена. – Если бы все мужчины Европы выложили свои члены на стол, мой оказался бы самым большим.
– Правда?
Боже правый! Она ему поверила!
– Нет.
– Может, и нет, но мне определенно хотелось бы увидеть всех участников этого действа.
Потрясенный, Ренье остановил коня.
Она тоже остановилась.
Он уставился на нее, стройную, сильную и совершенно серьезную.
Увидеть всех участников действа. Ей захотелось посмотреть, как все мужчины Европы шлепнут свои пенисы на стол, чтобы она смогла их оценить.
У него в животе возникло странное ощущение. Оно казалось смутно знакомым, словно он испытывал подобное чувство когда-то очень давно. Звуки вырвались изнутри, словно из земли пробился артезианский источник – сдавленные, надтреснутые, неуверенные. Но они продолжали звучать и становились громче.
Это был смех! Искренний, настоящий смех, который сотряс седло и заставил коня шарахнуться. Смех! Ренье не смеялся так с тех пор, как… Он не мог вспомнить, когда именно так смеялся.
Сорча захихикала, и этот радостный звук заставил птиц закружиться, а кроликов – высунуть мордочки из подземных норок.
Ренье встретился с ней взглядом – и снова захохотал.
– Если мне когда-нибудь удастся… собрать всех мужчин Европы вместе, я разрешу тебе… купить стол, – сказал он сквозь смех.
– Я напомню тебе о твоем обещании.
Наконец он успокоился, вытер слезы и сказал:
– Я не смеялся так уже много лет.
– Не думала, что ты наделен чувством юмора.
Он и сам был этим удивлен. Но еще более удивительной была мысль о том, что Сорча рассмешила его нарочно. Это была совсем не та Сорча, которую он знал мальчишкой. Тогда
кем же она была?– Ты только посмотри на эту дорогу, Арну! Она настолько широкая, что по ней рядом могут ехать двое. – Она повела рукой вокруг. – Посмотри на эту местность! Горы остаются позади, а мы возвращаемся к цивилизации. Когда доедем до Эдинбурга, у нас больше не будет возможности быть вместе.
Ох, нет! Опять! Боже правый, она ведь не пытается снова его соблазнить?
Но она пыталась сделать именно это. И Ренье уже было не до юмора.
– Если тебе что-нибудь втемяшится в голову, ты не отступишься.
Он снова послал своего коня вперед.
Она продолжала ехать рядом с ним, сидя в седле по-мужски. Конь двигался между ее бедрами так плавно, как это делал бы Ренье, если бы… Проклятие! Надо прогнать эти мысли, иначе он кончит. Стараться не думать о том, как он будет укладывать ее к себе в постель и раздевать. Не представлять себе ее округлые формы, белую грудь с веснушками, бледно-персиковые соски и огненные завитки внизу живота, которые приглашали мужчину прикоснуться к ним и, вспыхнув, превратиться в угли.
Судя по той боли, которую Ренье сейчас испытывал, он действительно получил ожог. Он прикоснулся к ней – и их обоих охватило пламя. Ее изумленное, потрясенное, полное страсти лицо подвигло его на еще больший накал пылкости – и глупости.
Только серебряный крест, который она носила на шее, остановил его. Он обжег ему ладонь, и, уставившись на него, Ренье вспомнил, что видел его свечение в самый мрачный момент своей жизни.
– Бабушка всегда говорила мне, что я должна ловить удобный момент.
Сорча сжала кулак, словно ловила что-то. Ловила так выразительно, что Ренье содрогнулся.
– Сомневаюсь, что твоя бабушка имела в виду меня.
– Нет, она говорила обо мне, а я знаю, что нельзя упускать представившуюся возможность. Если бы ты позволил мне поиграть на твоей дудке…
– Может, хватит об этом трещать? – одернул он Сорчу.
Нижняя губа у Сорчи задрожала, а глаза наполнились слезами.
Он почувствовал себя мерзавцем и стал объяснять ей то, чего не стал бы объяснять ни одной женщине на свете.
– Я хотел сказать, что когда ты говоришь об этом, мои интимные части становятся твердыми.
Вытянув шею, она посмотрела на его вздувшиеся штаны:
– Твердыми?
– Да.
Он старался не смотреть на Сорчу, опасаясь, что не выдержит, выпрыгнет из седла и бросится на нее.
А она, конечно, отреагировала со свойственной ей искренней любознательностью.
– Неутоленное желание причиняет мне боль, – добавил он.
Сорча фыркнула.
– Я могу избавить тебя от боли, если…
Он поднял руку, призывая ее замолчать.
– Но если бы я это сделала, – не унималась девушка, – ты бы сейчас ехал совершенно спокойно.
– Нет, мне одного раза мало.
– Правда? – обрадовалась Сорча.
– Утром, днем и ночью, милая моя. Утром, днем и ночью.
– Тогда я рада, что мы едем на постоялый двор. Мы проведем ночь вместе.
Именно на это и рассчитывал Ренье, однако заскрипел зубами, услышав ее жизнерадостное предложение.
– Нам надо воспользоваться возможностью насладиться друг другом.