Принц Полуночи. Трилогия
Шрифт:
— Ни с какого.
— Но как тогда… — Гот осекся и внимательно посмотрел на собеседника: — Или они действительно считают, что ты Азамат?
— Они действительно считают, что я Азамат, — слово в слово повторил Зверь.
— Он в самом деле был их другом с детства?
— С семи лет.
— И ты сумел обмануть их, — медленно, словно не веря, проговорил Гот. Хмыкнул невесело: — Что же стряслось с настоящим Азаматом?
— Он умер.
— Или был убит?
— Или был убит.
— Кто убил его?
— Я.
— Что и следовало доказать, — мрачно произнес Дитрих.
Зверь оставил
— Ты убил человека, чтобы спастись от преследования полиции. Они, в свою очередь, искали тебя, чтобы заставить работать. Если речь шла не о сотрудничестве, следовательно, говорить можно только о принуждении. У них было на тебя что-то очень серьезное?
— Ты сам говорил о «специфической деятельности», — напомнил Зверь.
— Весь вопрос, в чем специфика. — Голос майора стал жестким, как ветер снаружи. — Хватит выкручиваться, сержант. Мне нужно только «да» или «нет». Ты действительно, выражаясь твоим языком, «нормальный человек»?
— Нет.
— Ты преступник?
— Да.
— Убийца?
— Да.
— Кого же ты убил, что так прячешься?
— Многих, — равнодушно ответил Зверь.
— Твою мать! — Гот покачал головой, словно не хотел слышать коротких, безжалостных ответов. Но спросил так же жестко: — Для нас, здесь, на Цирцее, ты опасен?
Зверь молчал.
Гот не ожидал паузы. Собственно, он был уверен, что услышит «нет», потому что иначе быть не могло. В честность можно играть лишь до определенного предела. В небе или на земле — ради спасения своей жизни солгать способен любой.
Но Зверь молчал.
И уже не нужно было ничего говорить.
— Дерьмо, — подвел итог майор.
— Мы все опасны. — Вертолет шел совсем низко над водой, брызги пены оседали на броню. — Все, сколько нас есть. Даже Ула. И я не исключение.
— Слабовато для отмаза.
— Если бы ты боялся меня, мы не разговаривали бы сейчас втроем. Нашелся бы какой-нибудь другой способ узнать правду.
— Почему втроем?
— Потому что «Мурена». Ты прав, Гот, я не психопат, и я не собираюсь убивать людей, по крайней мере, пока мы на Цирцее. Но если встанет выбор между смертью моей и чьей-нибудь еще, я предпочту остаться живым. В этом смысле я опасен. И именно поэтому я не смог ответить на твой вопрос однозначно.
— Ты имеешь в виду, что, если тебя попытаются убить, ты будешь защищаться?
— И это тоже.
— Есть еще варианты?
— Да. Я не стану рисковать жизнью ради спасения кого-то другого.
— Подход разумный. Почему ты не улетел с буровой?
— Когда?
— Когда я приказал тебе улететь. В тот день мы в первый раз столкнулись с бластофитом.
— Это имеет отношение к тому, насколько я опасен для окружающих?
— Ты просто ответь. Зверь пожал плечами:
— Мне хотелось понять… Ты прислушался к моему предупреждению и отослал с буровой людей. А сам остался. Поверил мне, но не улетел. Ты боялся. — Зверь обернулся к Готу. — Тебе было страшно, но ты был готов к бою. Знал, что можешь погибнуть, но… — Он задумчиво перевел взгляд на близкое море. Вздохнул: — Я не понимаю, как это.
— Ты ввязался в бой, чтобы понять, почему я это сделал? — Гот был
в недоумении, — Теперь я тебя не понимаю.— Что тут непонятного?
— Ты ведь тоже мог погибнуть.
— В небе? Нет. Гот, да ты же сам меня спас, не помнишь?
— А ты заранее знал, что я успею выстрелить?
— Не знал. Но пока я летаю, со мной ничего не может случиться.
— А если я решу сейчас, что проще и безопаснее отстрелить тебе голову?
— Не отстрелишь. Во-первых, ты не успеешь перехватить управление. Во-вторых, ты не хочешь меня убивать.
— Почему же?
— Потому что ты тоже веришь мне. Как я тебе, ну, может, чуть меньше. Посмотри. — Зверь кивнул на волны внизу. — Ты заперт в одной машине с убийцей, возможно, с сумасшедшим, который сам признает, что опасен. Ты — единственный, кто знает о том, что я преступник. Ты уязвим, потому что нас двое, а ты в одиночестве. И ты тем не менее разговариваешь со мной. Не боишься. Не стреляешь. Между прочим, мы давно уже идем намного ниже допустимого уровня. Любой другой обгадился бы со страха.
— Я знаю, что летать ты умеешь.
— А это основная причина.
— Причина чего?
— Того, что ты не хочешь убивать меня.
Гот ничего не ответил. «Мурена» низко-низко скользила над морем, почти касаясь пляшущих волн. Потом взмыла вверх и понеслась к буровой, постепенно набирая высоту.
Вот и поговорили. Странный вышел разговор, но со Зверем всегда все странно. Черт бы его побрал! Конечно, майор Дитрих фон Нарбэ далек от трепетной законопослушности, однако ему никогда не доводилось иметь дело с преступниками. Убивать самому случалось. Но одно дело — отнимать чужую жизнь на войне и совсем другое — убивать за деньги или для удовольствия.
Зверь похож на убийцу?
Сейчас кажется, что да. Сейчас, когда все его странности можно объяснять таким образом. Зверь похож на убийцу, потому что производит впечатление человека, видящего жизнь как-то очень по-своему. Однако если подумать, он и преступником должен быть довольно странным. Специфическим. Гот не мог представить себе род деятельности, законной или нет, которая требовала бы такого объема знаний и навыков. Ну ладно, физическая подготовка, владение оружием, знание техники и азов психологии — это действительно может пригодиться. А умение летать куда же вписывать? В какую графу: оружие или техника? В случае Зверя, скорее, в психологию. Полнейший бред, но так оно и есть. И умение воплотиться в собеседника? Он ведь не может делать это сознательно. Здесь кроме него девятнадцать человек. С ума сойдешь, если начнешь задумываться над каждым образом. А Зверь не сумасшедший. Ну, или его безумие совсем не в тех странностях, которые бросаются в глаза. Скорее всего, он «настраивается» на нужную волну инстинктивно…
— Ты ведь так или иначе, но сумел подкупить здесь всех, — вслух заметил Гот. — Где такому учат?
— Меня учили в России.
— Не рядовой убийца. Не психопат-отморозок. Для этого ты слишком грамотно обставился. Ты был тем, кого называют «киллер»?
Черный взгляд, режущий, как опасная бритва. Но даже в бликах на лезвии проблески улыбки:
— Я убивал. Мне платили за это. Зачем названия?
— На кого ты работал?
— На человека, который меня создал.